Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

просто смотрел в одну точку, будто видел там невидимое для всех остальных. Хаттусили всё чаще думал, что во время осады Трои друг получил такую рану в душе, что заживёт она нескоро.

Тем временем церемония в храме шла своим чередом. Жрецы принесли в жертву Богу Грозы овец из стада, принадлежащего храму. Далее следовал рассказ о том, как Бог Грозы победил Змея.

Жрецы Бога Грозы читали священный текст о великой победе, что одержана была в давние времена над злом. А победили Змея не только бессмертные боги, но и смертный, простой человек из несили.

— Околдованный Инарой,

Змей без чувств свалился наземь.

Человек его связал,

Змея он не испугался.

Разом Змей лишился силы,

Волшебство его пропало.

Тут Инара закричала

Бог Грозы! Явись сюда!

И сразись скорей со Змеем!

Словно отвечая молитвам жрецов, небо пополам разрезало молнией. Вспышка света на миг разорвала темноту. А потом загремел гром. Вслед за ним по крыше храма застучали первые дождевые капли.

Жрецы и прихожане разом охнули. Бог Грозы услышал их, он знает о молитвах смертных, он услышит просьбы людей.

В дверях храма появился человек. Его одежда была в пыли, видно, что он проделал далёкий путь, прежде чем попасть в Нерик. Он сходу подошёл к Хаттусили и что-то шёпотом сказал ему. Хаттусили тут же вышел с ним на улицу.

Вернулся он совсем скоро. Подошёл к Хастияру и негромко сказал ему:

— Выйдем отсюда. Есть важные новости.

Хастияр подчинился и пошёл следом за ним. Они вышли из храма на улицу. Хаттусили притворил дверь, дабы никто из прихожан не видел их.

— Только что приехал гонец из столицы. Верные люди сообщили, что Урхи-Тешшуб идёт на нас. Он узнал о нашем собрании, и идёт походом на Нерик. Сказал, что разрушит город Бога Грозы, но помешает нам!

— Идёт самолично? — нахмурился Хастияр.

— Нет. Послал Сиппацити.

Хастияр стиснул зубы. Сиппацити, сын Армадатты, нынешний «главный виночерпий», главнокомандующий царским воинством, правитель города Самуха, был давним недругом Хаттусили. Ещё при жизни Муваталли интриговал против него, даже судился, но суд проиграл и был сослан на Алаши.

Урхи-Тешшуб вернул его, как возвращал всех обиженных отцом и дядей. Возвысил.

Дождевые капли превратились в сплошной поток воды. Он заливал под кровлю храма, брызгал на одежду, тёк по щекам, словно слёзы. Хастияр подставил лицо под струи дождя. Стало холодно. Гроза разбудила в нём воспоминания об ужасе, пережитом однажды в подземном святилище Вилусы.

Тогда Хастияр спросил:

— Что ты намерен делать?

Друг детства стал непохожим на самого себя. Он внезапно отбросил осторожность и сомнения, ответил Хастияру с несвойственным ему ожесточением:

— Я поставил нашим царём этого сына шлюхи, чтобы не нарушать законы предков. Я же его и свергну!

Хастияр на мгновение решил, что сейчас Бог Грозы поразит их молнией. Нет, ничего не случилось. Наоборот, у Хаттусили словно крылья за спиной выросли. Будто гроза придала ему сил, сделала способным на необычные поступки.

Он положил Хастияру руку на плечо и сказал:

— Пойдём со мной.

Тот не успел ответить. Скрипнула дверь. Хаттусили непроизвольно вздрогнул, будто уже ждал убийц, подосланных лабарной.

На пороге храма появилась Пудухепа.

— Почему вы сбежали? И под таким ливнем стоите? Что случилось?

— Давай зайдём, — усмехнулся Хастияр.

Хаттусили быстро пересказал жене донесение вестника.

Несколько месяцев прожил Хастияр в одном доме с семьёй лучшего друга. Но иной раз не понимал, как ему следует относиться к Пудухепе. Как к жене друга, при которой не обо всём поговоришь? Может, в ней стоит видеть просто родню жены, и вести семейные разговоры?

Но нынешние бурные события навели его на мысли, что Пудухепа стала просто ещё одним его другом, третьей в их компании. Иной раз они оба что-то вспоминали из детства и юности, а потом удивлялись, почему это Пудухепы там с ними не было.

Он внимательно следил, как она воспримет весть. По лицу женщины на мгновение пробежала тень, но она осталась спокойной.

Хаттусили рисковал не только своей жизнью и жизнью собственных воинов. Но и семьёй и всем родом. Проиграй он, и родня тоже пострадает. Ведь человеколюбие хеттских законов имело свои пределы.

«Кто воспротивится приказу царя, у того убьют всю семью»

Так говорили законы. Иной раз победитель в междоусобной борьбе щадил родню проигравшего, отпуская их с миром. Но далеко не всегда случалось так. Немало царских родичей лишились жизней в борьбе за Престол Льва.

Все эти тревожные дни Пудухепа поддерживала мужа в его решениях, помогала поверить, что он делает правое дело, потому ждёт его только победа. Ведь на его стороне боги. Сама Шаушка, которую она знала, как Иштар, не раз являлась ей во сне и предсказывала, что Хаттусили станет новым великим царём хеттов.

А теперь не только воины ставили на кон свои жизни, но и их жёны.

— Решение за тобой, — сказал Хаттусили, — я не стану ничего предпринимать, если ты не одобришь. Ты рискуешь и своей жизнью и жизнью нашей дочери, и другими детьми, которые у нас родятся.

Пудухепа только рукой махнула, будто ей неприятна стала даже сама мысль, что она обладает обычными женскими слабостями. Она стала похожей на хищную кошку, что готова через мгновение прыгнуть на добычу, не убоявшись оленьих рогов.

— Я не желаю ни сама жить, ни чтобы мои дети жили в стране, где правит бездарный и бесчестный человек, такой, как Урхи-Тешшуб. Что толку в такой жизни? Урхи-Тешшуб погубит царство. Как потом жить на развалинах, будет ли в том смысл?!

Буря над Нериком затихла, скоротечный весенний дождь прекратился, грозовые облака развеялись. Ночь уже заканчивалась, приближался рассвет.

Слова жены устранили последние сомнения.

— Пусть Сиппацити идёт на Нерик, — сказал Хаттусили, — а мы пойдём на столицу, и будем в Хаттусе раньше, чем сын шлюхи успеет опомниться!

День прошёл в скоротечных сборах, а следующим утром небольшое войско Хаттусили отправилось в поход. А Пудухепа вместе с новорожденной дочерью, всеми домочадцами и слугами, женами и детьми младших военачальников уехала в Хакпису, ибо в Нерике оставаться было опасно без защиты воинов мужа.

И вот теперь она одна отвечала за их жизни, всех кто последовал за ней.

Перед мужем и его людьми она держалась спокойно. Старалась показать, что раз уж она, слабая женщина, страха не ведает, то им, мужам, и вовсе стыдно