Антология мировой фантастики. Том 5. Контакт. Понимание - Стэнли Вейнбаум

— Разоружите его, — приказал Бордмен.

Оттавио и Дэвис держали Мюллера. Рейнольдс и Гринфильд обыскали его карманы. В одном из карманов Гринфильд нашел маленький металлический шарик с квадратным окошечком.

— Больше вроде бы ничего нет.

— Проверьте досконально.

Проверили. Мюллер с застывшим лицом и окаменевшими глазами оставался неподвижным. Как человек, стоящий на коленях перед плахой. Наконец, Гринфильд доложил:

— Ничего.

— В одном из верхних коренных зубов у меня ампула уриефагина. Я досчитаю до десяти, раскушу ее и растворюсь прямо перед вами.

Гринфильд подскочил к Мюллеру сзади и схватил его за челюсть. Бордмен остановил его:

— Не надо. Он шутит.

— Но откуда мы можем знать…

— Оставьте его, отойдите, — он показал рукой. — Встаньте там, в пяти метрах от него, и не подходите, если он не будет двигаться.

Они ушли с явным удовольствием, не скрывая, что с радостью выберутся из зоны действия полного излучения Мюллера. Бордмен, находившийся в пятнадцати метрах от него, чувствовал только мимолетные укусы боли. Не подходя ближе, он сказал:

— Теперь можешь встать. Только прошу тебя, никаких лишних движений. Честное слово, мне это крайне неприятно, Дик.

Мюллер встал. Лицо у него почернело от ненависти. Но он молчал.

— Если это будет необходимо, — проговорил Бордмен, — мы обольем тебя застывающей пеной и перенесем, как куклу, на корабль. Если понадобится, ты останешься в ней на все время полета. В ней же встретишь инопланетян. Совершенно беспомощный. Я не хотел бы этого делать, Дик. Альтернативой может быть только твое согласие сотрудничать. Сотрудничать добровольно. Сделай то, о чем мы просим тебя, помоги нам в последний раз.

— Чтоб у тебя заржавели все потроха, — ответил Мюллер почти безразличным тоном. — Чтоб ты жил тысячу лет, окруженный одними червями. Чтоб ты задыхался от собственного самодовольства и никогда не сдох.

— Помоги нам по своей воле.

— Сажай меня в вашу колыбельку, Чарльз. Иначе я убью себя в первую же удобную минуту.

— Каким негодяем я должен тебе казаться! Но я не хочу забирать тебя отсюда силой. Пойдем по-хорошему, Дик.

Мюллер едва не зарычал в ответ. Бордмен вздохнул. Это был вздох нерешительности. Он повернул голову к Оттавио.

— Давай колыбель из пены.

Раулинс, который стоял как в трансе, внезапно начал действовать. Он выхватил из кобуры Рейнольдса пистолет, подскочил к Мюллеру и сунул ему оружие в руку.

— Вот, — прохрипел он. — Теперь ты хозяин положения!

Мюллер посмотрел на пистолет так, как будто никогда его раньше не видел, но его удивление длилось только миг. Умелым движением он схватился за рукоять и положил палец на курок. Оружие этого типа было хорошо известно ему, хотя из-за модификации оно немного изменилось. Молниеносным выстрелом он мог убить их всех, или себя. Мюллер начал пятиться с таким расчетом, чтобы они не зашли с тыла. Палкой, укрепленной на ботинке, он проверил стенку и, когда убедился, что она крепка, оперся о нее спиной. Потом описав пистолетом полукруг, охватывающий всех, приказал:

— Встаньте в ряд так, чтобы я всех видел.

Его развеселил унылый взгляд, которым Бордмен одарил Раулинса. Парень был ошеломлен, Как будто его неожиданно разбудили. Терпеливо ожидая, пока все выстроятся в ряд, Мюллер поразился своему спокойствию. Он заметил:

— У тебя жалкая мина, Чарльз. Сколько тебе теперь лет? Восемьдесят? А ты бы хотел прожить еще лет семьдесят, восемьдесят, девяносто, я так думаю. Ты распланировал себе всю карьеру, и этот твой план, наверное, не предусматривает твоего конца на Лемносе. Спокойно, Чарльз. И выпрямись. Ты не разбудишь во мне жалость к располневшему старичку. Я знаю эти штучки, ты полон ими так же, как и я, хотя эти мышцы выглядят у тебя очень хлипкими. Ты даже здоровее меня. Выпрямись, Чарльз.

