Мир красного солнца - Клиффорд Саймак

Местные жители давным-давно поняли, что господин Чэмберс не любит, когда к нему пристают. Новое поколение горожан называло это эксцентричностью. У определенных личностей более грубого склада для данной характеристики находилось другое словечко. Люди преклонных лет помнили, что господин Чэмберс, выглядевший весьма чудаковато в своем черном шелковом шарфе, шляпе-котелке и с палисандровой тростью, когда-то был профессором в местном университете. Причем профессором не то метафизики, не то какой-то другой диковинной дисциплины. Так или иначе, с его именем была связана некая шумиха, можно даже сказать — университетский скандал. Господин Чэмберс написал книгу и обучал по ней студентов. В чем заключался предмет исследования данного труда, все уже давным-давно забыли, но речь там шла о вещах достаточно революционных и это стоило господину Чэмберсу места в университете.

Серебряная луна светила над верхушками труб, а холодный, злой октябрьский ветер шуршал опавшей листвой, когда в семь часов господин Чэмберс вышел на свою обычную прогулку. Вдохнув чистого морозного воздуха и почувствовав легкий кисловатый запах дыма из дальнего леса, господин Чэмберс с довольным видом огляделся. Вечер обещал быть приятным.

Он шел неспешной походкой, размахивая тростью чуть менее залихватски, чем двадцать лет назад, — шарф был плотно заправлен под воротник выцветшего старого пальто, а котелок надвинут почти на глаза. На углу Кленовой и Джефферсон не горел уличный фонарь, и господин Чэмберс что-то недовольно буркнул себе под нос, когда пришлось сойти с тротуара и обогнуть недавно забетонированный и огороженный участок проезда у восемьсот шестнадцатого дома.

Этим вечером господин Чэмберс добрался до угла Лексингтон и Кленовой чуть раньше обычного. Он даже сбавил шаг, не понимая, как такое могло случиться. Нет, должно быть, он ошибся! Все двадцать лет, прошедшие после его изгнания из университета, господин Чэмберс жил по часам. Одно и то же, в одно и то же время, день за днем. Не то чтобы он сознательно выбрал для себя жизнь по расписанию, нет. Холостяк, живущий в одиночестве и владеющий достаточными средствами для удовлетворения своих скромных потребностей, господин Чэмберс незаметно втянулся в это размеренное существование.

Итак, он повернул на Лексингтон, а оттуда — на Дубовую улицу. На углу Дубовой и Джефферсон его опять поджидал пес, который выскочил откуда-то из-под забора, рыча и скаля зубы, так и норовя схватить проходящего врага за пятки. Но господин Чэмберс сделал вид, что не замечает его, и вскоре пес отстал.

Где-то на улице громко работало радио. До господина Чэмберса долетали лишь обрывки фраз:

— …Все еще имеют место… «Эмпайр стейт билдинг» исчезло… Разреженный воздух… Известный ученый, доктор Эдмонд Харкорд…

Ветер относил слова в сторону, однако господин Чэмберс и не пытался прислушиваться. Он снова буркнул под нос что-то нелестное. Наверное, очередная фантастическая радиопьеса. Была одна такая много лет назад. Что-то про марсиан. И Харкорд! Но при чем тут Харкорд? Он был одним из тех, кто поднял на смех труд, написанный господином Чэмберсом.

Выбросив из головы неприятные мысли, господин Чэмберс снова вдохнул чистый морозный воздух и огляделся по сторонам. Из темноты поздней осени проступали знакомые силуэты. В этом мире не было ничего, абсолютно ничего, что могло бы огорчить господина Чэмберса. Именно такого принципа он решил придерживаться двадцать лет назад.

Перед аптекой на углу Дубовой улицы и Линкольн собралась толпа мужчин, возбужденно обсуждавших что-то. Господин Чэмберс уловил отдельные реплики:

— Это происходит повсюду… Что, по-вашему, это такое?.. Ученые не могут объяснить…

Но как только господин Чэмберс приблизился к спорщикам, они замолчали и лишь искоса бросали на него смущенные взгляды. Он, в свою очередь, даже вида не подал, что кого-то узнал. Так продолжалось уже долгие годы, с тех пор как люди осознали, что он не желает ни с кем разговаривать. Один из горожан подался было вперед, как будто намереваясь обратиться к нему, но затем отступил, а господин Чэмберс продолжил свой путь.

Возвратившись к дому, он остановился у парадного входа, как делал тысячи раз до этого, и достал из кармана тяжелые золотые часы.

То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Было всего семь тридцать!

Несколько долгих минут он стоял и смотрел на часы, убеждая себя в том, что они сломаны. Но часы шли, поскольку было слышно, как они тикают. На пятнадцать минут раньше! А ведь в течение целых двадцати лет он выходил в семь, а возвращался без четверти восемь.

И тут он осознал, что это еще не все. У него не было сигары! Не купив ее, он впервые лишил себя вечернего курения.

Потрясенный случившимся и бормоча что-то себе под нос, господин Чэмберс зашел в дом и запер дверь. Он повесил шляпу и пальто на вешалку в прихожей, прошел в гостиную и, недоуменно качая головой, опустился в свое любимое кресло.

Тишину, царившую в комнате, нарушало лишь тиканье старомодных часов с маятником, стоявших на каминной полке. Но тишина была не в новинку господину Чэмберсу. Когда-то ему нравилось слушать музыку, настраивая радиоприемник на передачи с выступлениями симфонических оркестров. Но сейчас радиоприемник молчал в углу, а шнур был выдернут из розетки. Господин Чэмберс выдернул его сам много лет назад, в тот вечер, когда трансляция симфонического концерта была прервана срочным выпуском новостей.

Он также перестал читать газеты и журналы и по доброй воле ограничил свой мир весьма небольшой территорией. С течением времени эта добровольная ссылка превратилась в тюрьму, неосязаемая, но непреодолимая стена которой опоясывала городской участок площадью четыре квартала на три. За пределами этих кварталов царствовал необъяснимый ужас. Господин Чэмберс никогда не пересекал воображаемую границу.

Но, несмотря на затворничество, он не мог не слышать доносившихся с улицы выкриков мальчишки — продавца газет или обрывков разговоров людей, собравшихся на углу у аптеки и делавших вид, что не замечают, как он проходит мимо. Поэтому он знал, что сейчас шел тысяча девятьсот шестидесятый год и что война в Европе и Азии отпылала, а после нее началась ужасная эпидемия, которая и по сей день со сверхъестественной быстротой носится из страны в страну, уничтожая население. Эта эпидемия, без сомнения, была вызвана голодом, лишениями и всеми другими страданиями, которые принесла война.

Господин Чэмберс отстранялся от таких вещей как от чего-то чуждого его собственному маленькому миру. Он игнорировал новости и старался убедить себя в том, что никогда не слышал о них. Пусть другие обсуждают происшествия и беспокоятся по любому поводу. Его все это совершенно не касается.