Томный дух болотного зверя - Роман Яньшин

— Почему я здесь, ты, наверное, догадываешься. Болото погубило всех, с кем я в леса отправился, и, теперь, меня подозревают в убийстве этих людей, — словно я их убил. А ты-то как тут оказался?

— Дурацкий случай, — махнул рукой Буба, — Хотя, могу рассказать, если интересно.

— Валяй, все равно делать нечего, — усмехнулся Виктор.

— Дурацкий случай, — еще раз повторил Буба и покачал головой, — Раз интересно — слушай. Дочке моей исполнилось семнадцать лет, а подарка стоящего я не подарил. Купить было не на что…

Бедственное положение семьи Бубы напомнило Виктору об Этне и Алексее, — пьянство, — неизменный бич русских людей, — все одинаково.

— Подарил, помню, какой-то гребешок. Что это за подарок на день рождения?! И, вот, выхожу утром на автобусную остановку. Надо было на биржу труда съездить, пособие по безработице получить. Гляжу, какая-то женщина оставила на лавочке, под навесом, коробку с картинкой на ней проигрывателя этих… дисков…, кино на них можно смотреть.

— Ди-ви-ди, — подсказал Виктор.

— Точно! Причем не такого, который к телевизору подсоединяется, — телевизор-то у нас совсем плохонький стал, а прямо с экраном… Оставила, значит… Сама же к киоску Роспечати отправилась, — за несколько метров от лавки. Не знаю, молния у меня в мозгах какая-то пронеслась. Думаю: вот это был бы подарок дочери! И я, дурья башка, схватил эту коробку и побежал. Парень какой-то, на остановке, заметил и крикнул: держи вора! Я же, в тот момент, волновался сильно, и ничего вокруг не замечал, включая и того, кто мне подножку поставил. Запахал, я, значит, носом по асфальту. А тут вдруг менты нарисовались. Наверное, где-то рядом, случайно были. Коробка та ударилась об асфальт, и из нее вылетели на тротуар не диски, и не проигрыватель, а, чего бы ты думал?

Виктор пожал плечами и вопросительно взглянул на Бубу.

— Сухое дерьмо! Оказывается, эта дама на дачу собралась, в пригород. Ей надо было удобрения довезти. Думала — гадала: в чем? Подвернулась коробка от проигрывателя, — удобная, с ручкой. Сперва, менты, видя, как я это ее сухое дерьмо, плача в захлеб, горстями обратно в коробку засыпаю, предложили ей меня отпустить. Ущерб, мною нанесенный, уж больно мал оказался, и на кражу не тянул, в лучшем случае — все это походило на мелкое хулиганство. Но дама — ни в какую. Заявление написала и не забирает. Говорит, а если она в следующий раз настоящую электронику повезет? Пусть меня посадят, дабы впредь не повадно было. С тех пор и не решили, что со мной делать — сажать или отпустить, вот и болтаюсь в СИЗО. К тому же, я, по пути до ментовки, умудрился паспорт потерять. Может, там, на остановке выронил. Потерял и — потерял. Всем теперь говорю: стукнулся тогда сильно головой об асфальт, и память отшибло. Документов — нет. Где живу, есть ли родственники, кто я — не помню. Для всех я теперь — Буба — кислый лимон. Врачи, менты, как меня опять увидят, сморщиваются, словно им и вправду лимон на язык положили. А-а-а, говорят, Хуба — Буба, ничего не вспомнил? Нет, говорю… Жене с дочкой, без меня, наверное, лучше.

Они присели на нары, и Виктор достал еще один бычок из заначки. Потянулся дым, и потянулось время…

Прошло без малого полгода, прежде чем Виктора освободили за недостаточностью улик против него. Если быть точнее, то улик следователь не нашел вообще. Были прочесаны лагерь экспедиции и близлежащие окрестности, — ничего. Упавшие палатки, брошенный скарб, замершие, и еще не разграбленные местными жителями, машины, аппаратура, личные вещи участников экспедиции, документы, — и все. Если когда-то здесь и были какие-то следы борьбы — их уничтожила осенняя непогода. В остальном — тоже пусто — ни орудий убийства, ни, тем более, трупов. У членов следственной группы вообще сложилось такое впечатление, что люди пропали, испарились… Поэтому-то, кстати, все и шло неимоверно долго, ибо, в отличие от оперативной работы, произведенной очень быстрыми темпами, бумажная волокита, и так имея куда меньшую скорость своего продвижения, в один прекрасный миг вообще «замерзла», и растаяла, очевидно, лишь по какой-то счастливой случайности.

Съездив, первым делом, в Вологду, и успокоив родителей (дескать, со мной все в порядке и жизнь продолжается), Виктор вернулся обратно в Череповец и смыл с себя тюремную грязь — в прямом и переносном смысле.

