Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

— Ты должен найти туда дорогу.

Седрах зашептал что-то насчет непосильности задачи, но Ягарек перебил:

— Будет трудно. Но ты не сможешь спуститься по фермам, а если ты не сможешь, то Айзек и подавно. А он понадобится нам внизу. Ты должен привести его, и как можно быстрее. Я спущусь и найду тебя, когда обнаружу мотыльков. Жди меня.

С этими словами Ягарек надел и пристегнул шлем, убедился, что зеркала дают неплохой обзор.

В одном из больших осколков он поймал взгляд Седраха.

— Ты должен возвращаться. Действуй быстро. Будь спокоен. Я приду к тебе. Я найду тебя до конца ночи. Мотыльки могут вылетать только через эту щель, я буду здесь, буду их ждать.

Судя по выражению лица Седраха, он признал правоту Ягарека. Нельзя надеяться, что Айзек благополучно спустится по этим высоченным чугунным лесам.

Седрах коротко кивнул Ягареку, его отражение в зеркалах гаруды сделало прощальный жест. Затем авантюрист повернулся и двинулся вниз по лестнице и вскоре исчез из виду.

Ягарек повернулся и взглянул на еще не утонувший за горизонтом край солнца. Глубоко вздохнул и быстро посмотрел вправо-влево, привыкая к иззубренным осколкам зеркал. Он полностью успокоился. Дышал в медленном ритме яджху-саак. «Охотничьи грезы» — так назывался боевой транс цимекских гаруд. Ягарек владел собой.

Через несколько минут тихо залязгал металл, проскрежетала проволока по стеклу, прошипели тонкие поршни, и одна за другой появились три механические обезьяны, приблизились к Ягареку с разных сторон. И застыли в ожидании вокруг него, розово поблескивая стеклянными линзами в закатных лучах.

Ягарек повернул голову, посмотрел на их отражения в зеркалах. Потом, аккуратно взявшись за веревку, полез через отверстие в куполе. Напоследок жестом велел конструкциям двигаться за ним. Нахлынул жар, сомкнулся над головой. Ягарек спускался в поселок под стеклянным колпаком, к домам, утопающим в красном сиянии прошедшего через стеклянную полусферу заката, к логову мотыльков.

Глава 43

Снаружи неуклонно смеркалось. С наступлением ночи погасли и яркие лучи, что били из стеклянного шара на макушке купола. В Оранжерее резко потемнело и посвежело, но жара не спала до конца. По-прежнему здесь было теплее, чем в городе. Свет фонарей и окон отражался от стеклянных фасет. Путешественникам, глядящим на город с Плитнякового холма, жителям трущоб, бросающим случайные взгляды вниз с крыш домов-башен Корабельной пустоши, милиционерам, посматривающим с воздушного рельса, машинистам идущих на юг по Южной линии поездов Оранжерея кажется светящимся изнутри тугим волдырем на черной коже Нью-Кробюзона. С заходом солнца Оранжерея засияла.

Ягарек, держащийся за металл изнанки купола, незаметный, как наислабейший нервный тик, медленно согнул руки. Он преодолел две трети расстояния от верхушки купола до земли и застыл, прицепившись к ферме. С этой высоты он без труда мог разглядеть любой элемент великой архитектурной путаницы. Разум был погружен в яджху-саак. Дышал Ягарек медленно, мерно. Охотничий поиск продолжался, взгляд без устали перескакивал с одной точки на другую, нигде не задерживаясь больше чем на секунду. В памяти рисовалась мозаичная картина. Временами он выходил из транса и пробегал глазами по крышам, старался уловить любое необычное движение. То и дело посматривал на заполненную мусором и водой канаву, к которой должен был выйти Седрах с остальными.

Но пока никаких пришельцев не видать.

С наступлением ночи необычайно быстро опустели улицы. Какты толпами расходились по домам. Только что внизу кипела жизнь — и вот за полчаса с небольшим Оранжерея обернулась городом-призраком. На улицах остались только вооруженные патрули. И вели они себя несмело. Потемнели окна, закрытые ставнями и шторами. Не горели нигде газовые фонари. Но зато Ягарек заметил расхаживающих взад-вперед по улицам фонарщиков, они касались горящими шестами пропитанных нефтью факелов, установленных в десяти футах над мостовой. Каждого такого зажигателя сопровождали стражники, они боязливо, нервозно пробирались по темным улицам.

На верхней площадке храма, вокруг центрального механизма, суетилось несколько пожилых кактусов. Они перекидывали рычаги, крутили штурвалы. Венчавшие устройство огромные линзы опускались и поднимались на внушительных петлях. Ягарек всмотрелся, но не смог понять, чем занимаются эти кактусы и для чего предназначена машина.

Он недоуменно глядел, как они разворачивают штуковину то вокруг вертикальной, то вокруг горизонтальной оси, сверяясь с приборами, что-то регулируя. Над головой Ягарека прилипли к металлу две обезьяны, третья была под ним, в нескольких футах, держалась за ферму, параллельную той, за которую цеплялся он. Эти «я» Совета конструкций не шевелились, ждали, когда он двинется дальше.

Ягарек закрепился понадежней. Он будет ждать.

Через два часа после захода солнца почернели стекла купола. Исчезли звезды. Улицы Оранжереи были освещены зловещими, с оттенком сепии, огнями. На мглистых улицах стражники превратились в тени. И никаких звуков, кроме треска факелов, поскрипывания зданий и шепота фонарщиков и их охранников. Иногда в проемах между остывающими кирпичами мерцала как блуждающий огонь случайная крапинка света.

И по-прежнему не видно ни Лемюэля, ни Айзека, ни остальных. Ягарека это огорчало лишь самую чуточку, его разум был сосредоточен и расслаблен, не выходил из охотничьего транса. Ягарек ждал. И наконец, между десятью и одиннадцатью часами, услышал необычный звук. Его внимание, расширенное, рассредоточенное по всему куполу, мгновенно сфокусировалось в узкий луч. Он перестал дышать. И вот — снова тишайший трепет, как будто ткань хлопает на ветру.

Свернув шею в штопор, он вглядывался на звук, в сплетение улиц, в страшную мглу. На макушке пирамиды в центре Оранжереи кактусы никак не отреагировали на трепет. Тотчас из глубины сознания полезли неприятнейшие фантазии. Все сбежали, никого не осталось под куполом, кроме Ягарека и конструкций-обезьян. А эта россыпь движущихся точек в ущельях улиц — не более чем огни-призраки…

Больше он не слышал хлопков, но перед глазами проплыло черное пятно — во мраке взлетел кто-то огромный. Страх родился на подсознательном уровне, гораздо глубже той спокойной плоскости, где обитали мысли. Ягарек напрягся, сдавил пальцами металл, до боли вжался в опору купола, рывком повернул голову к ферме, за которую он держался. И всмотрелся в зеркала.

Тварь поднималась вверх. Она находилась совсем рядом, на одном уровне с Ягареком. Она вынырнула из какого-то дома и преодолела крошечное расстояние до купола, а дальше полезла, хватаясь руками, щупальцами, языком, навстречу свежему воздуху и мглистому простору.