Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

выбирает из неё интересующие его рассуждения о числовых понятиях, в частности о понятии «единства» (Einheit). Эти ссылки частично сочувственные, солидарные, частично критические. Ещё Гуссерль ссылается в ФА на работу Вундта «Основные черты физиологической психологии» (Grundzüge der physiologische Psychologie, Bd. II, zweite Anflage, Leipzig. 1880), также выбирая то немногое, что относится к проблеме числа. Тем дело по существу и ограничилось. Во всяком случае Вундт и как психолог, и как логик не был автором, оказавшим на раннего Гуссерля сколько-нибудь существенное, тем более определяющее влияние. В психологии куда заметнее обращение Гуссерля к Гельмгольцу, Гербарту, Керри, в логике – к Фреге или Зигварту.

Но вернемся к Вундту. Если станут утверждать, что психологию следует радикально отделить, скажем, от логики, то как же он сам, будучи психологом – и горячо отстаивая её начавшиеся эмпирически-экспериментальные исследования – одновременно считал необходимым вести специальную работу в таких областях, как логика (а ведь они будут решительно отделяться от психологии)? Трудный это вопрос, но он наилучшим образом отражает суть и специфику сложившейся весьма противоречивой ситуации. Когда психолог работает «на почве философии», он действует «по законам» философии, например, согласно требованиям, которые выдвигаются гносеологическим материалом. То же и с логикой. Но и наоборот: в чисто психологическую работу гносеолог или логик уже не должны вмешиваться, если они, вторгаясь в психологию, сами не становятся психологами. Это была своеобразная хартия о «нейтралитете», «невмешательстве», оградительная – в данном случае в отношении психологии, защищающая границы её с трудом обретаемой самостоятельности. Пройдет несколько лет, и от «хартии» не останется и следа, ибо психология, окрыленная первыми своими (относительно) самостоятельными успехами и начальными формами союза с естествознанием, сама будет переступать границы и перейдет в наступление. Тогда реально возникнут предпосылки для психологизма как особого явления, связанного прежде всего с «атрибутивными» и «субститутивными» (в терминологии М. Рата) проблемами, т. е. с «завоевательными» претензиями психологизма и решительной защитой, а потом и активным наступлением антипсихологизма.

Но в рассматриваемый нами период мало что предвещает последующие бурные события на воображаемых границах между психологией и другими науками. Пока наблюдается относительная «свобода передвижения». Философы и логики при желании работают в психологии, а психологи (по своей главной специализации) пишут учебники, читают лекции и по философии, теории познания, логике. Это не только фактически разрешается, но и считается нормальным в практике университетской жизни тогдашней Европы – со специфическими нюансами в разных странах. (Снова напомним, что не только философы, психологи, логики, историки, филологи, но и математики в Германии работают при философских факультетах.) Скоро всему этому придет конец. Начнет складываться иная институциональная система научных учреждений и, соответственно, структура отношений между отдельными науками.

Гуссерля, практически включенного в (пока) установившуюся, закрепившуюся структуру, как говорилось, мало волновали даже те «пограничные» (атрибутивные) споры, которые тогда уже случались. Ничто, казалось бы, не мешало ему – непосредственно занимавшемуся в ФА философией математики – подключить к исследованию материал из логики и психологии. Он сделал это, но что следует подчеркнуть, в почти беспрецедентном для философии математики масштабе. Тут существовали, что мы видим при анализе ФА, огромные трудности – прежде всего потому, что разнородные материалы и подходы (как бы ни требовали авторы вроде Фреге «радикального размежевания») нужно было так или иначе синтезировать. Именно на пути обретения нового синтеза родилась, как отмечалась, новая феноменология как выдающееся, перспективное открытие Гуссерля. Итак, Гуссерль в ФА синтезировал знания разных наук свободно, открыто, подчиняясь исключительно исследовательским задачам. Он не ожидал никаких окликов – например, с требованием «не переступать границы…». Но такой «окрик» раздался – со стороны автора, которого он больше других цитировал и идеи которого критически разбирал в ФА, – со стороны Фреге. Причем случилось это раньше, чем Фреге опубликовал разгромную рецензию на ФА, книгу начинающего автора, а уже в переписке Гуссерля – Фреге. Потом, увы, и Гуссерль несколько заразился стратегией «критического окрика». Это произошло в ЛИ, в которых он столь же «отлучил» от подлинной, настоящей, “чистой” логики целый ряд видных авторов, сколь решительно и строго Фреге отлучил от логики в собственном, строгом, «чистом» смысле слова, самого Гуссерля как автора ФА.

Выдающийся психолог, философ и логик В. Вундт, как известно, потом попал в «компанию» других знаменитых авторов XIX века, резко и однозначно отнесенных Гуссерлем периода ЛИ в лагерь психологистов. Но вся эта история уже выходит за временные рамки моей книги.

2. Рудольф Герман Лотце (1817–1881)

Экскурс в философию Р. Г. Лотце может быть здесь лишь кратким. Но он совершенно необходим по нескольким причинам. Во-первых, в материалах к биографии Гуссерля есть его собственные воспоминания и свидетельства о том, что он в студенческие годы и впоследствии знакомился с работами Лотце и испытал их влияние. Так, ещё в 1880 году, т. е. в студенческие годы, Гуссерль приобрел книгу Лотце «Микрокосм» (Mikrokosmos). Любопытно, что во время экзаменов при габилитации Гуссерля в Галле один из экзаменационных вопросов касался теории «локальных знаков» Лотце. Мы уже упоминали о важном признании Гуссерля: в начале 90-х годов при анализе философии математики наибольшую помощь ему оказали идеи Больцано, Лотце и Юма. В 1892/93 годах Гуссерль (с благословения Брентано, всегда увлекавшегося идеями своего учителя Лотце) ведет в университете Галле специальное занятие, посвященное доказательству бытия Бога у Лотце (См. Husserl-Chronik. S. 8, 19, 26, 34, 59). Во-вторых, при тех попытках учесть состояние логики к концу XIX века, которые предпринял Гуссерль в ФА, в последующих работах по логике и в ЛИ, никак нельзя было пройти мимо фундаментального сочинения Лотце «Логика», первое издание которого появилось еще в 1843 году, а в 1874 году вышло в новом, существенно расширенном варианте. В этой версии работа называлась: «Логика. Три книги о мышлении, исследовании и познании» (Logik. Drei Bücher vom Denken, vom Untersuchen und vom Erkennen. Lpz, 1874). Правда, в ФА Гуссерль, насколько я смогла уловить, лишь один раз ссылается на Лотце, причем это ссылка на работу «Метафизика» (Metaphysik. Leipzig, 1879). (У скромного присутствия идей Лотце в кадре ФА есть свои причины, над которыми следовало бы подумать.) Есть и другие оттенки в понимании проблемы «Лотце – Гуссерль». Последний в 1913 году, когда писал Предисловие к новому изданию ЛИ, отметил, что отходу в ЛИ от психологизма и платонизма он обязан «изучению «Логики» Лотце.[254] В свете того, что будет сказано далее, здесь есть свои трудности.

В-третьих, в случае Лотце возможно (и необходимо, по моему мнению) использовать тот же методологический прием, что и в случае Больцано – задуматься