Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Щеголев

Теперь можно было закрыть машинное отделение на обед и двигаться к выходу на корму. А там помимо пулемета со спаренными стволами пребывало два матроса и офицер. Два матроса не успели среагировать должным образом. Одного из них подстрелил доктор Джонс, другого тюкнул прикладом трофейной винтовки Катанга. Офицер, правда, спрятался за пулеметный щит и принялся разворачивать оружие в сторону возмутителей корабельного спокойствия. Индиана принял меры — в кувырке закатился под стволы. Потом из пистолета шлепнул офицера через прицельное отверстие щита.

Тут уж тишина окончательно была растревожена, и на мостик высыпали турецкие офицеры. Их срезал пулеметный огонь. Как и тех моряков, что пытались выскочить через дверь, ведущую на корму из надстройки. Крупнокалиберные пули отбрасывали турков на несколько футов, вышибали кровавые фонтаны, кромсали мундиры, превращали древесину в стружку, металл — в крошку.

— Держите всех под обстрелом, Джонс, делайте дырки во всем, что пытается двигаться, ползать, дышать! — орал Катанга. — Я сейчас нырну к нашему катеру, заберусь на борт и подведу впритык к турку! Прихватим пяток глубинных бомб, которые отдыхают тут на корме… — После этих слов он действительно сиганул в воду.

Доплывет ли капитан куда надо — было непонятно. По нему вовсю стреляли турки, которые высовывались из бортовых иллюминаторов. И, к сожалению, головы моряков не попадали в сектор обстрела профессорского пулемета.

Капитан двигался быстро, как камушек-голыш, пущенный по воде. Уже через несколько минут противолодочный катер стал прижиматься к корме турецкого корабля. Турки что есть мочи лупили из открытых иллюминаторов, но и Катанга особо не высовывался.

Наконец нос катера пристроился к борту. Вовремя ожил оглушенный прикладом матрос: Индиана втолковал ему, куда надо таскать глубинные бомбы, используя вместо указки дуло пистолета. Увлажнивший штаны турок с большим рвением взялся за предложенное дело. Он перекинул на катер мостик и с жалобными стонами «вах-вах» покатил тяжеленные цилиндры. Когда переправка глубинных фугасов закончилась, Индиана последний раз прошелся из стволов по надстройке. В завершение сцены он выстрелом из пистолета раздолбал казенник пулемета и, прихватив винтовку, перемахнул на катер. Верткое суденышко резко отчалило от патрульного корабля.

И хотя турки принялись разворачиваться в сторону дерзких беглецов, дистанция между ними резво увеличивалась. Наверное, потому, что двигатель патрульного корабля кашлял и сдавал обороты.

Восточные люди слали мощные проклятья, плевали за борт и рвали пуговицы на мундирах. Индиана же старался держать на мушке подходы к носовому пулемету патрульного корабля и уложил несколько турецких моряков, которые хотели надавить на гашетку. Когда пулеметный расчет все же занял свое законное место, катер окончательно вышел из сектора обстрела, отгородившись надстройкой турецкого корабля от напрасно стрекочущих стволов.

— За что ребята боролись, на то и напоролись, — принес Катанга соболезнования турецкому флоту и приладил гидрофонные наушники к ушам.

3. УЛОВ КАПИТАНА КАТАНГИ

День второго сентября миновал. Наступила третья ночь сентября, за которой должен был последовать решающий день.

Где-то при первых рассветных лучах усталый Катанга произнес:

— Ну, кажется, я слышу нашу рыбку. Слегка побулькивает и попикивает слева по борту, глубина футов двадцать-тридцать. Сейчас попробую взять ее пеленг.

Тем временем на центральном посту немецкой подводной лодки гидроакустик обратился к командиру.

— Господин капитан, нас опять преследует маломерное надводное судно. Я могу ошибиться, но, скорее всего, то самое, вчерашнее.

Командир лодки оторвался от репитера гирокомпаса.

— Всплываем под перископ.

И трюмный старшина, торчавший неподалеку у распределительной колонки сжатого воздуха, получил команду на частичный продув цистерн.

— Не ваши ли друзья увязались за нами? — поинтересовался командир лодки «U-46» у Райнгольда фон Урбаха.

Лучший археолог фюрера заглянул в окуляр перископа и отшатнулся, заметно изменив цвет лица.

— Джонс! Не может быть.

Он вновь приник глазом к оптике, а голос его стал густым, театральным:

— Этот большевистско-масонский демон просто неистребим!

Капитан лодки за время перехода уже достаточно насладился чудачествами личного археолога фюрера.

— Вы что, действительно узнаете парня, который стоит на палубе, различаете черты его нахальной физиономии?

— Нет, не различаю, — вынужден был признаться Урбах. — Но я требую, чтобы вы немедленно уничтожили это суденышко. Торпедами или из пушки.

— Сейчас мы плещемся в греческих территориальных водах, господин Урбах, а с Грецией у рейха пока мир-дружба, поэтому такие резкие движения нам противопоказаны. Мы следуем прежним курсом на Измир, а отловом этого катера пускай занимаются греки или турки.

И перископ спрятался снова. Исчез и небольшой бурунчик, торопившийся по поверхности моря. Доктор Джонс оторвался от бинокля.

— Кажется, мы не заинтересовали рыбку.

…Солнце давно преодолело верхушку неба, однако не убавило палящей силы. Стояла самая жаркая пора в этих краях, и практически все острова с островочками архипелага Южные Спорады превратились в кучи выжженного камня. Катанга, не снимающий наушников гидрофона, находился в мире подводных бесед, монологов, криков и прочих глубинных звуков. Индиана, желая быть немного полезным, крутил ручки радиостанции и вдруг наткнулся на какую-то итальянскую передачу…

— Мистер Катанга, в одиннадцать по Гринвичу Британия объявила войну Германии, то же самое проделала Индия, Австралия и Новая Зеландия.

Даже из-за такой сногсшибательной новости моряк не стал отрываться от наушников.

— Удивительно лишь то, что папуасы еще ничего не объявили.

— На носу мировая война, Катанга!

— Это уж точно. И мы с вами, док, растолкав локтями всех англичан, первыми ринулись в бой. В вашу честь на родине будет обязательно посажен дуб, а в мою — пальма. А англичане еще полгодика подождут, не повоюют ли за них еще какие-нибудь дураки.

Не обращая внимания на подкол, профессор прокричал:

— Мой папаша был прав! Все сходится! Надо открыть Ковчег не позднее трех дней от начала боевых действий!

Капитан поморщился, он не любил, когда ему что-то объясняли на повышенных тонах. Особенно на борту судна.

— Я понимаю, док, у вас перенапряжение всех сил, возможно, нервный срыв, но зачем меня-то пугать? Давайте сейчас хлебнем из фляжки, посмотрим на облака и угомонимся.