Собрание сочинений. Том 9. Снеговик. Нанон - Жорж Санд

словах, исполненных народной поэзии, то же самое, что Стенсон записал здесь с методической точностью, свойственной ему? И своеобразный мир смутных снов, в котором она живет, не есть ли сам но себе достаточное доказательство того, что она жестоко пострадала за тех, кого так любила?

Слишком соблазнителен был повод для защитительной речи, чтобы Гёфле не ухватился за него. Он дал волю вдохновению, быстро подытожил события, частично рассказал о жизни Христиана, сперва подтвердив его личность с помощью писем Манассе к Стенсону, остановился на романических обстоятельствах двух истекших дней и так захватил своих слушателей, что они, позабыв и о позднем часе и об усталости, засыпали его вопросами ради удовольствия еще послушать его; после чего каждый поставил свое имя в конце подробной записи всех событий Этой ночи.

Барон Линденвальд сделал последнюю попытку оживить поникший боевой дух остальных наследников.

— Как бы там ни было, — молвил он, вставая, ибо все двери были уже растворены настежь и каждый был волен удалиться, когда вздумает, — мы еще опровергнем все эти нелепые бредни: мы обратимся в суд!

— Я на это и рассчитываю, — возбужденно ответил Гёфле, — и готов спокойно выслушать все ваши доводы!

— А я отказываюсь от тяжбы, — сказал граф Нора, — я верю всему, что говорилось здесь, и потому ставлю свою подпись!

— Эти господа тоже судиться не станут, — многозначительно сказал посол.

— Станут! — ответил Гёфле. — Но проиграют дело.

— Мы не признаем и будем оспаривать законность этого брака! — воскликнул барон Линденвальд. — Хильда Бликсен была католичкой!

Разгневанный Христиан хотел было вмешаться, но Гёфле поспешил остановить его.

— С чего вы взяли, сударь? — обратился он к барону Линденвальду. — Где доказательства? Где эта пресловутая часовня богоматери, якобы воздвигнутая здесь баронессой? В Стольборге нет больше тайн, неужели кому-нибудь вздумается все еще цепляться за дурацкие россказни, послужившие поводом для преследований и гибели несчастной женщины?

— А не стал ли католиком сам господин Христиан Гоффреди, воспитанный в Италии? — бормотали наследники, уходя. — Подолбите! Вот дознаемся до всего, а тогда посмотрим, может ли унаследовать столь обширные владения и все привилегии, с ними связанные, человек, которому не дано права заседать в риксдаге или занимать высокую должность!

— Молчите, Христиан, молчите! — шепотом сказал Гёфле, силой удерживая Христиана, которому не терпелось догнать своих противников и схватиться с ними. — Ни с места, или все пропало! Когда получите свое наследство, можете признать себя иноверцем, если вам заблагорассудится. А сейчас не поддавайтесь на этот вызов! Ведь никто не заметил, что комната, где мы находимся, вновь обрела квадратную форму!

— Что вы хотите сказать? — спросил Гёфле майор. — Мы могли бы хоть сейчас показать всем замурованную комнату, раз пресловутой часовни там нет!

— Могли бы, если бы сами предварительно не проникли туда, — ответил Гёфле, — но коль скоро мы там были, нас могли бы обвинить в сокрытии доказательств запрещенных обрядов!

Графиня Эльведа приблизилась к Христиану и молвила с величайшей любезностью:

— Надеюсь, господин барон, что еще буду иметь удовольствие встретиться с вами в Стокгольме?

— Но опять при условии, — перебил он, — что я поеду в Россию?

— Нет, — ответила она, — поступайте так, как подскажут вам желания собственного сердца.

— Едет ли графиня Маргарита с вами в Стокгольм? — тихо спросил Христиан.

— Она, быть может, приедет туда, когда вы выиграете дело, если действительно дойдет до суда. Пока что она вернется к себе в замок. Так решено, этого требует предусмотрительность; но я по-прежнему предлагаю вам место в моих санях, чтобы поехать в Стокгольм, где решится ваша участь.

— Благодарю, графиня, но я полностью завишу от моего адвоката, а он находит, что я ему еще нужен здесь.

— Итак, до свидания, — ответила графиня, покидая комнату под руку с послом, который шепнул ей в дверях:

— Весьма рад, что этот красавец барон не едет с вами!

Маргарита простилась с тетушкой у ворот Стольборга и отправилась с гувернанткой и семьей Акерстром в бустёлле пастора, чтобы отдохнуть там в ожидании отъезда. Она не обменялась с Христианом ни словом, ни даже взглядом; тем не менее они молча согласились друг с другом, что не расстанутся, не повидавшись еще раз.

Майор со своим отрядом и пленниками вернулся в новый замок, где ему надлежало доя; даться приказа свыше, дабы и дальше выполнять свои обязанности или сложить их с себя.

Даннеман с семьей воротился в горы, но Карин так и не признала в Христиане «дитя озера». Рассудок ее не мог столь быстро освоиться с событиями, и даже впоследствии, когда ее душевное состояние значительно улучшилось и она бессознательно почувствовала себя избавленной от терзавшей ее тревоги, Карин ни разу, встречаясь с Христианом, не узнавала его и обычно принимала за его отца, молодого барона Адельстана.

Было четыре часа утра; невзирая на привычку поздно ложиться в такое время года, когда ночи столь длинны, герои нашей повести так устали к этому часу от пережитых волнений, что погрузились в глубочайший сон, за исключением, должно быть, Юхана и его прихвостней, запертых в башне нового замка, где они в свое время держали под Замком и мучили столько народу.

Но рассвет еще не забрезжил, когда Стенсон прокрался к постели Христиана; несколько мгновений старик в восторге смотрел на него, потом тихонько разбудил, не потревожив Гёфле.

— Вставайте, господин мой, — сказал он на ухо Христиану. — Я должен кое-что сказать вам — вам одному!

Я жду вас в замурованной комнате.

Христиан поспешно и бесшумно оделся и, притворив за собой дверь, последовал за Стенсоном в пустую, полуразрушенную комнату, куда уже заходил вчера.

Тогда Стенсон обнажил голову и сказал:

— Здесь, господин барон, за этой деревянной обшивкой, на которой, как видите, выточен голубь, кроется тайна, узнать которую должно только вам… Здесь ваша матушка велела тайно воздвигнуть алтарь пресвятой девы, ибо, это правда, она была католичкой. Исповедовать запрещенную веру в стране, где жила замужем, она не могла и делала это тайком, боясь навлечь преследования на мужа. Пастору Микельсону не удалось ничего обнаружить, потому что алтарь был привезен втайне и сокрыт здесь проезжими итальянцами, которые выполняли другие работы по мрамору и дереву в новом замке. Только мне одному все было известно. В замке жил старик француз, ученый и к тому же католический священник, хотя о последнем-то никто не догадывался, он и приходил сюда тайно служить мессу; но ко времени, когда бедную матушку вашу начали преследовать, он умер, а итальянцы-рабочие давно уехали. Вам следует взглянуть на этот алтарь, господин барон, и, какова бы ни была ваша вера, взглянуть с должным уважением. Помогите мне нажать