Секретные миссии - И. Колвин

— Но, — сказал он, — это будет стоить слишком дорого.

Я настаивал на своем весьма решительно и выразил желание поговорить с начальником отдела кадров.

— Пожалуй, вы правы, — согласился со мной Флит. — Ну что ж, делайте все, что вам покажется необходимым.

В моей «лебединой песне» — законченном и проверенном списке подозрительных лиц, посланном начальнику военно-морской разведки, — я рекомендовал составить во всех других округах такие же списки, причем как можно быстрее. Мою рекомендацию приняли, и на основе составленных списков все подозрительные лица были быстро задержаны, когда сообщение о событиях 7 декабря 1941 года облетело страну.

В то время, когда я собирался передать свои дела офицеру, сменившему меня, произошел инцидент, значительный по своим размерам; я очень заинтересовался им. Надежный осведомитель сообщил в мое учреждение, что японский агент, занимавший одно из первых мест в нашем списке подозрительных лиц, по своей оплошности выдал заговор, имевший огромное значение для того времени. По словам этого агента, японцы хотели совершить диверсию при помощи смертников, чтобы уменьшить наш флот на четыре линкора и тем самым установить накануне войны более или менее равное соотношение сил обоих флотов. Из слов агента было ясно, что заговор замышлялся как действие нескольких человек, дошедших до исступления, за действия которых японское правительство собиралось принести извинения, но уже после того, как США потеряют четыре линкора.

Неосторожный агент выболтал о заговоре в припадке эмоциональной бравады. Взбешенный тем, что департамент иммиграции внезапно закрыл мексиканскую границу в Тиа Хуана, он заявил: «Японцы скоро откроют границу и будут держать ее открытой». По его словам, на следующий день, то есть 17 октября 1940 года, японский авиаотряд из двенадцати самолетов, управляемых летчиками-смертниками, неожиданно появится над американской военно-морской базой, где согласно информации стояли на якоре четыре американских линейных корабля. Самолеты прилетят звеньями по три в каждом; четыре самолета, по одному от каждого звена, спикируют и врежутся каждый в намеченный для него корабль; в это время остальные, сбросив бомбы, попытаются улететь. Это, кстати, явилось первым указанием на то, что японцы планировали использование летчиков-смертников — план, полностью выполненный в 1944—1945 гг., когда авиакорпус смертников начал боевые операции и нанес нам значительные потери.

Донесение подействовало на нас подобно электрическому току. Хоть нам в Сан-Диего заговор и казался фантастичным, тем не менее мы придерживались принципа: ко всякой информации относиться серьезно, чтобы никакая случайность не застала нас врасплох. Надежность осведомителя, который был опытным разведчиком, офицером запаса с хорошими связями, и видное положение японского агента в шпионской организации его страны придали донесению особое значение. Мы не знаем, как японцы планировали приблизиться к нашим кораблям: пошлют ли они небольшой переоборудованный под авианосец корабль или запустят самолеты со специальных подводных лодок. Нас предупредили 16 октября 1940 года, что атака планируется на следующий день.

Обстановка благоприятствовала такого рода атаке. Германия закончила поход на запад и вела ожесточенные бои с Англией. Южная Англия подвергалась беспощадным воздушным бомбардировкам. Страны оси плыли на волне беспрерывных побед, в то время как Англия переживала труднейший период в своей истории. Сотрудничество между Германией и Японией стало самым тесным, а пакт о ненападении с Советским Союзом обезопасил русский Дальний Восток, поэтому Соединенные Штаты — неофициальный противник — вызывали чувство подозрения и ненависти, как невоюющий сторонник Англии, попавший в тяжелое положение. Вполне возможно, что Японии поручалось нанести удар по этому бастиону демократии способом наиболее эффективным и доступным для агрессора.

Нельзя было терять ни минуты. Прежде всего мы установили, есть ли где на Западном побережье стоянка четырех американских линкоров. Обследование показало, что адмирал Ричардсон, командующий флотом, только что прибыл в Сан-Педро с тремя линкорами и одним тяжелым крейсером. Здесь-то и сконцентрировались четыре линейных корабля, на которые японцы, вероятно, собирались напасть.

