Том 1. Повести и рассказы 1846-1847 - Федор Михайлович Достоевский

успехом своего таланта». Указав, что Достоевский многим «обязан Гоголю» и что в «Бедных людях» и «Двойнике» «видно сильное влияние Гоголя, даже в обороте фразы», критик в то же время отверг мнение о том, что он всего лишь «подражатель Гоголя». «…Гоголь, — писал Белинский, — только первый навел всех (и в этом его заслуга, которой подобной уже никому более не оказать) на эти забитые существования в нашей действительности, но <…> г. Достоевский сам собою взял их в той же самой действительности».

Назвав «Бедных людей» и «Двойника» «произведениями необыкновенного размера», Белинский дал подробный разбор «Бедных людей». Он указал на горячее сочувствие автора его бедным героям, глубокое понимание им «трагического элемента» изображаемой жизни, внутренней красоты и благородства души бедняков, на «простоту» и «обыкновенность» построения романа без каких бы то ни было «мелодраматических пружин» и «театральных эффектов». Подчеркнув, что в лице Макара Алексеевича изображен не человек, «у которого ум и способности придавлены, приплюснуты жизнью», но натура, в которой заключено «много прекрасного, благородного и святого», Белинский, приветствуя эту «гуманную мысль» «Бедных людей», писал: «Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: „Ведь это тоже люди, ваши братья!“». Сочувственно выделив в своем изложении образы старика Покровского, эпизоды с нищим, с шарманщиком, сцену в кабинете «его превосходительства», последнее письмо Девушкина, раскрывающие всю меру униженности и социальных страданий бедных людей, Белинский тонко охарактеризовал самую манеру Достоевского (он писал, что в «Бедных людях» трагический элемент «передается читателю не только словами, но и понятиями Макара Алексеевича») и смело предрек молодому автору великое будущее. Отметив, что лицо Вареньки в противоположность Девушкину «как-то не совсем определенно и окончено», Белинский даже и этот недостаток стремился извинить тем, что, кроме Пушкина, никто из русских писателей еще не сумел справиться с задачей изображения русской женщины. «Растянутость» же романа, на которую жаловались читатели, он объяснил «чрезмерной плодовитостью» молодого автора.[21]

Вслед за Шевыревым и Никитенко с оценкой «Бедных людей» выступил в «Финском вестнике» Ап. Григорьев, развивший здесь более подробно суждения, зерно которых было сформулировано им уже раньше — вскоре после выхода «Бедных людей» — в «Ведомостях С.-Петербургской городской полиции» (1846. 9 февр. № 33).

Григорьев возражал Булгарину, признавая «громадное художественное дарование» автора, создавшего два «в высокой степени интересные» лица, «которым нельзя не сочувствовать», и сумевшего, несмотря на «все однообразие их ощущений», основать на этом «целую внутреннюю драму». Несмотря на общее свое отрицательное отношение к «сентиментальному натурализму» молодого Достоевского, Григорьев высоко оценил ряд образов и эпизодов романа — в частности образ Покровского-отца (восходящий, по его мнению, к бальзаковскому отцу Горио), «эпизод Горшковых», последнее письмо Макара Алексеевича. В мае 1846 г. роман прочел Гоголь, писавший А. М. Вьельгорской из Генуи 14 мая 1846 г.: «В авторе „Бедных людей“ виден талант, выбор предметов говорит в пользу его качеств душевных, но видно также, что он еще молод. Много еще говорливости и мало сосредоточенности в себе: все бы оказалось гораздо живей и сильней, если бы было более сжато».[22] Сам Достоевский 17 сентября писал брату об успехе романа у провинциальных читателей. «Я слышал от двух господ, именно от <…> Бекетова и Григоровича, что «Петербур<гский> сборник» в провинции не иначе называется как „Бедными людьми“. Остального и знать не хотят, хотя нарасхват берут его так…». 26 ноября он же сообщал М. М. Достоевскому: «„Бедные люди“ иллюстрируются здесь в двух местах — кто сделает лучше. Бернардский говорит, что не прочь начать со мной переговоры…». Были ли начаты эти иллюстрации и какова их судьба — неизвестно.

Новая вспышка полемики вокруг «Бедных людей» относится к началу 1847 г., когда почти одновременно появляются годичные обзоры русской литературы за 1846 г. В. Г. Белинского, В. Н. Майкова и Э. И. Губера.

Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» (Современник, 1847. № 1) ограничился кратким отзывом о романе. Назвав «Бедных людей» на первом месте среди «замечательных явлений беллетристической прозы», появившихся в сборниках и журналах, и повторив свое прежнее суждение о «силе, глубине и оригинальности таланта» Достоевского, он сослался на уже появившиеся многочисленные статьи о нем. Тем не менее после неуспеха «Двойника», появления разочаровавших его «Романа в девяти письмах» и «Господина Прохарчина» (см. ниже, с. 456, 458) и углубившихся идейно-художественных расхождений с Достоевским, Белинский отнесся к роману заметно строже, чем прежде. Указав, что почти все читатели нашли «Бедных людей» утомительными, критик писал, что роман был бы «безукоризненно художественным», если бы автор «имел <…> предусмотрительность прочистить» его «от излишних повторений одних и тех же фраз и слов», хотя и характеризовал это как «извинительные для первого опыта недостатки».[23]

Критик-петрашевец В. Н. Майков в статье «Нечто о русской литературе в 1846 году» отвел «Бедным людям» и «Двойнику» центральное место. «Главным достоинством» «Бедных людей» он считал «оригинальный прием в изображении действительности», непривычный для публики и поэтому не понятый ею. Достоевский, по мнению Майкова, «упрочивает господство эстетических начал, внесенных в наше искусство Гоголем», но вместе с тем его индивидуальная манера «противоположна» манере Гоголя. «…Гоголь, — писал Майков, — поэт по преимуществу социальный, а г. Достоевский по преимуществу психологический. Для одного индивидуум важен как представитель известного общества или известного круга; для другого самое общество интересно по влиянию его на личность индивидуума <…>. Собрание сочинений Гоголя можно решительно назвать художественной статистикой России. У г. Достоевского также встречаются поразительно художественные изображения общества; но они составляют у него фон картины и обозначаются большею частию такими штрихами, что совершенно поглощаются огромностью психологического интереса». С «поразительно глубоким психологическим анализом» Достоевского Майков связывал то, что после прочтения романа читатель продолжает открывать в нем новые, не замеченные прежде тонкие психологические штрихи; так, он считал, что в глубине души Варвара Алексеевна «томилась преданностью» Девушкина; этим объясняется «холодный деспотизм», сквозящий в ее последних письмах, где она не могла «не вступиться за поруганную самостоятельность своей симпатии».[24] Выдвижение в романе на первое место интереса к человеческой личности и анализа влияния на нее общества верно определяло существенные стороны творческого метода Достоевского, получившие развитие позднее, и могло быть в какой-то мере подсказано Майкову самим автором, с которым критик был близок, и, вероятно, часто беседовал в это время.

Оценку автора «Бедных людей» как одного из крупнейших «талантов» «натуральной школы» Белинский вновь повторил, возражая славянофилу Ю. Ф. Самарину в статье «Ответ „Москвитянину“» (Современник. 1847. № 11; ср.: Полн. собр. соч. Т.