На несколько демонов больше - Ким Харрисон

—   Это у тебя в мыслях, — пояснил он, и тут я чуть не сломалась. Перестав бороться с собой, я плюхнулась возле Кистена на колени, не пытаясь сдержать слез, стала поправлять ворот­ник рубашки, чтобы не видно было рваных ран.

—   Я не помню, — выдохнула я. — Я ничего не помню. Расскажи мне, что тут было?

—   Не знаю, — прозвучал сдавленный голос Форда. — Но у тебя чувство вины и раскаяния. Ненависть, но не к нему. Кто-то заставил тебя забыть,

Я подняла на него взгляд, стремясь поверить. Все расплывалось, все было нереально.

—Ты забыла не потому, что не могла вынести воспоминаний, — сказал он несколько виновато, потому что выставлял меня слабой. — Кто-то заставил тебя забыть вопреки твоей воле.

Это все есть в твоих эмоциях.

Я заморгала, пытаясь прояснить зрение. Но боль в груди не уходила и мешала думать. Здесь был кто-то, кроме меня. Кто-то еще знал, что случилось. Кто-то заставил меня забыть. Зачем?

И новый страх заставил меня посмотреть на Айви, все еще стоящую отдельно с несчастным видом, и между нами лежал мертвый Кистен. Она не хотела, чтобы Форд помог мне вспомнить. Она... она его убила за то, что он меня укусил?

—Не помню, — шепнула Айви, будто зная, о чем я думаю. Она опустила голову, обхватила себя руками, будто боялась рассыпаться. — Могло быть. Я не помню.

Эдден вложил пистолет в кобуру, застегнул ее. С агрессивно сложенными на груди руками он встал потверже. И я встала, разрываясь между гневом и страхом за Айви.

—Она бы такого не сделала, — возразила я испуганно и подошла встряхнуть ее. — Ты не могла такого сделать, Айви. Смотри на меня! Ты же любила его!

Она трясла головой, лица не было видно за черными волосами.

—Она была наследницей Пискари, — сказал Эдден. — Она сделала бы то, что он ей велел.

—Она любила Кистена! — воскликнула я в возмущении и страхе. — Она бы не сделала такого!

Эдден взялся жестче:

—Ходили слухи, что она обещала убить его, если он тронет твою кровь. Он тронул?

От чувства вины у меня будто сердце перестало биться, и я лихорадочно стала искать выход. Дженкс с несчастным видом стоял на комоде. Мы были в той самой комнате, где я укусила Кистена в кровавой страсти, с которой едва справилась. Он меня не кусал, но вряд ли теперь это имеет значение.

Я молчала, и Айви подняла голову. Красивое лицо исказила мука.

—Я могла это сделать, — прошептала она. — Я не помню.

До того, как Пискари на тебя напал, все... как в тумане, как бессмысленный кошмар. Кажется, мне кто-то сказал, что ты по­пробовала кровь Кистена. Не помню, говорили мне или я сама придумала. — Она подняла ко мне взгляд, полный слез, в об­рамлении черных волос, покрытых золотом. И в этом взгляде был ужас. — Могло быть. Я могла такое сделать, Рэйчел!

У меня живот завязало узлами, но ужаса больше не было, и я вдруг все поняла. Она не хотела сюда ехать, боясь узнать, что это она его убила. Не хотела, чтобы Форд помог мне вспомнить — по той же причине. Кто-то убил Кистена, но я до печенок была уверена, что это не Айви, хотя столетия эволюции и воспитание и могли заставить ее этого желать.

—   Ты не убивала его, — сказала я, обнимая ее за плечи, чтобы ей легче было поверить. Она напряглась, задрожала молча. — Не убивала. Ты не стала бы, Айви. Я это знаю.

—   Я не помню, — всхлипнула она, признавая свой страх. — Ничего не помню, помню только, что злая была, собой не владела, и все перепуталось. — Она шевельнулась, и я отпустила ее, чтобы она могла поднять голову. — Ты его укусила? — спро­сила она, и ее глаза молили меня, чтобы я сказала «нет».

