Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе

– Я беспокоюсь за Абдуллу, – снова сказал Бартомеу Жоану во время своего следующего визита в книжную лавку.

– Я побеседовал со стариком и предупредил его.

– Тем не менее он не отказался от своих привычек.

– Я уже говорил вам о том, что он мне ответил. По закону он все еще мой раб, но одновременно и мой учитель, и я не могу указывать ему, как он должен жить. Совсем наоборот, я по-прежнему стараюсь учиться у него.

– В Совете Ста можно услышать многое, – продолжал коммерсант. – Фелип уже давно ненавидит старика, а после прохождения процессии аутодафе, когда окружавшие Абдуллу подростки криками поддерживали Франсину и освистывали его, дознавателя инквизиции, он настроен против мусульманина еще решительнее. А позже на Королевской площади была попытка бунта и голоса доносились с того места, где выделялся своим белоснежным тюрбаном Абдулла.

– Отвечаю за все это я, а не Абдулла.

– Не имеет значения. – Бартомеу нахмурился, и лоб торговца прорезали морщины, что свидетельствовало о его озабоченности. – Тебе будет сложно поверить в это, но Фелип начинает бояться Абдуллу. И потому старик оказывается в еще большей опасности. Скажи ему, чтобы он был осторожен.

– Да, я скажу ему это, Бартомеу. Хотя прекрасно знаю его ответ.

– Я прошу вас, учитель, хотя бы в течение нескольких недель не выходить из скрипториума ни на улицу, ни в книжную лавку.

– Мне осталось совсем немного, Жоан, – ответил Абдулла с мягкой улыбкой. – Неужели ты хочешь, чтобы я жил взаперти несколько оставшихся мне дней?

– Я не хочу запереть вас, я только хочу, чтобы вы защитили сами себя для вашего же блага. – Жоан был в отчаянии, но в то же время не мог указывать своему учителю.

– Мое благо – это свобода, которой я пользуюсь благодаря тебе. Дай мне возможность насладиться ею. И пусть свершится воля Божья, ведь все зависит только от нее.

Фелип Гиргос и два его головореза, как всегда верхом, по-прежнему то и дело появлялись на улице Эспесьерс, площади Сант Жауме и улице Парадиз. Дознаватель инквизиции, который раньше никогда не заходил в книжную лавку, теперь делал это ежедневно. Обычно он наносил визит в сопровождении одного из своих людей и вел себя высокомерно и грубо, на что семья Серра реагировала соответствующим образом. Анна делала ему замечания о его манере поведения, а он надменно отвечал ей. Рыжая бестия пытался запугать их, но Серра сохраняли спокойствие, вели себя независимо и не давали ему ни малейшего повода даже подумать о чем-то подобном. Этот тип просматривал книги, бросал их как попало и уходил. И хотя Серра держались изо всех сил, постоянное давление со стороны убийцы постепенно расшатывало их нервы.

Однажды после обеда Жоан услышал шум на улице. Выглянув в окно, он увидел Абдуллу, который вышел прогуляться с парой подмастерьев и стоял лицом к лицу с Фелипом, сидевшим верхом на лошади. Вместе со своими верными псами дознаватель оскорблял старика, пытаясь всячески унизить его.

– Грязный безбожник! – кричал он Абдулле. – Ты омерзителен! Ты сгоришь в адском пламени!

– В аду горят те, кто ведет себя недостойно, – отвечал Абдулла, гордо выпрямившись и глядя рыжему прямо в глаза. Его спокойный вид, корректное поведение, улыбка на устах, открытый взгляд голубых глаз, белая борода, а также тюрбан и белая туника придавали ему вид человека королевской крови. – И ты ведешь себя подобным образом, отправляя невинных на смерть. Я никогда даже пальцем не тронул невинного. И сколько бы ты ни окружал себя священнослужителями, как бы они ни благословляли тебя, твои дела приведут тебя прямиком в ад.

– От костра тебя спасает лишь то, что ты раб, – ответил Фелип раздраженно. Спокойствие и уверенность, с которой отвечал ему мусульманин, выводили его из себя. – Повезло тебе.

– А тебе повезло в том, что тебя защищает инквизиция, – ответил Абдулла, не растерявшись. Он все еще улыбался. – В противном случае тебя провели бы по всему городу, бичуя хлыстами как вора-подмастерья, обокравшего своих покровителей Корро. И как только хватило наглости предать людей, предоставивших сироте кров и заботившихся о тебе? Это верх неблагодарности!

