Лабиринты безумия - Игорь Бунич

Только в пограничных округах немцам противостояли 11 тысяч танков и еще 8 тысяч в армиях второго эшелона. Сколько было танков в стрелковых дивизиях и в армиях НКВД, включая и их собственную численность, остается неизвестным. Мне, по крайней мере.

С воздуха эту группировку прикрывали 11 тысяч самолетов и 2300 дальних бомбардировщиков, входивших в состав ДБА РГК. В резерве находились еще 8 тысяч боевых машин.

За армиями первого эшелона были развернуты три воздушнодесантных корпуса,

Приморские фланги фронтов опирались на поддержку мощных и многочисленных соединений Военно-морского флота. Авиация флота (не считая Тихоокеанского) имела в своем составе 6700 самолетов, – больше, чем все соединения Люфтваффе на востоке.

Пожалуйста, я обращаюсь к вам, мои читатели, прочтите этот раздел два, три, четыре раза, впервые за почти уже 55 лет обратите внимание на соотношение сил и попытайтесь ответить хотя бы на два вопроса:

1. Для чего Сталин сконцентрировал на границе такую чудовищную армию?

Но это вопрос настолько очевиден, что отвечать на него: «Для обороны», – могут только бывшие историки КПСС с вывихнутыми мозгами.

Гораздо интереснее второй вопрос:

2. Как немцам с их хилыми силами удалось разгромить и уничтожить всю эту чудовищную силу, да так, что уже в сентябре пришлось срочно формировать дивизии народного ополчения, чтобы их трупами заткнуть зияющие бреши разваливающегося фронта?

Почему официальная история объявила катастрофой потерю за два дня войны 1200 самолетов, когда их было 11 тысяч.

Почему потеря 600 танков в первые два дня войны также объявлена катастрофой, когда их было тоже 11 тысяч?

Куда же делась гигантская армия, нацеленная на вторжение в Европу в день Д + 3 от высадки немцев на Британские острова?

При всей тактической внезапности удара они должны были быть остановлены к 1 июля. Вырвавшиеся вперед танковые группы Гота, Гудериана и Клейста, опередившие свою пехоту на два суточных перехода, были бы отрезаны от нее, окружены, смяты, раздавлены и размазаны страшным превосходством в силах, которое имела Красная Армия.

И так бы непременно произошло, если бы не одно обстоятельство.

Если бы Красная Армия оказала сопротивление.

Это и была знаменитая ошибка в третьем знаке, допущенная товарищем Сталиным, любившим все упрощать.

Глубокой ночью 22 июня – в 2 часа 10 минут – генерал Гудериан выехал на свой командный пункт, находившийся в 15-и километрах северо-западнее Бреста у местечка Богукалы. Он прибыл туда в 3 часа 10 минут ночи. С 8 часов вечера танки его группы, ревя своими бензиновыми моторами, выдвигались к границе.

Солдатам был зачитан приказ Гитлера.

«Наступил час, мои солдаты, – обращался фюрер к вермахту, – когда… судьба Европы, будущее Германии и нашего народа находятся отныне полностью в ваших руках!»

– Что с мостами? – поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков.

Небо на востоке начало сереть.

Начинался день 22 июня 1941 года, выпавший на воскресенье.

Гудериан еще раз посмотрел на часы. Было 3 часа 15 минут ночи.

И приказал начать артиллерийскую подготовку.

Поздно вечером 21 июня, когда уже всем стало ясно, что немцы перебрасывают свои войска на Запад каким-то очень странным способом – максимально выдвигая их к границам СССР, – из Москвы в штабы фронтов за подписью Тимошенко и Жукова была направлена последняя директива мирного времени. В ней войска снова заклинались «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения».

Когда же на границах началась стрельба, и немецкие танки двинулись вперед, Сталин, «в рамках достигнутой договоренности», стал пытаться дозвониться до Гитлера, чтобы пожаловаться фюреру на его недисциплинированных генералов, предпринявших провокационные акции, о возможности которых дальновидный Гитлер уже давно предупреждал своего московского друга.

Однако до фюрера из Москвы оказалось не так-то просто дозвониться. Но Сталин это делал со свойственным ему упорством. Все это выглядело уже совершенно мистически, если учесть, что Шуленбург уже вручил Молотову составленную по всем правилам ноту об объявлении войны, а в Берлине Риббентроп сделал соответствующее заявление вызванному на рассвете Деканозову.