Я была рада, что не было на мне амулета и можно было хотя бы сделать вид, будто Форд — не зритель нашей драмы. Если бы я сказала «да», она бы решила, что Кистена убила она. Но и лгать было невозможно.

—Укусила, — сказала я и быстро заговорила виновато, что­ бы успеть выложить, пока она не решила, что это она убила Кистена, чтобы избавиться от внутренней боли. — Он мне по­дарил пару наконечников на зубы на день рождения. Он знал, что ты предложила мне весь пакет. Сейчас, оглядываясь, я по­нимаю: я это сделала, чтобы он не думал, будто я его бросаю. Чтобы знал, как он мне нужен.

Айви застонала и отстранилась от меня.

—Айви, черт побери! — крикнула я, вытирая ползущие по лицу слезы. — Не убивала ты его! Ты его любила! Пискари эту часть твоей личности не тронул — не мог! Ты никогда ему не принадлежала полностью, он только думал, что принадлежишь. Кистен сказал, что Пискари не просил тебя меня убить, но ведь он попросил? Так ведь? — спросила я, глядя на нее. Мне труд­но было дышать.

Айви слегка утратила свой несчастный вид, пытаясь вспом­нить.

—Он тебе велел меня убить, и ты отказалась. Ты не стала бы убивать меня ради Пискари, и Кистена тоже не стала бы. Я это знаю, Айви. Вот почему ты отключилась от всего мира. Ты этого не делала. Ты его не убивала.

Секунд шесть она просто смотрела на меня, и видно было, как лихорадочно текут ее мысли. У нее за спиной Форд уронил голову на руки, стараясь не подслушивать — но черт побери, это же его работа. Айви глубоко вздохнула, и мышцы ее обмякли.

—Кистен, — шепнула она, рухнула на колени, дотронулась до него — и я знала, что она поверила. Она стала гладить его волосы, у нее потекли слезы.

Первый тяжелый всхлип подкосил ее, и гордая, стоическая Айви перестала себя сдерживать. Рыдания сотрясли ее плечи. Да, она оплакивала его смерть, но и себя она оплакивала, и у меня тоже глаза наполнились слезами и слезы пролились, и я рухнула рядом с ней перед его холодным телом. Кистен был единственный, кто знал всю бездну греховности, в которую за­сосал их Пискари, все вершины экстаза. Ту захватывающую дух мощь, которую обещал он им, и ту страшную цену, которую за нее брал. Только он принимал Айви такой, как она есть, и те­перь не будет никого, кто мог бы понять. Даже я.

—    Бедная моя, — шептала я, покачивая ее в объятиях, пока она рыдала в этой тесной спальне у захолустного причала на реке Огайо. — Я знаю, кем он для тебя был. Мы найдем того, кто это сделал. Найдем и загоним, как зверя.

А она рыдала, — будто никогда не пройдет ее горе.

Потом это горе охватило и меня, холодное и тяжелое, горе по синим глазам и улыбке» которые я любила и которых никогда больше не увижу. И моя рука нашла руку Кистена, соленые горькие слезы хлынули из глаз, в скорби, боли и сожалении, что я так непоправимо его подвела.

Глава тридцать девятая

Две недели спустя

Я перебросила ручку сумки на согнутую в локте руку, чтобы открыть дверь нашей церкви, щурясь на влажно сияющую вывеску «ВАМПИРСКИЕ ЧАРЫ». Айви хотела мороженого, а поскольку она не настолько его хотела, чтобы идти за ним под дождь, меня как последнего лоха развели за ним пойти. Все потому, что я на что угодно готова, лишь бы снова увидеть, как она улыбается. Те еще две недели у нас выдались. И, конечно, надо было купить еды для кошки и жидкость для мытья посу­ды. И кофе кончился. Жуть подумать, как быстро «сбегать в магазин» превращается в поход с тремя сумками.