Апокриф - Владимир Гончаров

Ну, а в качестве третьего аргумента выступила необходимость использовать в неравной борьбе с партией власти любые средства, даже попахивавшие чертовщиной…

Это потом, год или полтора спустя, самые главные бонзы любой партии стали считать за честь лично обхаживать Острихса, а тогда, в самом начале славы, встречать его на вокзале отправили безотказного (а куда ему деваться?) и исполнительного Репта. Репту же поручили и в дальнейшем опекать гостя: поселить его в гостинице, обеспечить питанием, а также быть при нем одновременно шофером и звеном, связующим с предвыборным штабом.

Репт не без основания воспринял такое поручение, как лишнее свидетельство отсутствия у него каких бы то ни было серьезных перспектив на дальнейший подъем по лестнице профсоюзной карьеры, и погрузился в уныние. В итоге восьмилетних трудов оказаться приставленным к сверстнику в качестве практически человека для услуг — такое способно испортить настроение любому, в ком самолюбие не умерло окончательно.

Выхода, однако, не было, и Репт добросовестно исполнял поручение, стараясь даже изобразить сердечность и радушие.

К счастью и даже к удивлению Репта, гость ни в малой мере не демонстрировал какой-нибудь надменности или заносчивости. Судя по всему, Острихсу вообще претил дух любой навязанной со стороны субординации в отношениях между людьми, и он почти сразу показал желание общаться с Рейтом на равных, как если бы тот был ему просто приятелем, пригласившим к себе в гости. Все это выглядело очень искренно, и оснований ломаться, изображая из себя слугу, знающего свое место, несмотря на великодушие хозяина, у Репта не было никаких. В итоге стороны с удовольствием перешли к более удовлетворяющему их стилю взаимоотношений.

Манера Острихса быть очень откровенным в раскрытии собственных восприятий, переживаний или мотиваций невольно вызывала на откровенность и его собеседников, если только они не были связаны какой-то особой необходимостью держать язык за зубами. Уже на второй день знакомства, вместе с очень понятной симпатией, Репт почувствовал к Острихсу совершенно неожиданное доверие, а на третий — по первому подходящему поводу вывалил перед ним все свои печали: разрыв с семьей, очевидная ошибка в выборе поприща, перспектива провести длинную жизнь в узкой колее, предназначенной мелкому клерку, в вечной погоне за ничтожными прибавлениями к благосостоянию и под ворчание всегда недовольной жены, если, конечно, найдется женщина, которая пожелает выйти замуж за неудачника и нарожать от него детей…

— Понимаешь, — сетовал Репт (они с Острихсом уже были на «ты»), — я хотел уйти из одного страшно ограниченного круга жизни и попал в другой, еще более тесный. Стоило ради этого войти в такие контры с отцом? Я даже без наследства, скорее всего, остался… А возвращаться? И стыдно…, да и кому я там сейчас нужен? Я уже забыл, как в море работают. Меня, наверное, даже брат, в лучшем случае, чернорабочим возьмет. У нас там строго! Представляешь такое: быть батраком у собственного младшего брата?

Острихс, выслушивая безысходный рассказ Репта, хорошо понимал, что вряд ли чем сможет ему помочь, если не принимать в расчет самой возможности отвести душу в откровенной исповеди, а также простое человеческое понимание и сочувствие. Мысль просить за нового знакомого перед его начальством он сразу отогнал, так как это означало нарушить коренной личный принцип — ни у кого ничем не одалживаться. Применять по такому частному случаю силу своего дара он также считал недопустимым. С одной стороны, это представлялось ему родом мелкого мошенничества, с другой, — он не желал изменить судьбу конкретного человека только усилием собственной воли. Ему казалось, что это неизбежно унизит Репта, как свободную личность, уподобив его кукле, те или иные движения которой совершаются лишь по прихоти кукловода.

Вот если указать Репту какие-то новые пути, на которых он получит шанс дать своей судьбе иное направление, — тогда другое дело…

— А почему ты так зациклился на рыбном промысле, да на профсоюзах? — поинтересовался Острихс. — Есть же пропасть других занятий. Прими радикальное решение! Попробуй себя в совершенно иной области!

