Тринити - Яков Арсенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Баню снова застеклят, — додумалась Улька.
— Правильно, но уже оконным стеклом, — сказал Макарон. — Мне так ка-этца. Матового стекла в этом городе за три дня они не сыщут с огнем, пояснил аксакал. — А сквозь простое мы отснимем все, что нам по такой жизни надо.
— Неплохо придумано, сынок, — улыбнулась Улька.
Операцию с метеоритным дождем провели грамотно, словно всю жизнь занимались звездными войнами. Все произошло именно так, как спрогнозировал Макарон. Шлак легко сошел за обугленную плоть метеоритов. Крышу элитной бани после стихийного бедствия застеклили временно простым строительным оконным стеклом.
— Теперь они все как на ладони, — приговаривал Макарон и в полной темноте тащил Ульку за руку на крышу «унитаза». — Мы им такое жесткое порно устроим, что мало не покажется! А Ренгача, как гаерного шута, надо повесить на гайтане! — сопел он, одолевая этаж за этажом. — Устроил из лифта курилку!
— Ты же сам ему разрешил, — сказала Улька.
— Разрешил, а что поделаешь, — развел руками Макарон. — Если идея хорошая.
Ульке вспоминала, как вместе с Прореховым они погорели на системе лифтовых кнопок в ДАСе, и всласть похохотала с Макароном, пока поднимались на верхотуру. Отдышавшись, папарацци приступили к работе. Улька собрала свое фотодуло, как снайперскую винтовку с инфракрасным прицелом. Фоторужье стало почти метровым. Макарон из любопытства посмотрел в него. Обзору элитной бани с живым мылом мешал только бетонный выступ, на котором висела оставленная строителями люлька для штукатурных работ.
— Надо вывести в окно пару досок, — подсказала Улька, — чтобы можно было вытянуться и лечь. Тогда все будет видно.
— Попробуем, — согласился Макарон и принялся городить конструкцию. Он отыскал два бруса, связал проволокой и выдвинул их далеко за фрамугу. Потом укрепил все это хозяйство двумя бетонными блоками, как противовесами. Для начала попробовал улечься сам — получилось. Если брусья не рухнули под ним значит, Ульку выдержат точно.
Улька влезла на конструкцию, проползла вперед и велела подать фоторужье. Макарон осторожно протянул ей аппаратуру. Улька настроила оптику, навела ее на объект и приступила к съемке. Сквозь стекла было хорошо видно, как Платьев нежился в кабине в приятной близости с Додекаэдром. Девушки терли их пахучими маслами. В других комнатах занимались подобными интимными беседами еще несколько пар. В бассейне в окружении стайки пацанов плавали Мошнак и Шимингуэй. Фоминат сидел у кромки бассейна с человеком от специальных подразделений бытия. За Фаддеем, осклабясь, бегал заместитель мэра Гладков. Сам Беломырин осовело отслеживал с пива какую-то тоску по девятому каналу.
Улька работала не покладая рук. Макарон держал ее за ноги, как тачку. Увлекаясь, она продвигалась вперед, чтобы достать точку, с которой вынимались солидные крупные планы.
Отработав кассету, Улька перезарядила аппарат и передала Макарону заполненный электронный носитель, едва дотянувшись до его руки из неудобной позы.
— Может, хватит? — спросил он ее. — Не фотоальбом ведь собираемся выпускать. И уж больно здесь скользко. Не ровен час, упадешь.
— Будь спок, — сказала Улька. — Сейчас Платьев как раз вышел в бассейн к мальчикам.
— Ну давай, доснимай его и валим, — торопил Ульку Макарон.
— Погоди, тут такая групповуха начинается! — сказала фотоснайпер и подалась еще дальше вперед. Ее ноги, находившиеся в начале съемки по эту сторону окна, были уже на той. Она и не заметила, как оказалась снаружи почти вся.
Приспособление качнулось, перевешиваясь наружу. Брусья имели ширину, достаточную, чтобы чувствовать себя уверенно, только немного расходились в конце.
— Ну, все, давай обратно, — заволновался Макарон.
— Ползу, — сказала она. — Возьми ствол.
Макарон потянулся за аппаратом.
— Ну, что у вас тут? — cпросил взобравшийся на площадку Прорехов.
От резкого окрика Улька упустила лямку, и фотоаппарат заболтался в воздухе. Улька потянулась за ним, опершись всем телом на один брус, который тут же съехал вниз и развернул Ульку перпендикулярно себе.
— Спокойней, Уля, спокойней, — контролировал ситуацию Макарон. — Я доползу до тебя и затащу сюда.
— Сначала втащи аппарат, — посоветовала она ему.
