Критика цинического разума - Петер Слотердайк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я полагаю, что эти наивные наблюдения показывают, на что диалектика пыталась опереться в своих позитивных взглядах, а именно: она на протяжении долгого времени заимствовала свои онтологические принципы у изначальной философии жизни, которая имела перед глазами игру антагонистических мировых сил и дуальностей. То, что именует себя диалектикой, на самом деле есть ритмика или философия полярности. Если рассматривать ее в чистом виде, она пытается понимать жизнь и космос как неустанную смену фаз и состояний бытия, которое есть чередование того, что приходит и уходит – как прилив и отлив, как циклы движения небесных тел, как радость и печаль, как жизнь и смерть. Эта великая ритмика понимает все без исключения феномены как пульсации, фазы, такты. Она усматривает в них не что иное, как ритмичные движения «туда-сюда»[283] Единого, космического принципа в его естественных и неизбежных превращениях. То, что все в мире имеет свою противоположность, то, что все состояния пребывают в вечном потоке и круговращении, и то, что крайности превращаются друг в друга, – это великие и незыблемые открытия, к видению которых пришла ритмика. Гераклитовская «диалектика» – первая и, вероятно, единственная европейская диалектика, которая является чистой философией полярности, не переходящей в полемику, а потому остается созерцательной и темной, не желающей никого ни в чем убеждать и не предназначенной для использования в диалоге-споре, – полностью соответствует этому типу учений мудрости:
Враждебное ладит, наилучшая гармония – из разнящихся (звуков), и все происходит через распрю.
Сопряжения: целое и нецелое, сходящееся расходящееся, созвучное несозвучное, и из всего – одно, из одного – всё.
Одно и то же в нас – живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти (противоположности), переменившись, суть те, а те, вновь переменившись, суть эти.
В одну и ту же реку входим и не входим, мы есть и нас нет[284].
Такой взгляд на мировое целое еще отличает свежесть и величие Первой Философии; она имеет созерцательный, а не аргументационный смысл. Она, как поучение, предназначена для всех и ни для кого, она не убеждает, а только указывает; она могла бы и вовсе оставаться невысказанной и ни в коем случае не желает «отстаивать» себя как мнение или позицию. Ее речь как бы созвучна ритмичному, пульсирующему космосу. Ведь мир обладает собственным ходом и дыханием, и эта самая ранняя философия полярности была лишь выражением стремления, не вступая ни в какую борьбу, дышать в одном ритме с миром. Между «мировым законом» полярностей и его пониманием философами нет никакого разрыва, никакой пропасти. Мыслитель, а скорее созерцатель, не занимает никакой «собственной» позиции и не отделяет себя как познающего субъекта от познанных феноменов. В великом мире этих пульсаций и колебаний от одного полюса к другому он выступает не как Я, выделяющее себя из этого мира и при этом выделении способное впасть в заблуждение. Все, о чем он говорит, проходит и сквозь него самого, и так оно было бы в любом случае, независимо от того, говорил бы он об этом или нет. В конечном счете такое учение о полярности следовало бы называть философией без субъекта. Там, где господствует такой взгляд, есть, в принципе, только ритмы, только «туда и сюда» энергий и противоположные полюса, а для отдельного Я человека не остается никакой особой сферы. В отношении к этим ритмам для человека возможна лишь одна приемлемая позиция: всецело отдаться в их власть. Понимать – значит принимать, жить в согласии с этим. Тот, кто увидел, что мир есть гармония в раздоре, не станет бороться против этого. Там, где господствует понимание, борющийся субъект уже перестал быть таковым. Но если диалектика в этом смысле действительно может быть названа «наивысшей теорией», то она выступает абсолютно безоружной в плане аргументации; в своей раскрепощенной созерцательности она расслабилась до самой веселой и ясной недоказуемости. Такое учение мудрости никоим образом не является поэтому полемикой, оно есть гармония и совпадение по ритму.
Если вообще правильно называть такую философию полярности диалектикой[285], то речь идет, во всяком случае, о космологическо-созерцательной теории, и в ней нет ничего, что напоминало бы более современное «диалектическое» отношение субъекта и объекта. Ведь человеку не отводится по отношению к полярностям никакой «собственной» противоположной позиции; он не относится к ним как субъект к вещи; он, во всяком случае, сам может быть полюсом, субъектом среди субъектов, силой среди других сил – он включен в то, что происходит, не будучи способным сопротивляться этому и в то же время – со всей своей активностью. Ему не подобает противопоставлять себя бытию в качестве самовластного и независимого Другого (субъекта). Это впервые происходит только тогда, когда человеческий мир обретает самостоятельность, когда с достижением более высоких степеней цивилизации и обобществления набирает силу и накал полемический принцип, когда угнетение, насилие, вражда, власть, война, идеология, искусство производить оружие и владеть им, стратегия и т. п. начинают формировать соответствующих субъектов полемики. Эти субъекты интенсивно занимаются отделением другого «полюса» и делают из него «предмет», «то, что противостоит». Это примерно соответствует обсуждавшейся выше полемизации Оно. Тогда мы имеем дело уже не просто с ритмами и противоположными полюсами, а с возникновением вражды в военной, политической, социальной, идеологической сферах. Принцип врага бурно разрастается и поглощает некогда нейтральные полюса; отношение «сила – сила» превращается в отношение «Я – Оно», «субъект – объект». Отныне Негативное должно подавляться в зародыше. Ведь в полемике следует подавить и парализовать ответные удары с другой стороны, «погасить отдачу». Но тем самым разрушается мир ритмики. Полемическая диалектика, правда, пытается сохранить еще какой-то остаток полярности, подчеркивая, что необходимо прохождение через противоположный полюс; но на самом деле она принимает, одобряет и ведет полемику, поскольку считает себя способной победить противоположный принцип. Примирения в синтезе, которые выдумывала для себя диалектика, были вторичными установлениями власти и господства, и синтезы в мысли были нацелены на то, чтобы разоружить Второго и подчинить его себе. «Отрицание отрицания» звучит нейтрально и справедливо только в области
