Минус всей моей жизни - Наталия Александровна Матвеева

больше никогда не увидишь! Уж я об этом позабочусь!!! Я не дам тебе даже на метр к ней подойти, ты понял, мерзавец?..

– Понял. – злобно и резко проговорил Сергей и вдруг вскочил, грубо схватив Ксюшу за локти и бешено прижав к стене, глядя в ее отчаянные, до ужаса злые, до ужаса больные глаза своими серыми, сверкающими от гнева. – Теперь ты меня внимательно слушай, Ксеня, и запоминай, потому что дважды повторять не буду! С Настей ты мне видеться не запретишь – запрет устанавливает только решение суда, которого в данном случае категорически и стопроцентно не будет. А насчет Жени… выгоняй. Я открою свой бизнес, свой целиком и полностью, и возьму ее к себе на лучшую должность и лучшую зарплату, плевать мне на твои рекомендации!!! Пока я жив, ты не сможешь ей навредить, поняла? Все, с меня хватит! – он резко оттолкнул ее от себя и помчался к выходу из комнаты, мечтая оказаться как можно дальше от нее, от этого разговора, от этого места, цепляющего его сознание лишь идиотским и никчемным, никому не нужным браком, но Ксюша помчалась следом и, увидев, что Сергей обувается и хватает куртку, заверещала:

– Куда ты собрался, Сережа??? Мы еще не договорили! Ты не посмеешь сейчас у…

– Иди ты к черту, Ксюша! – гневно крикнул Сергей, чувствуя, что его терпение на исходе. – Поеду покатаюсь. Всяко лучше, чем в этом дурдоме…

– Сереж!!! – вдруг с мольбой шепнула Ксеня, поменяв тактику на кардинально противоположную и даже выдавив несколько скупых слезинок, протягивая к нему руки. – Пожалуйста! Ну… ну не уходи! Давай поговорим спокойно! Давай все обсудим! И этот развод… дурацкий… Я же люблю тебя, Сережа… – прошептала она, а Сергей, схватив ключи от машины с полки, вдруг на секунду остановился и посмотрел на нее:

– Не надо. Любишь? Да разве так поступают с теми, кого любишь? Нет, Ксюша, это не любовь. Это все твое упрямое и глупое детсадовское «хочу вот эту игрушку»! Но люди не игрушки, с ними нужно тоже считаться… хотя бы иногда.

– Вот как ты заговорил?? – снова истерично хохотнула она, уперев руки в бока. – А сам-то ты больно много о других думаешь? С каких это пор тебе вдруг открылась истина человеколюбия, великий манипулятор и тиран?

– Все, Ксюша. Разговор окончен. И… лучше поздно понять что-то в своей жизни, чем никогда. – жестко проговорил он и вылетел из дома, чувствуя странное, колоссальное облегчение, которого он не испытывал еще ни единого раза в своей жизни…

Неужели ему удалось хоть что-то в своей жизни сделать правильно? Именно так, как он хочет, а не как хочет его отец, или жена, или кто бы то ни было…

Опустошенный, выпитый до дна, усталый от своих сильных, крепко вцепившихся в него острыми когтями эмоций и просто утопая в глубокой, угрюмой тоске, Сергей катил и катил по улицам, которые с каждым перекрестком становились все пустынней, думая лишь о том, какую длинную и бессмысленную жизнь он прожил, осознавая, что именно сейчас настало время платить за свои ошибки…

А еще он вновь и вновь, как заведенный, думал о Жене, сгорая в сильнейшем чувстве вины перед ней, понимая, что она наверняка ужасно страдает сейчас… Его мысли вели его, управляли им, и Сережа не заметил, как снова очутился в тесном и глухом дворе ее дома, пристроившись около старой детской площадки… Облокотившись на руль, он смотрел на окна ее квартиры, ощущая, как и всегда, удивительную тягу к ней и даже волнение, потому что она казалась так близко… А завтра он увидит ее… Она придет. Придет. Завтра.

– Женя, Женя… – шепотом проговорил он, впиваясь взглядом в ее окно и как никогда сильно чувствуя тугой и болезненный узел в груди, а еще – сумасшедшее желание увидеть ее, увидеть ее глаза, коснуться хоть на мгновение…

– Я все исправлю. – снова тихо шепнул он, а в спальне Жени в этот миг погас свет.

Глава 18. «Плюс»

Болезнь почти отступила. О, Слава Богу, хоть тело здорово, чего нельзя сказать о ее сердце, о ее душе.

Женя ехала на работу, почти не чувствуя рук и ног, а лишь сильнейшее давление в груди, мешающее дышать и запускающее слезный поток при любом, даже самом незначительном случае.

Ее тело превратилось в тяжелую груду металла. Ее зрению мешала какая-то вата. Ее слух не воспринимал звуки, а нос не реагировал ни на какие запахи. А самое трагичное было в том, что ее мозг жил внутри всего этого пустого, туманообразного теремка, выкручивая из ее сердца неотжатое белье, которое желательно бы запустить еще на программе «отжим+слив» и высушить болью без остатка, а в груди пульсировал горячий узел, без конца возвращающий образ Сережи в ее мысли.

Она готова была на что угодно, она хваталась за домашние дела, ходила по магазинам все выходные до упаду, пока еще ослабленный болезнью организм не начал активно сопротивляться и проявлять жуткую немощность, она искала любой компании, пытаясь жить, жить дальше, не считая собственных вздохов, не глядя на часы, отсчитывающие каждую минуту до ужаса медленно, не думая о нем, не вспоминая всего, что их связывало, и плохое, и хорошее… Но Женя ничего не могла с собой поделать и каждую ночь беззвучно рыдала, вцепившись руками в подушку и снова, снова пытаясь придумать, как ей прожить без него целую вечность и как научиться заново существовать в этом мире без любви и замечать его великолепие и многообразие…

Женя ехала на работу, зная, что нужно отрубить окончательно, иначе ей не выжить. Она никогда не сможет двигаться дальше и отпустить его, если будет каждый день сталкиваться с ним нос к носу в одной секретарской. Это будет последний шаг, после которого она должна переступить через себя, свою боль, свое страдание и начать все с начала, зажить своей пустой, погасшей, как глубокая осень, безнадежной и отчаянной жизнью…

Заставив себя не плакать, чувствуя, как растет и растет давление в груди, Женя, как во сне, прошла через дверь с магнитным замком, не слыша даже своих шагов по полу, устланному ковролином… А вот и секретарская… Ее сердце сжалось в глубокой тоске и боли, а мозг живо подослал картинку того, как Сергей впервые поцеловал ее здесь, и это было несказанное волшебство… Которое сейчас лишь больно ударило ножом в свежую рану…

Дверь кабинета директора была приоткрыта. Женя выдохнула, зная, что он там. Она чувствовала его, будто видела наяву, она очень сильно ощущала его