Выбраковка. Ночной смотрящий - Олег Дивов

А может, и намеренно.

– Не расстраивайтесь, – сказал Котов. – Мы еще выпьем, и я в припадке сентиментальности расскажу вам, какой вы на самом деле замечательный. Слово офицера.

Лузгин и Зыков синхронно опустили глаза. Котов не врал и не старался показаться лучше, чем он есть. Просто говорил, что думал.

– Принято, – вздохнул Долинский. – Поедем на вашей. Андрей, останься, ладно?

– Я как раз хотел попросить…

– Да там ничего интересного, – Котов свернул карту и уложил в планшет. – Забор. Дом. Через дорогу обкуренные горные азеры поют тоскливые песни и громко матерятся в паузах. Это звуковое сопровождение несколько оживляет картину. А то было бы страшно.

– Останься, – повторил Долинский. – Здесь же Вовка.

– Виноват, – кивнул Лузгин. – Действительно.

– Вовка, значит… – буркнул Котов, вставая и оправляя плащ. – Ну, если Вовка…

– Надо будет его пробить по картотеке, – Долинский опрокинул в рот остатки чая. – Поможете? Хотя там таких Вовок, наверное, сотни.

– Сотни не тысячи, – вмешался Лузгин. – И должны быть фотографии – вдруг он себя узнает.

– По дороге обсудим, – пообещал Котов. – Только пусть ваш красавец не высовывается, пока я здесь. У меня от него мурашки, и хочется стрелять. Я вообще сначала решил, что вы упыря в кустах прячете. Это оборотень какой-то, да?

– Русский народный вервольф, – сказал Лузгин горделиво, будто сам Вовку породил.

– Значит, его в том году москвичи пропавшие по лесам искали.

– А он их загрыз.

– Молодец, – похвалил Котов. – Я бы тоже кое-кого загрыз с превеликим удовольствием, да грызлом не вышел. А этот все равно пусть не высовывается.

– Вы привыкнете со временем. Вовка славный парень.

– Все мы славные ребята, простые русские парни, железные люди с деревянными головами. – Котов слегка пошатнулся. – Черт, поехали скорее. Игорь, готовы? Оденьтесь, будет дождь.

Долинский покорно натянул плащ. Зыков уже шел к калитке. Спрятать обрез он и не подумал.

– До новых встреч! – Котов махнул рукой на прощание и чуть не сверзился с крыльца. Похоже, он с каждой секундой пьянел. Лузгин знал это состояние – «откат» после стресса. То ли отважному капитану тяжело далось знакомство с Долинским, то ли Вовкино присутствие так повлияло. Но скорее всего сказывалась бессонная ночь, которую Котов прошлялся черт знает по каким помойкам.

– Вы не против, если я сяду за руль? – спросил Долинский.

– Х…й! – емко ответил Котов.

– Она без него не поедет, – объяснил Зыков издали. – Ерунда, кто нас остановит?

– Первый же столб.

– Х…й! – уверенно возразил Котов.

Лузгину это надоело, он повернулся и ушел на кухню. Имело смысл позавтракать и лечь доспать.

На холодильнике лежала районная газета, почти свежая. Лузгин поставил разогреваться вчерашние котлеты и решил посмотреть, чего пишут.

Писали ужасно. Такой кошмарный слог Лузгин встречал разве что в армейских боевых листках. «И ведь эти люди называют себя журналистами, гордятся профессией, – подумал он с горечью. – И каждая жопа, прочитав их галиматью, решает, что тоже может писать. А сколько у нас авторов, которые, гордо ударяя себя в грудь, кричат: «Я – писатель!» И каждая жопа, прочитав их галиматью… Тьфу!»

Давным-давно, при главреде Дмитрии Лузгине, здесь была совершенно другая газета. Настолько профессиональная, что ее ставили в пример некоторым столичным изданиям. Говорят, все советские газеты были одинаковые. Нет, они различались, да еще как. У здешней, например, имелось литературное приложение, из которого «выросла» пара неплохих авторов – их теперь не стыдно и писателями назвать. А сколько хороших журналистов отсюда стартовало… Отец умел находить таланты. Он вообще многое умел и ни одной мелочи не упускал из виду. И получилось так, что именно его манера все делать своими руками газету сгубила. Отец ушел, не оставив после себя устойчивой «школы». Грамотный преемник, крепко сбитый коллектив, наработанные контакты, отличная репутация издания – были. Но уехал в столицу лидер, и из газеты будто вырвали сердце. Несколько лет запущенный отцом механизм крутился по инерции, а потом издание очень быстро деградировало и потеряло собственное лицо. Стало одним из многих провинциальных листков, обслуживающих интересы городских властей – и ничего больше.

Лузгин вздохнул. «Может, и не надо было отцу соглашаться на приглашение в Москву. Высосал его этот жестокий город и высушил. До смерти».

Всю кровь выпил.

Чертыхаясь сквозь зубы, Лузгин по диагонали просмотрел четыре полосы. Единственным относительно нормальным чтивом оказалась колонка происшествий. Пусть и обезображенная неуместно витиеватым стилем, она хотя бы сообщала о дельных вещах. Вот третьего дня на проселочной дороге столкнулись два московских авто. А за сутки до – две воронежских машины. Находят же люди, где встретиться… Лузгин заглянул в раздел частных объявлений.

РЕМОНТИРУЮ

ИНОПЛАНЕТНУЮ

ТЕХНИКУ

– Что-что? – спросил Лузгин вслух и почувствовал, как предательски дребезжит голос.

«Ремонтирую инопланетную технику. Готов оказать содействие в размещении рекламы на бортах НЛО. Писать до востребования, п/я … Семецкому Ю.М.».

Лузгин раздраженно отшвырнул газету.

Опять кто-то терзал звонок. И теребил за душу Вовка.

И вдруг глухо зарычал Грэй, такой на редкость молчаливый пес.

– Сумасшедшее утро, – сказал Лузгин.

За калиткой ждал вампир.

К этому гостю Лузгин вышел с ружьем наперевес.

Грэй рычать уже бросил, но стоял непоколебимо, будто в землю врос. Вовка за кустами переместился к забору вплотную, чтобы с одного прыжка достать вампира, если тот вздумает сунуть лапу сквозь решетку калитки.

Лузгин передернул затвор и подумал – странное дело, насколько он перед «ночной командой» дал слабину, настолько же уверенно сейчас двигался навстречу вампиру. Чувствовал за собой крепкий зубастый тыл. Ментов Грэй оценил как очень серьезных противников, Вовку они просто напугали. А тут, казалось бы, монстр явился – и ничего, эти двое его запросто съедят и добавки попросят.

Так кто тогда по-настоящему опасен в городе?!

Или вампир нынче дохлый пошел…

– Здравствуйте, мне бы Игоря увидеть… – пролепетал гость.

Лузгин озадаченно приоткрыл рот.

У калитки переминалось с ноги на ногу существо мужского пола, жалкое и ничтожное. Раздавленное два раза. Бледное, изможденное, какое-то иссохшее. Оно зябко обхватило себя руками, его била заметная дрожь. Глядело существо в землю, длинная темная челка закрывала глаза.