Чемпион. Второй пояс - Михаил Павлович Игнатов

Отвернувшись, Самум шагнул вперёд и с досадой обнаружил, что всё же немного опоздал — портал закрылся. Торопясь, крикнул:

— Старший! Подождите!

Едва Страж перевёл на него взгляд, согнулся в приветствии идущих:

— Я, Сареф Тамим, прошу старшего зачесть меня как будущий налог для моей семьи и отправить вслед за Леградом. Я хочу приносить пользу Империи и помочь ей сражаться с сектантами.

Страж медленно кивнул:

— Я не приглядываю за землями вашей части Пояса, но твою просьбу могу удовлетворить. Если ты решил твёрдо, то подойди ко мне.

Самум едва удержался от гримасы. Конечно же, он решил твёрдо, иначе не стал бы открывать рта. Но говорить такое Стражу? Он не безумец. В отличие от своего названого брата. В чём Самум был уверен, так это в том, что тот бы и Стражу мог такое в лицо сказать.

Самум остановился в трёх шагах от Стража. В тот же миг под ногами снова вспыхнуло огромное полотнище Массива, а в воздухе протаял овал портала, открывая путь в другой Пояс. Самум чуть согнул спину перед Стражем, на миг коснувшись кулаком ладони, а затем шагнул в портал.

* * *

Старейшина Онханд покосился на довольно ухмыляющегося Болайна и толкнул к нему злую мысль:

— Чему ты радуешься? Спустил все зелья и чего добился? Что ты должен был получить на этом турнире? Тебе Орден кинули кость, ты и радуешься. Ты разум не потерял от радости, что умыл Орден? Думаешь, твой…

Старейшина замолчал, развернувшись к краю ложи и уже вслух вежливо произнёс:

— Старший, рад вблизи засвидетельствовать вам своё почтение. Могу я узнать ваше имя, старший?

Страж, который висел в воздухе напротив их ложи, кивнул:

— Можешь, Онханд. Моё имя Иликан.

— Приветствую старшего Иликана.

Один за другим и все остальные, кто был в ложе, вскакивали со своих мест и приветствовали Стража по имени.

Но тот на них даже не глядел. Едва замолчал последний из находившихся в ложе, Страж Иликан задумчиво произнёс:

— Пока я любовался турниром, то услышал, как ты, младший, затронул тему Бедствия на землях Саул. Ты удивительно осведомлён о том случае.

— Старший, не каждый год и даже не каждое десятилетие на землях Пояса объявляют Бедствие.

— Согласен, но в моих записях указано, что именно ты, Онханд, объявлял Бедствие на землях Саул.

— Нет, старший, я не глашатай тех земель, я…

Страж коротко повёл рукой, заставляя Онханда замолчать, спокойно заметил:

— Давай не будем заниматься этими глупостями. Его уста произносили твои слова.

— Я лишь объявил волю Гарой, вашу волю, старший, которую передал один из ваших братьев.

— И снова это не вся правда. В моих записях Стража есть сообщение, которое мой собрат Виостий передал Гарой. И почему-то оно сильно отличается от того, что объявил ты.

Онханд вскинул подбородок:

— Старший, неужели вас заботят такие мелочи, как пара неверных фраз? Стражи всегда отдавали подобное на откуп Гарой. Мы, погруженные в заботы Пояса, всегда были связующим звеном между волей Императора и жителями Второго пояса.

— Какие громкие слова, — Страж повёл взглядом по находящимся в ложе. — Ты произносишь их ради них? Большая ошибка. Мне нет до них дела. Мусор, который решил оставаться сильней всех в мусорном Поясе, мусор, который решил, будто может делать всё что пожелает.

Онханд захрипел, упал на колени, затем и вовсе упёрся в пол руками, пытаясь не свалиться окончательно.

Два других старейшины Гарой, что стояли у него за спиной, шарахнулись в стороны.

Страж же спокойно сообщил:

— Онханд, старейшина клана Гарой, виновен в искажении воли Стражей. Наказание — смерть.

Онханд в тот же миг бездыханно рухнул.

Если бы в ложе нашёлся кто-то достойный с талантом Указов, то увидел бы, как над телом мёртвого старейшины исчезает печать Указа с единственным вписанным в него символом.

Страж перевёл взгляд на двух других старейшин. Те в ужасе, едва ли не хором забормотали:

— Старший, старший, мы не имеем никакого отношения к тому делу. Старший…

Он оборвал их:

— Я знаю. В этом деле вы не виновны, — ткнув пальцем в левого, Страж приказал. — Доставай свой нефрит Голоса, передавай сообщение. Стражи недовольны тем, что клан Гарой в лице отдельных старейшин, позволяет себе искажать волю Стражей и прикрываться их именем. Старейшина Онханд казнён Стражем Иликаном.

Гароец немного трясущими руками сжал нефрит, зашевелил беззвучно губами, а затем протянул Стражу потрескавшийся артефакт:

— Выполнил, старший.

Страж повернул голову ко второму уцелевшему старейшине:

— Теперь ты доставай свой нефрит. Передавай. В качестве наказания за своевольство старейшины Онханда, Стражи объявляют на землях Изумрудные Равнины Дикое Время. Начало Дикого Времени через три дня. Судьбу земель определит сильнейший.

Старейшина, который отлично помнил, что Изумрудные Равнины, одни из богатейших земель клана, граничат с кланом Тириот, сглотнул и хрипло признался:

— Старший, у меня нет такого качественного нефрита, чтобы связаться с кланом.

Страж поднял руку и в его ладонь буквально прыгнул кисет мертвеца. Швырнув его старейшине, он спокойно заметил:

— Зато у твоего мёртвого собрата он есть.

На этот раз старейшина не сумел проглотить вставший в горле ком, да и обрушившееся на плечи давление стиснуло его, не давая даже вздохнуть. Суетливо согнулся, снова кланяясь. Давление тут же исчезло, но старейшина уже и без понукания укусил себя за основание большого пальца, чтобы добыть кровь.

Три вдоха и кисет стал его, ещё десять вдохов и в трясущихся руках у него оказался нужный нефрит.

Страж довольно кивнул, а едва сообщение отправилось через половину Пояса, добавил:

— Когда вернётесь в клан, то на словах сообщите, что Стражи недовольны тем, что Гарой забывает своё место. В тюремном Поясе есть только воля Императора, а вы не более, чем её проводники и исполнители. Не нужно забывать об этом, увлекаясь интригами, которые делают фракции слабей, а налоги меньше.

Придавив напоследок своей силой всех, кто был в ложе, Страж с удивлением увидел, как вперёд шагнул Лир. Лир Гарой.

— Старший! У меня есть просьба.

— Говори.

— Я прошу зачесть меня как налог Предводителем клану Гарой.

Один из старейшин толкнул к нему мысль:

— Ты что творишь? Не смей.

Лир искривил губы в злой усмешке и ответил вслух:

— Что я творю, старейшина? А вы как думаете? Больше всего из добродетелей я ценил верность и верно служил клану. Но как клан отплачивал