– Да как ты смеешь! – прорычал Фелип с побелевшим от гнева лицом. Он пришпорил своего коня, и тот присел на задние ноги, а передние оказались над головой мусульманина.

– Остановись! – возопил Жоан и, отскочив от окна, кубарем скатился по лестнице, чтобы прийти на помощь своему учителю. – Не смей! – снова крикнул он, оказавшись на улице и бросившись наперерез лошади, чтобы остановить ее.

Работники книжной лавки, привлеченные криками, начали выходить на улицу, желая понять, что происходит. Абдулла, не отступивший даже на пару шагов, продолжал бесстрашно бросать обвинения в лицо Фелипу.

– И ты все такой же, – сказал он ему. – Ты и тебе подобные сжигаете безвинных на костре, чтобы завладеть их имуществом.

Фелип вновь ударил коня и двинулся прямо на Абдуллу, который по-прежнему гордо стоял на месте. Жоан бросился наперерез, чтобы схватить поводья, но опоздал. Копыта передних ног лошади пробили голову Абдуллы. Тюрбан слетел с его головы, и он упал на землю. Фелип, красный от бешенства, опять пришпорил лошадь, и она растоптала упавшего. Жоан, совершив немыслимый прыжок, набросился на Фелипа и, схватив его, свалил с лошади. Рыжий толстяк со всей дури грохнулся на землю. Жоан сел на него верхом и в слепой ярости стал избивать, выкрикивая всевозможные ругательства.

Охранники в мгновение ока соскочили с лошадей, чтобы защитить своего патрона, но не смогли сделать этого, потому что несколько подмастерьев ударами и тычками оттолкнули их. Те обнажили свои мечи, но им уже противостоял Педро с оружием в руках, а также все работники книжной лавки, вооруженные кинжалами, палками и железными брусками.

– Именем инквизиции – дорогу! – крикнул один из них.

– К черту инквизицию! – ответил Педро. – Убирайтесь, если хотите жить. А этого мы вернем вам чуть позже.

Солдаты попробовали забрать своих лошадей, но грозная толпа не позволила им этого сделать, и под тучей сыпавшихся на них ударов они бросились бежать в сторону Королевской площади. Когда Педро увидел, что они отступают, он кинулся к Жоану, который продолжал дубасить кулаками и ногами безжизненное тело дознавателя инквизиции.

– Оставьте его! – сказал он, оттаскивая Жоана с помощью одного из мастеровых типографии. – Если вы убьете его, то проиграете.

Жоан отпустил Фелипа и, даже не посмотрев в сторону тучного тела, распростершегося на окровавленной земле, бросился к дверям книжной лавки. Там уже освободили один из торговых прилавков, чтобы положить на него тело Абдуллы. Старик истекал кровью, которая лилась из раны на голове, грудь его была продавлена. Он с трудом дышал.

– Учитель! – Жоан захлебнулся в рыданиях. – Учитель! – Он чувствовал себя оглушенным, ярость постепенно уступала место безмерному отчаянию.

Старик не сразу ответил.

– Сын мой, – с трудом произнес он, – я говорил тебе, что книга моей жизни заканчивается и это ее последняя страница.

– Нет, нет, вы не умрете, мы вылечим вас, – прошептал Жоан, стараясь проглотить подступивший к горлу комок.

– Это последняя страница моей книги, Жоан, – повторил Абдулла и добавил: – И мне, честно говоря, очень нравится, как она заканчивается.

Жоан замолчал. Чувства переполняли его, он не мог говорить и поднял глаза на Анну, стоявшую с другой стороны прилавка с мокрыми от слез глазами и старавшуюся платком остановить кровотечение из головы старика. Педро, Мария, их дети, подмастерья – все были рядом, внимая Абдулле.

– Я ухожу, окруженный друзьями, – продолжал тот, слабо шевельнув рукой, которую Жоан тут же взял в свои руки. – Я никогда даже представить не мог, что конец раба, потерявшего Гранаду, свою родину, может быть таким прекрасным.

Он замолчал, и никто не осмелился прервать это молчание. Все знали, что он умирает, и слушали его речь с искренней болью.