— Да думал я на эту тему! Думал. Не получается. Я же реально себя оцениваю… Понимаешь, каких-то особых талантов, чтобы я мог рассчитывать на быстрый успех, у меня нет. Ну, я умею много и аккуратно работать, я исполнителен, ничего не забываю, еще, наверное, меня можно назвать честным… Такие качества, знаешь, не редкость, они сами по себе капитал не составляют. Вот, если к ним хорошее образование добавить, — тогда да. Но отец мой на образование для нас с братом не то чтобы пожмотился… Он, понимаешь, всегда считал, что рыбакам оно особенно ни к чему. Мне тоже казалось, что в профсоюзах я и без образования смогу пробиться. Тут, знаешь, много выходцев из рабочих. Вот мой босс тоже без высшего образования. Он и школу-то окончил — через пень колода! Но зато чем-то другим взял, чего у меня нет. Ну, а пока я все ждал, что меня вот-вот наверх понесет, — время упустил! Мне уже почти тридцать, а кроме узкого участка работы я ничего не знаю и не умею. Да я тесты элементарные не сдам! Нужно заново за школьную парту садиться. Можно, конечно, но сколько времени на все это уйдет! В лучшем случае, к годам к тридцати пяти получу какой-нибудь диплом. И куда я с ним? К этому времени при нормальном раскладе у человека карьера должна уже в основном состояться. Или не состояться… как у меня. Короче, не вижу необходимости и пользы в том, чтобы дергаться…

— А бросить все это и завести свое дело?

— Не, Острихс, ты наивный человек, ей Богу! Дело свое! Это нужно или неплохие деньги иметь для старта… Купить знаешь, такой готовый отработанный бизнес! Или природным талантом к предпринимательству обладать, деловым нюхом, риск любить… А мне более или менее крупную сумму взаймы взять страшно, не то, что кредит в банке под какой-нибудь проект, который то ли выгорит, то ли нет! Не! Сидеть мне в профсоюзных инструкторах до седых волос!

Острихс помолчал, переваривая услышанное. Поведанная ему история про средних размеров честолюбие, не подкрепленное никакими заметными природными данными и поэтому не реализованное, была довольно обыкновенной. В то же время никакой особой трагедии в жизни Репта не усматривалось. Так живут миллионы. И настоящей воли решительно изменить свою жизнь, пусть даже за счет новых лишений, в этом человеке не чувствовалось. Одно только разочарование и растерянность. При всем этом именно ему, Репту, почему-то очень хотелось помочь. Объяснить это желание Острихс для себя не мог, как не был в состоянии сопротивляться своему порыву, хотя сознавал, что может взвалить себе на шею немалую обузу…

— А если тебе со мной?

Репт с удивлением уставился на него:

— В смысле?

— Ну, смотри. Терять тебе особо нечего: место твое не Бог весть что, и другое такое, с учетом твоего опыта, ты себе всегда найдешь. Так?

— Пожалуй, так.

— Ты уже знаешь, я много езжу и сплошь и рядом встречаюсь с так называемыми «большими людьми». На меня есть спрос, который, скорее всего, будет расти. Я тебе никаких гор золотых не обещаю, я ведь бесплатно действую. Почему — это отдельный разговор и не сейчас. В общем, даже зарплаты у тебя толком не будет, но зато на всем готовом! Кроме того, будет очень интересно. Мне, во всяком случае, очень интересно! Ну, а попутно сможешь заводить сколько угодно, как это называется, «высоких связей». Меня это не интересует, а тебе, возможно, пригодится. Мир повидаешь, а может, и «мертвую точку» в своей жизни преодолеешь. Как тебе такое?

Репт был очень благодарен Острихсу за великодушное предложение, но немедленно ответить согласием не мог. Опасался. И не удивительно: речь шла о совершенно радикальном изменении образа существования и, скорее всего, судьбы. На одной чаше весов лежала среднестатистическая пожизненная лямка «маленького человека», на другой, — во всяком случае, на первое время, странная роль то ли приживалы, то ли оруженосца при бродяге, почитаемом за некое подобие волшебника. В перспективе предполагаемого нового пути лежал сплошной непроницаемый туман, и за его пеленою с большим основанием следовало ожидать пропасти, нежели сказочных чертогов.

Для принятия трудного решения требовался какой-нибудь внешний толчок, и он случился. Точнее, Репт, подспудно желая вырваться из болота, в котором устал барахтаться, сам себе его организовал.

Альянс «Партии Труда и Справедливости» с «Объединенным профсоюзом» не являлся совершенно бескорыстным. В обмен на поддержку, в список кандидатов от ПТС на депутатские места в кантональном собрании были включены несколько местных профсоюзных деятелей. В случае победы они естественным образом переходили на работу в законодательное собрание, что означало неизбежную кадровую передвижку в профсоюзной иерархии.