Прорехов не смел пошевелиться и молча наблюдал. Он онемел, потому что боялся спугнуть заведенный тут порядок. Да и чем он мог помочь? Не было ни надобности, ни возможности.
— Конечно, Уля, сначала аппарат, — согласился Макарон, — он же ближе ко мне.
— А потом разверни меня, — сказала она. — И я сама вползу назад.
— Хорошо, — следовал ее советам Макарон.
Прорехов продолжал тихо наблюдать за происходящим. Луч прожектора разрезал пополам придуманную Макароном конструкцию и углом уходил в темнеющую пустоту. Свет растворялся во тьме, не доставая дна.
Пока Макарон тянулся за ружьем, железобетонный противовес под двойной нагрузкой ушел в сторону. Вползая назад, Макарон не заметил, как окончательно сбил его. Это увидел Прорехов и бросился удерживать корпусом поднимающийся в горизонтальное положение брус.
Улька ойкнула. Теперь она висела на брусе, придавленном к полу Макароном, а второе пустое бревно от перевертывания удерживал Прорехов.
— Брось его на фиг, это дурацкое бревно, и помоги мне! — скомандовал Макарон.
— А ее оно не зацепит? — спросил Прорехов.
— Вроде нет, — прикинул Макарон.
Прорехов отпустил свой ненужный брус, и тот загремел, падая. Страшный грохот где-то внизу сотряс тишину.
— Теперь забери аппарат, — попросил его Макарон.
— Я не смогу пройти на ту сторону, — предупредил Прорехов Макарона. Разве что прямо через тебя.
— Перелезай, — поторопил его Макарон, — только быстрее.
Прорехов перевалился через Макарона, забрал ствол и вернулся на площадку. Все шло нормально. Теперь Макарон спокойно удерживал второй брус, а Прорехов, потянувшись к окну, готовился помочь Ульке влезть обратно. Он подошел к проему так близко, что получилось почти лицом к лицу с Улькой, только он стоял здесь, а она висела там.
— Ну что? — неожиданно перевела тему мероприятия в другое русло Улька. — Теперь будешь увиваться за другими? — спросила она Прорехова, улыбаясь.
«А не сбе…гать ли тебе лучше в ла…вку?» — решил произнести Прорехов, поскольку ничего нового придумать было просто не успеть.
Может, все и получилось бы, как всегда, но никто не знал, что творится в голове у Ульки. То ли она вспомнила, как пугала Прорехова прыжками из окна ДАСа, чтобы он перестал заниматься ерундой, то ли на морозе у нее ослабли руки, но, так или иначе, она не проявила никакого интереса к приближающемуся Прорехову. «Занятно, что он по-прежнему уверен в том, что закончится по-его? — мыслила Улька. — Интересно, что он ответит сегодня? Опять скажет: «А не сбегать ли лучше в лавку?» Теперь бы это прозвучит просто глупо. Все давно перестало быть смешным. От такого бесконечного юмора, кроме усталости, ничего не осталось».
Все эти мысли, возведенные в степень, полностью овладели Улькой. На секунду она вообще забыла, где находится. И когда Прорехов протянул ей руку, она просто разжала свою.
Чтобы ничего не видеть, Макарон разбил булыжником прожектор и бросился в шахту лифта. Через несколько секунд полета с высоты он приземлился на многослойный батут и долгое время не мог остановить все подкидывающие и подкидывающие его вверх жесткие плетеные сетки. Батут качал его настолько долго, что Прорехов, спотыкаясь и грохоча, летевший вниз по лестнице, оказался у места падения Ульки быстрее.
Улька родилась не в сорочке. Ее угораздило упасть не в лифтовую шахту. Прорехов нашел ее у подножия «унитаза». Она лежала, как бы стесняясь своего положения. Из-под комбинезона выпросталось белое свадебное платье. Зачем она напялила его на себя, было непонятно. Прорехов схватился за голову и стал отступать в темноту, надеясь упрятаться в ней. А жизнь во всем своем величии и трагизме осталась на месте.
Подбежал Макарон.
Улька с улыбкой лежала на снегу и не понимала, где находится.
О случившемся Макарон сообщил Артамонову, Деборе и всем остальным. Вызвали реанимацию. Приехали врачи и определили, что потерпевшая скончалась еще в полете. От разрыва сердца.
На место происшествия прибыл следователь и начал всех опрашивать.
Ульку увезли в морг первой городской больницы.
Дача показаний для Прорехова и Макарона была единственным способом облегчиться. Меж собой они разговаривать не могли. А рассказывать все кому-то и просто так не поворачивался язык, настолько с Улькой все получилось неожиданно.
— Что вы делали с ней там, наверху? — спрашивал следователь Макарона.
— У нее была мечта — снять город с высоты птичьего помета, — отвечал Макарон.