— Дик, — хрипло сказал Бордмен, — если это тебя может успокоить, убей меня. А потом иди на корабль и сделай то, что от тебя требуется. Без меня свет как-нибудь простоит.

— Ты это серьезно?

— Да.

— Может, и правда, — проговорил Мюллер задумчиво. — Ты, хитрая старая дрянь, предлагаешь мне обменную торговлю! Твою жизнь за мое сотрудничество! Но ведь это никакой не обмен. Я не люблю убивать. И не буду удовлетворен, если убью тебя. Проклятие и так будет висеть надо мной.

— Я оставляю свое предложение в силе.

— А я отвергаю его. Если я убью тебя, то не потому, что заключил с тобой договор. Еще более вероятно, что я сам себя убью. Знаешь, я ведь в глубине души порядочный человек. Конечно, несколько неуравновешенный, но порядочный. И уж скорее выстрелю из этого пистолета в себя, чем в тебя. Ведь это я страдаю. И могу покончить со страданиями.

— Ты мог бы это сделать в течение всех девяти лет. В любую минуту. Но ты жив. И ты использовал всю свою ловкость и хитрость, чтобы выжить в этой бойне.

— Да, но это было нечто иное! Какой-то абстрактный вызов: человек против лабиринта. Проба сил, хитрости. Ловкости. А теперь, если я убью себя, я перечеркну твои планы. Оставлю человечество с носом. Ведь я необходим, как ты говоришь? Какой же способ лучше заплатить человечеству я найду?

— Мы очень сожалеем, что ты страдаешь, — сказал Бордмен.

— Без сомнения, вы горько плакали надо мной. Но вы не сделали больше ничего. Вы дали мне тихонечко уйти, изболевшемуся, испорченному, нечистому, а теперь я могу освободиться. Это действительно не убийство, а только месть.

Мюллер улыбнулся. Он отрегулировал пистолет на самый тонкий луч и приставил ствол к груди. Осталось только нажать на спуск. Он окинул взглядом их лица. Четверо солдат вовсе не были растроганы. Раулинс все еще пребывал в состоянии шока, только Бордмен был явно напуган и обеспокоен.

— Я мог бы сперва убить тебя, Чарльз. Чтобы дать урок нашему молодому другу… Наказать за подлость смертью. Но это бы все испортило. Ты будешь жить, Чарлз. Ты вернешься на Землю и признаешь, что этот необходимый человек смог ускользнуть из твоих рук. Что за темное пятно на твоей карьере! Полный крах твоей самой важной миссии. Такова моя воля. Я упаду здесь мертвый, а ты обретешь то, что от меня останется, — и он положил палец на курок. — Раз. Два.

— Нет! — закричал Бордмен. — Ради бога…

— Ради человечества, — закончил Мюллер. Он рассмеялся и не выстрелил. Пальцы его обмякли. Он небрежно бросил пистолет в сторону Бордмена. Тот упал почти у самых ног старика.

— Колыбель! — закричал Бордмен. — Скорее!

— Не беспокойся, я пойду сам, — сказал Мюллер.

Раулинсу нужно было какое-то время, чтобы это понять. Сперва они должны были выбраться из лабиринта, а это оказалось весьма трудно. Даже для Мюллера, их проводника, это было тяжелым заданием. Как они и предполагали, ловушки при выходе из лабиринта действовали иначе, чем при входе. Раулинс все еще опасался, что Мюллер ни с того ни с сего попытается броситься в какую-нибудь убийственную ловушку. Но Мюллер, по-видимому, хотел выйти из лабиринта целым и невредимым не в меньшей степени, чем все остальные. Бордмен, что самое удивительное, это знал. Хотя он и не спускал с Мюллера глаз, но предоставил ему полную свободу.