Вайдекр - Филиппа Грегори

— В самом деле, Люси! Что ты вздумала рассказывать о таких вещах. Кто же станет это покупать?

— Те, кто делает книги, — и горничная показала на книгу в переплете из телячьей кожи, которая лежала на моем столике. — Разве вы не знаете, мисс Беатрис, что это делает переплет мягким и гладким на ощупь. Они трут этим кожу, и она становится бархатистой.

Я с отвращением взглянула на книгу, потом перевела взгляд на Люси.

— Так, Беатрис Фосдайк стала чистильщицей, — поняла я. — Глупо было с ее стороны не вернуться домой. Здесь, конечно, мало денег, но даже жалованье от прихода лучше, чем такая работа.

— На этой работе она не задержалась, — продолжала Люси. — Когда она ходила по улицам со своей вонючей котомкой, к ней подошел один джентльмен и предложил шиллинг, если она пойдет с ним.

Я кивнула, и мои глаза расширились. Но я молчала, в комнате становилось все холодней, и туман клубился за окном подобно привидению.

— Она пошла с ним, — просто сказала Люси. — Потом со следующим, потом со следующим. А затем ее отец приехал в Портсмут искать ее. Он встретил ее на стоянке почтовых карет, где она поджидала кого-нибудь, кто бы предложил ей денег. Отец прямо на улице ударил ее по лицу и уехал домой.

Я опять кивнула. Туман все сгущался, казалось, за окном бродят сырые чудовища, воздух в комнате был совсем ледяной. Меня всю трясло. Я не хотела слушать про эту другую Беатрис.

— Беатрис вернулась в свою комнату и заняла у хозяйки пенни на веревку. Чтобы завязать ящик, сказала она. Ее отец приехал за ней, чтобы спасти ее. И теперь она вернулась домой и никогда больше отсюда не уедет.

В моем мозгу мелькнул образ старика, который не хотел идти в работный дом. Он тоже повесился, и тело его раскачивалось, когда его снимали с веревки, будто он кланялся.

— Она повесилась? — спросила я, чтобы поскорей закончить с этой историей и не слышать больше голоса Люси.

— Она повесилась, — как эхо повторила горничная. — Ее тело привезли домой, но его нельзя хоронить на церковном кладбище. Ее положат рядом с самоубийцами.

— Беатрис поступила глупо, — твердо сказала я. — Она могла бы вернуться домой. В Вайдекре, слава Богу, никто не собирает испражнения. Никто не продается за шиллинг. Ей нужно было просто вернуться домой.

— Она бы ни за что не вернулась, — ответила Люси, и я опять почувствовала укол страха, — чтобы только не ступать по той земле, по которой ходите вы, мисс Беатрис. Она сказала, что не хочет дышать одним воздухом с вами. Она сказала, что лучше умрет, чем будет жить на вашей земле.

Я уставилась на Люси. Беа Фосдайк, моя сверстница, родители дали ей мое имя из почтения к нашей семье — так ненавидела меня?

— Боже, почему? — недоверчиво спросила я.

— Она была девушкой Неда Хантера, — ответила Люси. — Они были помолвлены, хоть об этом никто не знал. Они обменялись кольцами и вырезали свои имена на том дубе, который вы приказали срубить. Когда Нед умер от тюремной лихорадки, она сказала, что больше ни одной ночи не останется на этой земле. Но сейчас она спит здесь вечным сном.

Я откинулась на подушки, дрожа от холода. Шоколад не согрел меня, и никто не затопит мой камин. Даже мои собственные слуги объединились против меня и ушли на похороны опозоренной девушки — проститутки.

— Вы можете идти, Люси, — сказала я, и в моем голосе прозвучала ненависть.

Люси присела и пошла к двери, но, взявшись за ручку, еще раз обернулась.

— За церковной оградой уже есть две могилы, сказала она. — Старого Жиля и Беатрис Фосдайк. У нас теперь есть настоящее кладбище для самоубийц. Его называют «Уголок мисс Беатрис».

