Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник) - Андрей Посняков

Хельги-ярл, опираясь на резные перила галереи, смотрел вдаль, в унылые синие степи, тянувшиеся, казалось, до самого края мира. Вергел честно рассчитался с ярлом и его людьми и даже предложил постоянно исполнять обязанности охраны. Подобные предложения, впрочем, исходили не только от него одного – слава о военной доблести молодого варяга и его дружинников распространилась по всему Итилю довольно быстро. Богатство и слава… Хельги-ярл обещал это друзьям – и выполнил свое обещание. Теперь настало время выполнять другое. Черный друид, возмечтавший о власти Тьмы над миром. Он – конунг в каком-то крупном городе страны русов – Гардара. В Белоозере – нет. Эйнара-конунга хорошо знали Радимир и Снорри, да и сам Хельги-ярл кое-что слышал о нем и раньше. Тогда – Кенугард, Полоцк… и другие крупные города. Какой отсюда ближе? Кажется, Кенугард-Киев…

– О чем задумался, князь? – Красавица Халиса, подойдя сзади, положила руку на плечо ярла. Тот обернулся, почувствовав аромат благовоний. Жгучие глаза девушки, ее призывно открытые губы оказались совсем рядом, так, что в душе молодой ярла что-то вспыхнуло, словно бы загорелся не до конца притушенный костер.

– После, князь, – засмеявшись, отстранилась Халиса. – Поверь, уже недолго осталось… Недолго.

Услыхав внизу голос отца, красавица убежала на женскую половину дома. Хельги тоже спустился с галереи вниз, во двор, мощенный каменной плиткой. Вергел – в зеленом атласном кафтане и шелковом плаще – как раз слезал с лошади. Позади него толпились слуги, средь которых виднелось и круглое лицо приказчика Имата.

– У меня радость, князь! – увидев Хельги, широко улыбнулся Вергел. – Через три дня моя единственная дочь Халиса станет женой самого каган-бека Завулона!

– Очень рад за нее, – кивнул ярл. – И за тебя тоже. Сама-то Халиса знает об этом?

– Конечно! – ухмыльнулся Вергел, входя в дом и приглашая варяга последовать за собою.

А на женской половине дома радостно ухмылялась красавица Халиса. Наконец-то исполнились все ее планы. А сколько сил пришлось к этому приложить, знала только она сама. Как угощала вином стражников каган-бека, не сама, конечно, через слуг, как свела знакомство с евнухом из гарема, как неоднократно показывалась каган-беку, хорошо зная, в какой день, в какой час и где он будет. Вызнала – шаду нравятся скромные и неглупые женщины, красавицы с томным взором. А ведь она – именно такая, так почему же об этом не знает шад? Непорядок. И снова потекло серебро в гарем – евнухам, воинам из охраны и слугам каган-бека. Потому – в очень короткое время слава об уме, красоте и скромности дочери Вергела-купца достигла ушей шада.

– Дочь Вергела-купца? – удивленно переспросил он. – Почему не знаю? Завтра же поедем к этому Вергелу в гости.

Вот тут-то, встречая высоких гостей, и показала себя Халиса во всей своей красе. Нарочно оделась поскромнее, но так, чтоб выгодно подчеркнуть красоту тела. Оставляя на виду лишь большие жгучие глаза с лукавыми золотистыми искорками, половину лица красавицы скрывала полупрозрачная вуаль. Тугие темно-коричневые шальвары подчеркивали линию бедер, а обнаженный живот соблазнительно сверкал вставленным в пупок жемчугом. Скромненько, но со вкусом. Шад – толстый, как бурдюк, увалень с бритой головой и длинными черными усами – вовсе не понравился Халисе, однако умная девушка хорошо знала – муж, он вовсе не для того, чтобы нравиться. Он для защиты, заботы и неги. А для услады… для услады любая женщина из гарема может кое-кого и найти, если не уродка и не совсем уж полная дура.

На следующий день, очарованный Халисой шад объявил Вергелу о своем желании стать его зятем. Купец, вызванный в белый шатер каган-бека, не в силах был скрыть свою радость. Породниться с шадом – самым влиятельным человеком в Хазарин! Об этом можно было лишь мечтать. Нет, не зря Вергел так берег дочь, и не зря Халиса берегла свою девственность.

