Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

И вдруг она увидела это.

Это была вспышка на поверхности Цербера, примерно там, где находится «Плацдарм». Она длилась какую-то долю секунды — гигантский светляк, вспыхнувший в недрах этой планеты только для того, чтобы тут же погаснуть.

Или это был колоссальный взрыв?

Ей казалось, что она видит, как взлетают вверх обломки камней и оплавленных механизмов.

Хоури потребовалось время, чтобы примириться с фактом, что она все еще не умерла, несмотря на уверенность в том, что уж сейчас-то все должно неизбежно кончиться. Как самое малое, она ожидала прихода боли, когда ее сознание перестанет действовать, а Гадес начнет рвать ее на части. Ее тело, равно как и душа, будут раздавлены и разорваны с помощью гигантских лапищ силы тяжести нейтронной звезды. Было вероятным и предположение, что она проснется и ощутит самую дикую головную боль — хуже той, с помощью которой Мадемуазель будила в ней погребенную память о Войне Утренних Зорь. Только на этот раз мигрень должна была быть следствием перебора алкогольных напитков.

Они-таки разыскали тот бар.

И вылакали весь алкоголь, который там был.

Однако, несмотря на выпитое, голова Хоури была совершенно чиста и подобна вымытому и высушенному оконному стеклу. Итак, Хоури пришла в себя быстро и без малейших следов похмелья, будто ничего не пила вообще. И еще: вдруг оказалось, что она находится вовсе не в Паучнике. Напрягая память, она припомнила, что уже просыпалась, припомнила возникновение чудовищных приливо-отливных волн и то, как они с Паскаль ползут на середину каюты, где разница напряжений, кажется, была меньше. Но из этого, должно быть, ничего не вышло, так как она знала — ни единого шанса на спасение у них нет. Им оставалось одно — найти способ уменьшить боль.

Но где же, черт побери, она находится?

Она проснулась, лежа навзничь на какой-то твердой поверхности, неподатливой как бетон. А над ней крутились звезды, подобные колесам повозок, разъезжавших по всему небу с необычайной быстротой. Что-то было в этом движении совершенно неправильное, будто смотрела она на них сквозь толстые линзы, простирающиеся от горизонта и до горизонта.

Обнаружилось, что двигаться она может. Хоури попыталась встать, но тут же упала.

На ней был скафандр.

Но ведь когда она была в Паучнике, не было на ней никаких скафандров. Этот же был того самого типа, который она надевала во время экспедиции на поверхность Ресургема, такой же, как тот, что Силвест взял, чтобы добраться до Цербера. Как же так? Если то, что с ней происходило, было сном, то он ничем не походил на те, что ей снились раньше, причем она могла спокойно обсуждать внутренние противоречия этого видения, и ничего вокруг нее не рассыпалось в пыль.

Она находилась на равнине. Равнина имела цвет остывающего металла. Металл сверкал, но не так сильно, чтобы слепить глаза. Равнина была плоской — ну, как берег, с которого только что схлынул прилив. На местности — теперь Хоури это отлично видела — был какой-то рисунок. Не случайный, а хорошо продуманный рисунок персидского ковра. За каждым уровнем узоров можно было видеть другой, пока где-то в глубине узор не становился совсем мелким, почти микроскопическим. Вполне возможно, что дальше шли полосы с еще более мелким рисунком — на уровне субъядерном или квантовом. Эти узоры двигались, они то выходили из фокуса, то снова входили в него и никогда не повторялись, непрерывно изменяясь. В конце концов от всего этого ей стало муторно и поэтому она отвела взгляд к горизонту.

Он был совсем близко.

Хоури встала и пошла. Под ногами хрустел блестящий грунт. Узоры перестраивались, появились ровные ступенчатые камни, на которых ее ноги чувствовали себя очень удобно.

Впереди что-то появилось.

Оно поднималось над дугой горизонта. Небольшой холмик с цоколем возвышался на фоне звездного купола. Хоури подошла ближе и уловила какое-то движение. Холмик был похож на вход в метро — три низкие стены обрамляли ступеньки, которые спускались вниз, уходя в глубь этого странного мира.

А движение — фигурка, поднимающаяся из глубин. Женщина. Она поднимается по ступенькам, в ее походке сила и спокойствие, как будто она собралась на утреннюю прогулку. В отличие от Хоури на ней нет скафандра. Больше того, она одета так же, как была, когда Хоури видела ее в последний раз.

Паскаль Силвест.

— Долго же мне пришлось ждать, — сказала она, и ее голос с трудом донесся до Хоури сквозь черное пространство, что простерлось между ними.