Туман клубился у трубы, на крыше, подобно парам яда. Он резал мне глаза. Попадая в мое горло, он вызывал тошноту. Мой лоб и лицо были липкими от пота. Я откинулась на белоснежные вышитые подушки и натянула на голову одеяло. И в этом уютном тепле и темноте я разрыдалась от боли и ужаса. Я прятала лицо в подушку и ждала сна, глубокого и темного, как сама смерть.

Туман продолжался до самого Майского Дня, всю долгую неделю. Гарри и Селии я сказала, что он вызывает у меня головную боль и поэтому я такая бледная. Джон пристально посмотрел на меня и кивнул, как будто услышал о чем-то, что знал раньше. Утром Майского Дня туман рассеялся, но радости это мне не принесло. Обычно в этот день в деревне устраивали вечеринку, устанавливали майский шест и играли в мяч. В Экре имелся мяч, надутый бычий пузырь, и обычно наши крестьяне играли с людьми Хаверингов. Они бегали и толкались, как дети, пока мяч не оказывался в руках одной из команд, которая с триумфом несла его домой. Но в этом году все шло из рук вон плохо.

Люди кашляли от холода и кутались во влажную одежду. Королевой Мая в прошлом году была Беатрис Фосдайк, и чувствовалось что-то зловещее в том, что в этом году ее пришлось хоронить. Экр никак не мог собрать команду для игры. Члены приходской бригады боялись уйти из дому, чтобы не пропустить возможность заработать несколько пенсов, если вдруг Джон Брайен придет за ними. Другие недомогали из-за поздней затяжной весны и плохой пищи. Экр почти всегда побеждал в этой игре, потому что у него были лучшие игроки: Нед Хантер, Сэм Фростерли и Джон Тайк. Теперь Нед был мертв, Сэм находился на пути в Австралию, а Джон исчез. В Экре теперь некому было танцевать или бороться за мяч, ухаживать и жениться.

Я страшилась своего приближающегося дня рождения. Хотя он совпадал с началом весны, но этот день был похож на ноябрь. Я медленно спустилась по лестнице, зная, что меня ждут только подарки от Гарри и Селии. У дверей не будет лежать маленькая кучка пустяков от деревенской детворы, у стен не поставят корзин с цветами, и все воочию удостоверятся: я потеряла сердце Вайдекра, я — изгнанница на моей родной земле.

Но все неожиданно оказалось так же, как раньше. Три ярко обернутых подарка — у моей тарелки, и на маленьком столике у стены, как всегда, — горка маленьких презентов из деревни. Я мгновенно заметила ее, и вздох, похожий на рыдание, вырвался из моей груди. Слезы вскипали под моими ресницами, и я была готова расплакаться. Экр простил меня. Новая весна все исправила. Неужели они поняли, что я не хотела никого обидеть? Что плут может, конечно, задеть лягушку, но при этом он пашет землю. Что коса может поранить зайца, но она и косит сено. Они поняли, что потери и смерть, боль и горе, которые обрушились на Экр этой зимой, были болями родов: рождения нового будущего, будущего моего сына и Экра. Неужели они все поняли?

Я улыбнулась, и мое сердце согрелось радостью, впервые с того самого дня, когда Джон взглянул на меня как на обреченного пациента. Я стала разворачивать подарки. Гарри подарил мне очень красивую брошь: золотую лошадку с бриллиантовой звездочкой на лбу. От Селии я получила отрез чудесного шелка изысканного пепельного оттенка. «Когда мы будем в полутрауре, дорогая», — сказала она, целуя меня. И маленькую коробочку от Джона. Я постаралась открыть ее так, чтобы ни Гарри, ни Селия не увидели ее содержимое. Это оказался маленький флакон лауданума, надпись на нем гласила: «Четыре капли через каждые четыре часа». Я низко пригнула голову, чтобы скрыть побледневшее лицо и испуганные глаза.