Паж герцога Савойского - Александр Дюма

На следующий день около двух часов пополудни пульс упал до семидесяти двух ударов; раненый чуть-чуть пошевелился и слабо вздохнул.

— Господин де Вьейвиль, — сказал Везалий, — предупредите ее величество королеву-мать: король, по всей видимости, сейчас придет в себя и сможет что-то сказать.

Великий камергер выбежал из спальни, а когда через несколько минут он возвратился с королевой, Генрих начал приходить в себя и едва слышно прошептал:

— Королева… Пошлите за королевой!

— Я здесь, монсеньер! — воскликнула Екатерина, падая на колени перед постелью Генриха II.

Амбруаз Паре с восторгом смотрел на Везалия: если этот человек и не мог распоряжаться жизнью и смертью, то, по-видимому, был посвящен во все их тайны.

— Сударыня, — обратился Везалий к королеве, — ваше величество прикажет нам остаться в спальне или удалиться?

Королева вопросительно посмотрела на раненого.

— Путь останутся, — прошептал Генрих, — я так слаб, что боюсь в любую минуту потерять сознание…

Тогда Везалий вытащил из кармана маленькую склянку с красной как кровь жидкостью, отсчитал несколько капель в ложечку из позолоченного серебра и влил в рот короля.

Генрих облегченно вздохнул, и его щеки чуть порозовели.

— Ах, — сказал он, — мне лучше! Потом он огляделся.

— А, это ты, Вьейвиль, — сказал он, — ты меня не покинул?

— Нет, что вы, государь, — ответил, рыдая, граф, — ни на минуту!

— Ты же говорил мне… ты же говорил мне, — прошептал Генрих, — а я не хотел тебе верить! Я был не прав… И вас, сударыня, я тоже не послушал… Не забудьте, что господин де Колиньи — мой самый настоящий друг, он сказал мне больше, чем любой из вас: он сказал, что Монтгомери — человек, который должен меня убить.

— Он вам назвал Монтгомери?! — воскликнула Екатерина. — Но откуда он знал?

— Из одного предсказания, сделанного императору Карлу Пятому. Кстати, я надеюсь, что господин Монтгомери свободен?

Екатерина не ответила.

— Я надеюсь, что он свободен? — повторил Генрих. — Я прошу и, если угодно, требую, чтобы ему не причиняли никакого зла!

— Да, государь, — ответил Вьейвиль, — господин де Монтгомери свободен; он ежечасно, и днем и ночью, присылает справиться о здоровье вашего величества… Он в отчаянии!

— Пусть он утешится… Бедный де Лорж… он всегда мне верно служил, и последний раз тоже, когда я его послал к регентше Шотландии.

— Увы, — прошептала Екатерина, — отчего он там не остался?

— Сударыня, он вернулся из Шотландии не по своей воле, а по моему приказу… Он отказывался выйти на поединок со мной, это я его заставил… Во всем виновата моя злая судьба, а не он; не будем же роптать на Господа и воспользуемся той минутой жизни, что он чудесным образом подарил мне, чтобы уладить самые неотложные дела.

— О монсеньер! — прошептала Екатерина.

— И прежде всего, — продолжал Генрих, — подумаем об обещаниях, которые мы дали нашим друзьям, потом займемся договорами, которые мы подписали с нашими врагами… Вы знаете, что я обещал Вьейвилю, сударыня?

— Да, государь.

— Я как раз собирался подписать его маршальский патент, когда со мной случилось это несчастье: он должен быть готов.

— Да, государь, — ответил Вьейвиль. — Ваше величество приказали мне взять его у господина канцлера, чтобы я дал вам его подписать при первом удобном случае… и вот он… В тот роковой день, тридцатого июня он был при мне, и поскольку с тех пор я ни разу не переодевался и не покидал ваше величество, то он при мне и сейчас.

И с этими словами Вьейвиль подал патент Генриху.

— Я не могу пошевелиться, мне очень больно: сударыня, — обратился раненый к Екатерине, — будьте добры подписать патент вместо меня, поставить сегодняшнее число, обозначить причину, по которой вы его подписываете вместо меня, и отдать его моему старому другу…

Граф де Вьейвиль, рыдая, упал на колени у постели короля и приложился к его руке, лежавшей неподвижно на простынях и по цвету не отличавшейся от них.

В это время Екатерина написала внизу маршальского патента:

«За раненого короля, по его приказу, у его постели.

Екатерина, королева. 4 июля 1559 года».

Она прочла и показала королю то, что написала.

— Так, государь? — спросила она.

— Да, сударыня, — ответил Генрих, — а теперь отдайте патент Вьейвилю. Екатерина отдала патент Вьейвилю и тихо сказала:

— Теперь патент у вас, но все же сдержите обещание, мой добрый друг, потому что всегда остается возможность его отобрать.

— Будьте спокойны, ваше величество, — ответил Вьейвиль, — я дал слово и обратно его не возьму.

Заботливо сложив патент, он положил его в карман.

— А теперь, — сказал король, — обвенчались ли герцог Савойский и моя сестра?

— Нет, государь, — ответила Екатерина, — время для свадьбы было выбрано неудачно.

— Напротив, напротив, — возразил король, — я желаю, чтобы они обвенчались как можно скорее… Вьейвиль, позовите ко мне герцога Савойского и мою сестру.

Екатерина улыбнулась королю в знак согласия и, провожая Вьейвиля до двери, сказала:

— Граф, не ходите за герцогом Савойским и мадам Маргаритой до тех пор, пока я снова не отворю дверь и не прикажу вам это сама. Подождите здесь, в прихожей, и заклинаю вас вашей свободой, вашей жизнью и вашей душой — никому ни слова о том, что король пришел в себя, особенно госпоже де Валантинуа!

— Не беспокойтесь, сударыня, — ответил Вьейвиль.

Он действительно остался в соседней комнате, и Екатерина услышала, как новоиспеченный маршал начал от волнения большими шагами ходить взад и вперед.

— Где вы, сударыня, и что вы делаете? — спросил король. — Я не хотел бы терять время.

— Я здесь, сударь. Я просто сказала господину де Вьейвилю, где найти герцога Савойского, если он не у себя.

— То есть как это не у себя?

— Он у себя… Герцог Савойский покидает замок только вечером, но к утру всегда возвращается.

— Ах, — вздохнул король с завистью, — было время, когда и я на добром коне в ясную ночь скакал по дорогам… Per arnica silentia lunae note 48, как говорит моя дочь Мария Стюарт… Ах, как это было хорошо! Меня обдувал свежий ветерок, и листва дрожала в бледном свете луны… Да, тогда меня не сжигала лихорадка, как сейчас! Боже мой, Боже мой, сжалься надо мною, я страдаю ужасно!

За это время Екатерина подошла к постели и сделала знак врачам удалиться на некоторое расстояние.

Амбруаз Паре и Андреас Везалий почтительно наклонили головы и, понимая, что этим двум земным властителям в минуту, когда один должен покинуть другого, есть о чем поговорить, отошли на такое расстояние, чтобы не слышать их, и встали у окна.