Очистившись, таким образом, он начал обдумывать то самое продолжение жизни, о котором сказал матери и отцу.

Как ему сразу стало ясно, в данном отношении существовал один серьезный изъян — отсутствие работы (на старом месте его посчитали без вести пропавшим и, в связи с этим, сократили, причем сейчас на автобазе пока больше никто не требовался, новый же источник дохода надо было еще поискать).

Хорошо хоть, в тайничке стенного шкафа сохранились его скромные сбережения и остатки выданных Купером денег.

Убрав в квартире полугодичную пыль, Виктор сходил в сбербанк и, погасив коммунальные долги, тут же, «не отходя от прилавка», отправил энную сумму для Юлиной матери, — причем упросил кассиршу представить все, — будто бы это от них двоих с Юлей.

Парень решил проворачивать подобные операции каждые три месяца, начиная с сегодняшнего дня, ибо не был готов к тяжелому разговору с родительницей девушки и надеялся оттянуть его, благодаря подобным уловкам, причем, — на как можно более долгий период. Ведь, та, купившись на обман, непременно подумает, будто ее дочь до ныне здравствует и по-прежнему трудится где-то, стремясь обеспечить мать и своего нерадивого брата средствами к существованию.

Собственно, кроме своих проблем, его сдерживала в данном отношение и забота о здоровье самой женщины: от известия о смерти дочери ей могло стать еще хуже, чем было.

Потом Виктор надел свой лучший костюм и поехал в Санкт-Петербург. Требовалось узнать, как там у него обстоят дела с университетом.

В университете его приняли достаточно радушно. Зав. кафедрой позволил ему защищать диплом и сдавать экзамены, когда тот будет готов. Единственной неприятностью оказался разговор с ректором Цукерманом. Виктор добился у него аудиенции и спросил, может ли он надеяться, что ему выплатят те деньги, или хотя бы их часть, которые Купер обещал за работу водителя в его экспедиции. От Цукермана последовал ответ, который парень, в глубине души, и ожидал услышать. Константин Сократович объяснил ему все просто и без утайки, сказав, что если у Виктора с Купером и был какой-то договор насчет работы и гонорара, то он умер вместе с этим человеком. Да, видать старуха предвидела конец их похождений, вот почему требовала с Купера деньги вперед!

Финансы, как говорится, пели романсы. Тем не менее, Виктор не остановился. Он окончил институт, защитив дипломную работу на четыре балла, и сдав, государственные экзамены на пять.

Цукерман поздравлял всех студентов, выпущенных в этом году. Только выпущенных… без диплома. Всем дали какую-то жалкую справку о их высшем образовании, с полуслепой печатью и неразборчивой подписью, объяснив, что университет не может предоставить им заветных «корочек», ибо типография задерживает выпуск бланков. Бланки будут месяца через три — четыре. По истечении этого срока, выпускники, живущие в Петербурге, смогут забрать свои дипломы лично, у остальных же есть выбор, — либо они доберутся до города на Неве и получат их самостоятельно, либо же им доставят все по почте…

Виктор сразу же выбрал почту и отправился домой, хоть и с пустыми руками.

Следуя от одной станции метро к другой, он вдруг заметил в проходе между ними скромно стоящего старичка, уже явно неподсудного возраста, держащего в руках картонку с надписью:

ДИПЛОМЫ, АТТЕСТАТЫ НЕДОРОГО

«Так вот, значит, почему типография задерживает выпуск бланков»! — огорчился парень, — «Не успевают печатать, все налево уходит».

С тяжелыми мыслями о продажности всего в мире Виктор приехал в Череповец. Город встретил его одним — единственным мутно — желтым глазом мигающего светофора.

— О чем мигаешь? — спросил его Виктор. — Хочешь сказать — я вернулся к папочке? И Он обо мне позаботится?!

Случай с дипломными бланками в институте и старичком в Питерском метрополитене отбил у Виктора всю охоту работать по присвоенной ему специальности: психолог — консультант в социальной сфере. Да и работать в Череповце по этому профилю было практически негде, только в милиции, с жалким окладом и командировками в горячие точки, а так же в пожарке (Государственной Противопожарной службе), — абсолютно бесперспективно спать с пожарными, наедая живот полагающимся пайком. Судя по рекламным газетам, в Питере с подобными специалистами дело обстояло иначе — психологи-консультанты требовались десятками, на высокие оклады, но Питер был далеко, а жить надо было здесь.

И Виктор начал жить. Он окрестил свой новый образ жизни — стадией куколки. Запершись в своей квартире, словно в коконе, и живя на деньги, оставшиеся после всех трат и покупки дешевого компьютера (наконец-то компьютера!), парень стал строчить роман в жанре мистического триллера, под названием: «Болотный зверь».