Когда таким образом часть информации подтвердилась, я доложил обо всем коменданту 11-го военно-морского округа адмиралу Чарльзу Блейкли. Он разделил мои опасения и приказал мне немедленно войти в контакт с адмиралом Ричардсоном, находившимся на флагмане «Пенсильвания». Я сел в самолет и полетел в Сан-Педро, предварительно сообщив адмиралу Ричардсону, что прибуду с важным донесением. Знаменитый адмирал насторожился. Он внимательно выслушал мой доклад, обдумал последствия данной информации и затем спросил:

— А есть ли поблизости японские самолеты, которые могли бы совершить нападение?

— Мы уверены, сэр, — ответил я, — что поблизости нет никаких японских кораблей, с которых можно было бы совершить такую атаку. Но самолеты с летчиками-смертниками могут находиться на мексиканской территории. У нас есть достоверные сообщения о скрытой деятельности японских судов у мексиканского берега, которые, быть может, участвуют именно в этом заговоре.

— Мне кажется, мы не можем игнорировать это сообщение, — быстро заметил адмирал.

— Я полностью согласен с вами, сэр.

Каким бы отдаленным и фантастичным ни казался заговор, адмирал Ричардсон был не из тех людей, которые могли оставаться спокойными, когда их кораблям грозила опасность.

— Я дам соответствующие указания батареям зенитчиков, — сказал адмирал, — а когда вы вернетесь в Сан-Диего, посоветуйте капитану Маккейну, командиру авиабазы, привести в боевую готовность самолеты.

Адмирал Ричардсон возвращался в Сан-Франциско с Гавайских островов. 17 октября, несколько опередив график, он отправился в дальнейшее плавание, приведя в боевую готовность корабли, чтобы отразить атаку японцев. Однако день прошел спокойно. Мы провели весь день в напряжении, но ничего не произошло.

Невозможно было установить, что лежало в основе сообщения: точные сведения о намерениях японцев или эмоциональная несдержанность японского агента, который поддерживал постоянную связь с японскими офицерами, посещавшими Мексику. Возможно, японская разведка узнала, что мы уже предупреждены, что самолеты на авиабазе в Сан-Диего приведены в боевую готовность, и пересмотрела свое решение относительно наших линкоров.

Этот инцидент послужил хорошим уроком, хотя и прошел бесследно. Он показал, что японцы считали наш линейный флот реальной угрозой своим планам и намеревались уничтожить по крайней мере четыре линкора, чтобы создать номинальное равенство и предотвратить наше вмешательство в их продвижение к Филиппинам и Сингапуру. Это укрепило мое предположение, что японцы разрабатывали планы воздушного нападения на наш флот, где бы и в каком количестве он ни находился. Когда я еще раз проанализировал донесение, у меня сложилось мнение, что, несмотря на бесследность данного инцидента, у сообщения была какая-то реальная подоплека. Агент определенно располагал информацией о намерении японцев разбомбить наши линкоры до объявления войны. Он наверняка знал из разговоров с информированными японскими морскими офицерами о намерении японцев использовать морскую авиацию для этой цели. Характер информации, хоть она и не подтвердилась, позволил мне еще раз заглянуть в планы японцев на будущее; вот почему мне не хотелось думать, что этот инцидент — утка. Я насторожился, я ожидал от японцев действий, подобных описанным в донесении. С того времени я постоянно ждал воздушного нападения японцев на наш флот — опасение, которое едва разделялось теми, в чьи обязанности входила защита и охрана нашего флота.

Глава 19

НАЧАЛО БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ

9 ноября 1940 года, примерно три недели спустя после неосуществившегося воздушного нападения, я отплыл на лайнере на Гавайские острова, чтобы принять командование тяжелым крейсером «Солт Лейк Сити». Моим попутчиком до Гавайских островов оказался сенатор Оуэн Брюстер от штата Мэн. Он очень интересовался современным положением на Гавайях и ближайшими перспективами. В продолжительных беседах с сенатором я описал ему, насколько мог, существующую ситуацию, как она мне представлялась, и высказал свою точку зрения о надвигающихся событиях с убеждением, подкрепленным моим недавним опытом и анализом событий. Я выражал свои опасения в отношении будущего и другим людям, при этом подчеркивая определенные положения в зависимости от поста, занимаемого моим собеседником; и все они, за исключением тех, кто должен был больше всего заинтересоваться моими соображениями, помнят о моих прогнозах так же, как запомнил их сенатор Брюстер. Шесть лет спустя, когда я давал показания объединенному комитету конгресса о катастрофе в Пирл-Харборе, он вспомнил наши беседы. Я с удовлетворением отметил у него отличную память, в то время как другим она, видимо, изменила под тяжестью личной ответственности за совершенные ошибки.