— Паскаль?

— Да, — ответила та, а потом уточнила: — В некотором смысле. Ох, дорогая, это так трудно объяснить, но у меня не было времени, чтобы отрепетировать…

— Что случилось, Паскаль? — Хоури почему-то показалось неприличным расспрашивать, почему на ней нет скафандра. И почему она не умерла. — Где мы?

— А ты еще не догадалась?

— Жаль, но должна тебя разочаровать, — Паскаль улыбнулась сочувственно. — Ты на Гадесе. Помнишь о таком? Нейтронная звезда, та, что притягивала нас. Вернее, не притягивала. Нейтронная звезда, хочу я сказать…

— На ней?

— На ней, да. Не думаю, что ты этого ожидала.

— Нет, можешь мне поверить.

— Я тут столько же, сколько и ты, — сказала Паскаль. — То есть всего несколько часов. Но я проводила время под корой, где события случаются быстрее. Так что мне кажется, что я тут нахожусь куда дольше.

— Насколько дольше?

— Лет эдак на десять… хотя, вообще-то говоря, время тут в некоторых отношениях вообще не течет.

Хоури кивнула, будто поняла, о чем идет речь.

— Паскаль… я думаю, тебе лучше было бы объяснить…

— Хорошая мысль. Я сделаю это по пути вниз.

— На пути куда?

Паскаль показала Хоури на ступени, спускающиеся в красно-вишневую равнину, как будто приглашая соседку на коктейль.

— Внутрь, — сказала она. — В матрицу.

А смерть все медлила.

Целый час Вольева, используя специальный слой на лицевом щитке скафандра, позволявший получать увеличенное изображение, наблюдала, как «Плацдарм» теряет форму, подобно неудачному гончарному изделию. Потом он стал рассасываться в коре. Она поглощала его, поскольку бой с Цербером был проигран.

Как быстро! Слишком быстро.

Нескладность всего, что произошло, грызла Вольеву. Пусть близка ее собственная гибель, но ей все равно отвратительно наблюдать смерть одного из своих творений, которое к тому же, черт побери, погибало заведомо преждевременно. Не в силах больше терпеть, она обернулась к кораблю, приближавшемуся с упорством кинжала, и широко раскинула руки. Она не знала, принимает ли корабль распоряжения, отданные голосом.

— Иди же, свинья! Давай кончай меня! Мне все осточертело. Не хочу видеть этого! Кончай же!

Где-то на борту конического корпуса мелькнул оранжевый огонек внутреннего освещения — это открылся люк. Вольева ожидала появления какого-то тупого и отвратительного оружия и, напрягаясь, старалась вспомнить, что именно скрывается в том месте, где был этот люк. Что-нибудь такое, что она сотворила в припадке пьяного вдохновения…

Вместо этого из борта вылез шаттл и медленно направился к ней.

Если верить тому, что Паскаль рассказывала Хоури, то получалось, что нейтронная звезда фактически таковой не была. А если точнее, то была ею раньше или будет в будущем, если не помешает воздействие какой-нибудь третьей силы. В деталях говорить об этом Паскаль наотрез отказалась. Но общий смысл был ясен. Эту нейтронную звезду превратили в гигантский, невероятно быстро работающий компьютер, который обладал фантастической способностью связываться со своими прошлыми и своими будущими «Я».

— А что тут делаю я? — спросила Хоури, когда они спустились вниз. — Нет, лучше я спрошу иначе: а что тут делаем мы? И как это получилось, что ты знаешь обо всем этом куда больше меня, да еще так внезапно всему научилась?

— Я уже говорила тебе, — ответила Паскаль, останавливаясь на ступеньке, — что пробыла в матрице дольше тебя. Послушай, Хоури, тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Дело в том, что ты мертва… во всяком случае сейчас.

Хоури удивилась меньше, чем сама ожидала. Сказанное Паскаль показалось ей вполне естественным.

— Мы погибли в приливно-отливных колебаниях гравитации, — совершенно спокойно продолжала Паскаль. — Мы слишком приблизились к Гадесу, и перепады разорвали нас в клочки. Надо сказать, это было пренеприятное испытание, но большая часть твоих ощущений не была записана, так что сейчас ты об этом ничего не помнишь.

— Записана?

— Согласно всем законам природы, нас должно было разнести на атомы. В известном смысле именно это с нами и произошло. Но информация, которая нас описывает, была сохранена в потоке гравитонов, который лился между тем, что осталось от нас, и Гадесом. Эта сила убила нас, записала нас, передала информацию о нас коре…