Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

— О войнах нечетко сформулировано, и почему бы тут не сослаться на Сталина? — подхватил эстафету Молотов. — О формах перехода к социализму. Социалисты у власти в Англии, Норвегии, Швеции, но это не путь к социализму. Вывод: «в прочный мир» без диктатуры — это упрощение.

Отец молчал, он заранее заручился поддержкой большинства.

— Мы отталкиваем массы, твердя: «Вот придем и начнем вас резать», — возразил Микоян. — Если не с социал-демократами, то с кем держать единый фронт? О не неизбежности войны правильно сказано.

— То, что Каганович говорил, у меня тоже отчеркнуто, — подал голос Ворошилов и тут же сменил тональность. — Держаться за старое нельзя. Положение доклада уживается с ленинскими мыслями.

— Мы можем предотвратить войну, — поддержал отца Маленков, он о том же самом говорил еще в 1954 году, — о парламентском переходе к социализму — правильно.

— Надо ли ставить эти вопросы? Они поставлены своевременно и правильно. — (Это уже слова Булганина.)

— Считаю постановку вопроса правильной, — вторит ему Сабуров.

— Существо доклада — правильно, не обязательно всем тыкать в лица «диктатурой пролетариата», — начал свое выступление Суслов. — И гражданская война не обязательна. Утверждать так, значит проявлять сектантство. Новая обстановка толкает нас к контактам с социалистами. Надо вносить новое.

— На старые формулы ссылаться нельзя, вопросы изложены правильно, — поддержал отца Первухин.

— Согласен с основными положениями доклада. Фатализм войны отвергаем. Товарищ Каганович не прав, — примкнул к отцу Шепилов.

— Легче всего повторять старое. Это духовное убожество, — рубил сплеча Кириченко.

— Постановка в докладе смелая и революционная. Ленин не случайно говорил о мирном пути развития революции, — подвел теоретическую базу Поспелов.

Аристов и Шверник тоже поддержали отца.

— Стремлюсь смягчить свои поправки, — сдал назад Каганович. — Но надо ли отменять марксистское положение о неизбежности войн? Нужно еще поработать над разделом о «революции» и «эволюции». Замечания учесть при работе над докладом и доложить. Все, что говорили, меня устраивает.

Молотов отмолчался.

Отец поставил доклад на голосование. Проголосовали единогласно «за».

Отец победил.

Съезд, вслед за отцом, выбрал мир, проголосовал, что мы более не считаем войну неизбежным способом разрешения противоречий между двумя системами — социализмом и капитализмом.

Отмена тезиса о неизбежности военного столкновения двух систем делала поворот к миру не только желанным, но и практически осязаемым.

Революция, вооруженное восстание как единственно возможный способ смены капиталистического строя социалистическим тоже переставала считаться единственно правомерной. На ее место приходили выборы в буржуазные парламенты, которые в недавнем прошлом приравнивали к предательству.

Высший форум партии своим авторитетом санкционировал новый подход к отношениям между двумя мирами, превратил ересь в «новое слово в развитии теории марксизма». Теперь и мирное сосуществование, и сокращение вооруженных сил, и переговоры на Западе и Востоке из области тактических уловок в борьбе с империализмом переходили в стратегическую линию политики Советского Союза. И как следствие, сразу после съезда, на Совещании представителей коммунистических партий — они съехались в Москву тоже по предложению отца — решили ликвидировать Коминформ, созданный Сталиным в 1947 году. Вместо него, бюрократически-полицейского, по словам отца, органа, учредили научно-теоретический журнал «Проблемы мира и социализма». Редакция журнала разместилась не в Москве, а в Чехословакии, в Праге.

После отстранения отца от власти журнал превратится в последний оплот коммунистов-реформаторов.

Современному читателю происходившие в 1956 году баталии кажутся несколько наивными, но тогда слова отца прозвучали откровением и отозвались многоголосным эхом — одни вздохнули с облегчением, другие шептались по углам о его ревизионизме. Хуже обвинения в те ранние послесталинские годы и придумать невозможно. Еще недавно за ревизионизм судили, и судили безжалостно. Конечно, в открытую отца ревизионистом никто не называл, он же глава партии. По сути, отец и был ревизионистом, ревизия тормозящих развитие общества догм — это и есть реформа. В этом смысле ревизионист и реформатор — слова-синонимы.

Вот только в советском лексиконе они звучали антонимами.

Возведение в закон тезисов о мирном сосуществовании двух систем, о возможности предотвращения войн в современную эпоху, о мирном переходе к социализму, на мой взгляд, явление не менее значимое, чем разоблачение преступлений Сталина.

Парад к съезду

Мне открытие съезда запомнилось не только отчетным докладом отца, но и несостоявшимся в его честь военным парадом. Мой друг и одноклассник по московской 110-й школе Борис Агеев тогда учился в Авиационной инженерной академии имени Николая Егоровича Жуковского. Третьекурсники, заваленные лабораторными и курсовыми работами по физике, механике, химии, мы почти потеряли друг друга из вида, встречались урывками. В одну из редких встреч, в конце декабря, Борис похвастался: маршал Жуков приказал в честь открытия XX съезда устроить на Красной площади военный парад, и его назначили в парадный расчет Академии.

Борис чувствовал себя на седьмом небе, еще бы — первый в его жизни парад.

— Вот только ноги мерзнут на тренировках, — пожаловался Борис, — мы маршируем в легких ботиночках на Центральном аэродроме, а там ветрище, мороз. Теплые сапоги обещали выдать, но у интендантов руки не доходят.

Затея с парадом в честь съезда понравилась и мне. Я тем же вечером во время прогулки поделился новостью с отцом. Не забыл и о мерзнущих ногах. Он моего восторга не разделил, промычал в ответ, что партийный съезд и военный парад не очень-то сочетаются.

Через какое-то время, снова во время прогулки, отец невзначай заметил, что Жуков действительно задумал «парадное» приветствие съезду, «но мы его поправили», запомнил я слова отца.

— Скажи Борису, пусть не беспокоится, ноги больше мерзнуть не будут, — улыбнулся отец, увидев мою расстроенную физиономию.

Борис при встрече пожаловался, что кто-то отменил парад и тренировки прекратились. Я ему ничего не ответил.

«Секретный» доклад

Утром 15 февраля 1956 года начались прения по отчетному докладу. Они шли по давно заведенному порядку: ораторы повторяли и иллюстрировали примерами положения отчетного доклада, затем секретари обкомов рапортовали об успехах областей, министры — своих министерств, просто делегаты делились личными достижениями, и все они в меру говорили о недостатках, которые они же в скором времени и устранят. Только Микоян в паре абзацев своего выступления осторожно посомневался в обоснованности некоторых сталинских репрессий. Зная о предстоящем «секретном» докладе, он «проявил смелость», как говорится, отметился. Делегаты съезда, ничего еще не ведая об ожидавшем их «сюрпризе», Анастаса Ивановича не поддержали.