Неужели у Сталина сложилось впечатление, что Имперский Министр Иностранных дел вместе с Чрезвычайным и Полномочным послом Германии действовали от лица какого-нибудь завербованного англичанами, командира танковой дивизии или артиллерийской бригады вермахта? Так или иначе, он продолжал звонить в Берлин, и, когда стало понятно, что по телефону это не удастся, использовал линию международной радиосвязи. В конце концов удалось связаться с Рейхсканцелярией в Берлине. Там мгновенно оценили царящий в Кремле маразм и стали морочить великому вождю голову, уверяя, что им об этом ничего не известно, что все немедленно будет доложено фюреру, и «конечно, если все так, как вы сообщаете, то виновные будут строжайше наказаны». Из Москвы требовали немедленно доложить обо всем Гитлеру лично. Но Гитлера в Рейхсканцелярии никак не могли разыскать и предложили связаться с ними завтра утром, заверив, что они «все, кому надо, доложат».

Тут у Сталина лопнуло терпение, и он, согласившись отложить переговоры на завтра, решил, что эти переговоры будет гораздо легче вести, если немецких войск не будет на нашей территории. А потому приказал всем фронтам немедленно перейти в наступление, выбить немцев с территории СССР, но границу до особого распоряжения не переходить. Видимо вождь все еще хотел дать возможность Гитлеру в спокойной обстановке перебросить свои войска к Ла-Маншу. Поэтому всего через три с половиной часа после вторжения немцев, в штабы пограничных фронтов поступила первая директива военного времени за подписью Тимошенко и Жукова, которая предписывала: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь, до особого распоряжения, наземным войскам границу не переходить».

К полудню 22 июня в Кремле Сталин, Тимошенко и Жуков, наконец, поняли, что вторжение в Англию, судя по всему, откладывается, поскольку Гитлер на данном этапе предпочел вторгнуться в СССР.

И тогда настал великий час!

Было принято решение начать операцию «Гроза»!

«Гроза, Гроза, Гроза!» – начали надрываться на всех линиях прямой связи и радиочастотах телетайпы и передатчики Наркомата Обороны и Генерального штаба.

«Гроза, Гроза, Гроза!»

Она зашумела и загремела на еще уцелевших линиях связи между фронтовыми, корпусными и дивизионными штабами.

Из сотен сейфов, с некоторой долей ритуальной торжественности, извлекались толстые красные пакеты с надписью «Вскрыть по получении сигнала „Гроза“ .

Из вскрытых пакетов вынимались пачки оперативных приказов с названиями прусских, польских и румынских городов и населенных пунктов, взять которые приказывалось в первые 72 часа после начала операции. На приданных секретных картах жирные красные стрелки хищно нацеливались на Варшаву и Копенгаген, на Берлин и Кенигсберг, на Бухарест, Будапешт и Вену.

На Северо-Западном фронте командир танковой дивизии, доблестный полковник Иван Черняховский, вскрыв свой красный конверт, не минуты не колеблясь, бросил свои танки в наступление на Тильзит, имея целью захватив его, развивать наступление на Кенигсберг, как и было указано в извлеченном из пакета приказе. Даже в условиях 22 июня 1941 года танкам полковника Черняховского удалось, давя немецкие позиции, продвинуться на 25 километров. Только общая обстановка на фронте заставила Черняховского повернуть обратно.

На Западном фронте танковая дивизия 14-го механизированного корпуса под командованием заместителя командира дивизии подполковника Сергея Медникова одновременно с немецкими танками, но в другом направлении, форсировала Буг и начала наступление на Демблин, как и было приказано вскрытым красным пакетом. С боями дивизия продвинулась вперед на 30 километров и остановилась, израсходовав горючее и боеприпасы. Подполковник Медников погиб.

На Южном фронте несколько дивизий успели вторгнуться на территорию Румынии, поддержанные ураганным огнем мониторов Дунайской флотилии.

Но это были исключения из той общей обстановки, которая царила на фронтах в тот момент, когда был отдан приказ о начале операции «Гроза». Исключения, совсем не подтверждающие правило.

Через несколько минут после начала артиллерийской подготовки на границе, в скором поезде «Красная Стрела», курсирующем по маршруту Москва-Ленинград и обратно, был арестован генерал армии Кирилл Мерецков и этапирован в Сухановскую тюрьму. В Москве же все считали, что он стал главкомом Северо-Западного направления в составе двух фронтов – Северо-Западного и Северного. Фронтам, которые уже извлекли из сейфов пакеты с «Грозой», было приказано на первом этапе захватить Восточную Пруссию, на втором – остатки Финляндии и Норвегию и быть готовыми оккупировать Швецию. К сожалению, полковнику Черняховскому в одиночку этого сделать не удалось…