Истома Мозгляк привел невольницу на торг засветло. Вначале постоял вместе с рабыней в сторонке, посмотрел, как шла торговля людьми – ни шатко, ни валко, что и понятно, багдадские купцы, давно уже купили что хотели, и многие из них уже покинули Хазарию, тем более, что каган и шад в последнее время стали все более неприязненно относиться к мусульманам. Хорошего товара – молодых и красивых девушек и юношей – на рынке уже не было, остались те, кого трудновато было продать – толстые ленивые рабыни далеко не первой молодости, годные лишь в служанки, да дети, купив которых, придется чему-то их учить. Видя такое дело, Истома повеселел и даже обнаглел настолько, что нарочито выставил на всеобщее обозрение сковывающие руки Ладиславы цепи, позаимствованные у Лейва Копытной Лужи. Чтоб было видно сразу, что это рабыня и что она не зря здесь маячит, а продается. Тут же появились и покупатели – молодые воины. По-славянски говорили с горем пополам, больше объяснялись знаками. Угодливо улыбаясь, Истома велел девушке раздеться. Довольные хазары, цокая языками, принялись громогласно обсуждать достоинства рабыни, время от времени плотоядно поглаживая ее по груди и ягодицам. Вокруг быстро собралась целая толпа бездельников – свободные от несения караула стражники-лариссии, подмастерья, грузчики, мелкие торговцы, какие-то грязные, пахнущие навозом, парни. Все старались потрогать красивую невольницу, либо, на худой конец, громогласно высказать свое мнение. Ладислава стояла, прикрыв глаза, словно отрешенная от всего этого позора. Крики, похотливые улыбки, щипки… Девушка старалась не замечать всего этого. Лишь поморщилась, когда кто-то из подмастерьев слишком сильно ущипнул ее за левую грудь. Истома тоже зыркнул глазами, зашипел недовольно – ну и людишки тут подобрались, одна шантрапа. Где ж настоящие покупатели? А настоящие покупатели, на его несчастье, давно уже плыли обратно домой по теплому Хвалынскому морю. Опоздал Истома Мозгляк со своим товаром, на рынке вряд ли нашелся бы сейчас кто, готовый дать за красивую невольницу настоящую цену. Уведя девушку подальше от назойливых зевак, Истома остановился около торговцев фруктами. Ароматные дыни, «ослиные огурцы» – так купцы из Персии почему-то называли арбузы, финики с далекого юга. День выдался солнечным, теплым, и над всем этим сладким великолепием, жужжа, кружили осы, мухи и пчелы. Одна из ос больно ужалила Ладиславу в плечо.

– Ой! – громко воскликнула та.

На этот девичий крик тут же обернулся высокий востроглазый юноша, черноволосый и смуглый – Езекия, племянник и доверенное лицо старого негоцианта Ибузира беи Кубрата. Целый день, с самого утра, рыскал Езекия среди торговцев живым товаром, высматривая подходящую невольницу, да так пока и не высмотрел. То слишком старые попадались – целых двадцать лет, виданное ли дело, подарить кагану такую старушку, – то уродливые, то слишком худые. Как шакал, высунув язык, бродил по рынку Езекия, переходя от помоста к помосту. Увы, маловато было живого товара – кончался сезон. Промотавшись почти до вечера и устав, как пес, плюнул Езекия на все это дело и решил на сегодня закончить, а завтра поискать кого-нибудь из знакомых баранджар-печенегов, были у него и среди них приятели, хоть беи Кубрат и не одобрял подобные знакомства. Приняв решение и от этого несколько повеселев, Езекия прошелся вдоль фруктовых прилавков, тщательно присматриваясь к дыням. Лично для себя, любимого, выбирал, не для кого-нибудь, потому и придирался: эта маловата, та кособока, эта не достаточно спелая, а вот та и на вид хороша и красива, да, вот беда, пахнет как-то не так…

– Да как – не так-то? – обиженно переспрашивал лупоглазый армянин – торговец. – Отличная дыня, очень даже вкусная. За полцены отдаю, бери, не пожалеешь!

Услыхав про полцены, Езекия почесал затылок… и вот тут-то и услышал девичий крик. Обернулся – и сразу позабыл про дыню. В нескольких шагах от него стояла настоящая красавица, молодая, белокожая, с целой копной падающих на плечи золотистых волос. И на руках ее звенели невольничьи цепи! Рабыня?!

– Продаешь? – подойдя ближе, поинтересовался Езекия у стоящего рядом с красавицей тощего мужика. Тот кивнул, показав цену – три раз по десять пальцев. Многовато…

– Давай за половину, – попросил Езекия мужика. – Возьму сразу. Вряд ли сейчас кто даст больше. Вот если б ты с месяц назад пришел, тогда б понятно… Ну, так как, по рукам?

– За половину не отдам, – отрицательно покачал головой продавец. – Себе в убыток.

– Тощая какая-то. Вон, и ребра торчат. А она, вообще-то, хоть девственна?

– А как же! – Продавец ответил так возмущенно, будто бы Езекия предложил ему здесь же вступить с собой в любовную связь.

Торговались долго, пока наконец не сошлись. Мужик чуть уступил – понимал, что не сезон, да и Езекия тоже не ломался, не дурак был. В общем, договорились.

– Ну, прощевай, девица. – Истома Мозгляк ласково погладил проданную невольницу по плечу, словно расставался с кем-то родным. Сам себе удивился Истома – никогда еще прежде не испытывал он подобного чувства.