Ты ждала меня, Заруна? (СИ) - Энн Лу

– Женщины с центральных равнин такие хилые!.. – а потом поволок за собой.

Холодный камень пола опалил босые ступни. Почему я разута? Конвоир жестко дергал меня за руку, заставляя идти куда-то. Слышались звонкий лязг цепей и неясная возня. Я протестующе стонала и шипела от боли.

– Куда вы меня ведете?! – проронила я болезный вопрос.

– Куда надо! – ответил все тот же грубый мужской голос.

– Пожалуйста! Отпустите меня! Я вам ничего плохого не сделала! Прошу вас! – взмолилась я.

– Заткнись! Не мне решать, что с тобой делать! Пшла! – меня с силой пихнули в бок так, что я согнулась пополам от острой боли и закричала.

Но мои стоны, протесты и возгласы никто не слушал и больше не отвечал ни на один вопрос. Как дикого зверя меня тащили по каменному туннелю. Потом мы вышли куда-то на берег. Я услышала шум прибоя, и прохладный соленый ветер раскидал мои волосы по влажному лицу. Ступая по щебнистому  грунту, лишь болезненно всхлипывала. Где я? Почему я не слышу Забаву? Я должна ей сообщить, что меня перевозят, но не могу сконцентрироваться и позвать ее. Боль путала все мысли в тугую косичку, лишая меня всяких сил. И эти постоянные «Быстрей! Куда прешь! Туда!»… Потом мы ступили на палубу деревянного корабля. Там шум голосов увеличился, и прибавилось множество других, страдальческих, молящих и полных безысходности голосов. Некоторые плакали, другие кряхтели и тяжело храпели от одышки. Затем меня по лестнице спустили в трюм и пхнули куда-то в угол, где я скрючилась в калачик и, упершись подбородком в ключицу, тихо заплакала. А дальше мозг снизошел ко мне в своей великой милости и выключил сознание, лишив возможности стойко переносить все треволнения долгого путешествия, морской качки и мучений организма…

Часть 7. Тараки

Мелодичный птичий щебет растревожил мои смутные сновидения. Я видела длинную темную дорогу. Вдоль нее стена из зеленых рослых деревьев. Мокрый асфальт после дождя блестел в свете фар приближающихся машин. Они, слепя глаза водителей встречных автомобилей, с воем пролетали мимо. Гудя мощными моторами, проезжали огромные фуры. Дорога была до боли знакомой, и в то же время не такой, как все безупречные трассы Ира. Это был другой мир. Мой. Родной. Я в нем выросла…

Солнце уже почти зашло за горизонт, опаляя развидневшееся небо алыми красками заката. Я стою в легком голубом сарафане на краю дороги и машу рукой. Мне надо куда-то срочно ехать, а никто не хочет остановиться. От яркого света фар щурю глаза. Куда я так спешу? Сердце в груди бешено колотится от волнения.  «Пожааалуйста!» - почти пританцовывая, молю проезжающих. Уже столько времени пробежало, как пришла сюда, стало прохладно, и я зябко ежилась. Переживаю. Кто-то очень близкий мне попал в больницу, и я спешу к нему. Вот, наконец, остановилась одна. Жигули… так ее называют. Точно.  За рулем сидит лысоватый мужчина в очках и дополнительной подушкой безопасности в виде шарообразного живота. Рядом - худой и с усами.

– Садись деточка! – махнул рукой водитель.

Я заглянула через окно к ним и спросила, не могут ли они довезти меня до… Киева! Они слащаво усмехнулись и кивнули на заднее сидение. Что-то было в их глазах. Подозрительное. Но мне некогда было об этом думать. Надо срочно ехать и я уже начала замерзать.

– Спасибо, - облегченно выдохнула я и захлопнула за собой дверцу.

Машина тронулась. Они о чем-то меня спрашивали. Я смущенно отвечала. Что – не помню. А дальше все как в тумане. Одна картинка за другой. Лес. Темнота. Я бегу. Сердце испуганно рвется из груди. Я знаю, они бегут за мной. Я их боюсь. Спотыкаюсь. Падаю.  С ног соскальзывают босоножки. Поднимаюсь со стоном и снова бегу. Босая. Ветки и сучья больно режут подошву. А потом… вспышка света, бездна и леденящая кровь темнота…

– Ааа! – вырвался крик из груди и я резко села.

Где я? Что не так? Руки развязаны и глаза свободны от зловонной тряпки. Лихорадочно оглядываюсь. Маленькая комната с высокими каменными стенами. Прямо у потолка длинное узкое окошко, из которого лился яркий солнечный свет. Сижу на деревянной кровати с грубо подогнанными досками. На нее брошена новая циновка и одеяло из мешковины. Рядом корявый деревянный стул, явно сбитый кое-как еще лет сто назад. Замасленный и с кучей заусенец, торчащих со всех боков. У стены на четырех ножках ютился грубый стол с необтесанной столешницей. На нем стояла миска с еще парующей желтой… эээ… консистенцией.

Но больше всего меня взволновала и удивила девушка, сидевшая у моих ног. Одетая в темно-зеленый балахон грубого переплетения и с нечесаными волосами, торчащими в разные стороны, она была похожа на чучело с огорода. Хотя ее лицо… она была прекрасна. Каждая черта ее лица словно вычерчена самым талантливым художником мира. Каждый изгиб, контур, линия завораживала изяществом и утонченностью. Ровный маленький носик, пухлые губы, большие выразительные синие глаза. Ириданка. Лучшая из них. Красивейшая из них. Только ее глаза… от этого пустого, ничего не видящего взгляда, у меня пошел мороз по коже. Создавалось такое ощущение, что она смотрит сквозь меня. В них не видно и толики разума. Девушка ровно, без какой-либо эмоции тихо произнесла:

– Тебе надо поесть, - и потянулась за миской.

Мурашки жутким маршем зашагали по спине от ее бездушного голоса. Предо мной сидело тело. Она ничего не чувствовала, ничего не хотела, ничего не спрашивала, ничего не думала.

Я нервно сглотнула и, заикаясь, спросила:

– Ты кто?

– Тебе надо поесть, - снова повторила она и протянула мне миску с так называемой едой.

Не отрывая взгляда от девушки, я приняла миску и механически замахала ложкой. Бее… Гадость несусветная. Постная и без вкуса. Девушка же смотрела прямо перед собой. Ничего не спрашивала, не шевелилась, медленно дышала и редко моргала, точно кукла без сознания.

Когда я освободила посуду, она подала мне стакан с прозрачной густой жидкостью. Вкусом та напоминала сладкий сироп. Ну, хоть это порадовало. По завершении моей скудной трапезы, названной мною «абы не издохла», девушка взяла посуду и вышла прочь через двухметровую тяжелую дверь, сбитую из грубых толстых досок и стянутую корявыми железными пластинами. Скривилась от противного скрипа несмазанных навесов и уныло уронила лицо на ладони. Где я? Чего от меня хотят? Что будет? Через минут десять бессмысленных раздумий со страдальческим стоном растянулась на постели. Мамочки-мамочки! Что же будет? Что же будет?! Попробовала коснуться сознания Забавы, как в прошлый раз. Мгновенно голову сковала адская острая боль.