Сложенный веер - Сильва Плэт

— Расскажи.

— Пожалуйста… Я сидел, как ты уже знаешь, в самом шикарном зверинце, посреди джунглей. Туда часто наведывался Хорт, младший сын императора. Ему было скучновато, и он шлялся по лабораториям, наблюдал за опытами, в общем, не знал, куда себя деть.

— Зачем императорского сына загнали в зверинец?

— Ну, это сложная история с престолонаследием. На Хортулане трон достается из множества отпрысков императора не старшему, а тому, кто дает больше блутена, то есть по сути является лучшей дойной коровой. Здесь есть и генетический смысл — возможность передать эту достойную черту по наследству, и чисто коммерческий, и политический (с помощью высококачественного блутена императоры Хортуланы держат в повиновении своих подданных; как — позволь мне не рассказывать, уж больно противно). Судьба остальных детей императора весьма незавидна. Опять же не буду распространяться, чтобы не травмировать твою неокрепшую детскую психику.

Кори Хортулана нравится все меньше и меньше, поэтому он воздерживается от возмущенного фырканья. Ему нравится запросто беседовать с уверенным в себе взрослым, который прошел огонь, воду и медные трубы и совсем не кичится этим. Светлые, улыбчивые глаза полухоммутьяра-полуверийца ни разу не потемнели, линия подбородка не стала жестче, хотя воспоминания явно не из приятных. Кир продолжает:

— Короче, чтобы будущего Хорта Шестнадцатого раньше времени не вывели из игры родные братики и сестренки, его засунули от греха подальше — в самую сердцевину джунглей, где он генерировал свой блутен и знакомился с достижениями хортуланской генной инженерии на живых, так сказать, моделях. И вот как-то это чудо природы — представь, если сможешь, десятилетнего парня, который выглядит на когнатянские шесть или семь лет, расписанного всеми цветами радуги от ушей до пяток и ради пущей красы всего утыканного блестящими железячками, стразами, колокольчиками, даже на языке пара сережек, с трехсантиметровыми позолоченными ногтями, в которые, разумеется, тоже вставлены позвякивающие колокольчики, сверху — халат, который мало что закрывает, на ногах…

Кори сползает по креслу:

— Кир, я тебя умоляю! ТАК — не бывает. Ни один уважающий себя мужчина даже в десятилетнем возрасте не позволит над собой так измываться!

Кир улыбается одними глазами:

— Позволь тебе напомнить, что на Земле, Верии и еще паре десятков планет Конфедерации считают, что ни один уважающий себя мужик не наденет черную развевающуюся хламиду и не станет отращивать волосы до ниже попы.

— Все равно жуть! — не унимается Кори.

Кир резко серьезнеет:

— Знаешь, полбеды, если бы внешность хортуланцев была их самым отвратительным свойством. Так вот, однажды, прогуливаясь между рядами клеток, заполненных самыми диковинными генными модификациями во Вселенной, наследный император пожевывал рожок со сладкими ягодами. Они абсолютно не брезгливы, эти хортуланцы. Увидь ты половину того, что там его окружало, ты не смог бы есть неделю. И вот он не спеша, вальяжно, подбирается к моей клеточке и устанавливается за решеткой. Грызет свой рожок и задумчиво на меня смотрит: еще бы! Занимательное зрелище: получеловек, полуосьминог.

— Ты так хорошо все это помнишь? — сомневается Кори.

— Читай классификатор, двоечник. Хоммутьяры ничего не забывают. Я работал с землянами в экспедиции. У них есть поговорка: «Слоны помнят все». То же у хоммутьяров. Я же унаследовал не только щупальца. Чаю еще хочешь?

Кори мотает головой:

— Не вставай.

Сам бы он ни за какие коврижки не выполз сейчас из-под уютного пледа и не отошел дальше трех шагов от камина.

Кир усмехается:

— Нет проблем. Зажмурься, если не хочешь смотреть.

Но Кори не жмурится, а, наоборот, с любопытством наблюдает, как зеленовато-серый кожистый жгут, сужающийся на конце, выбрасывается из рукава пушистого свитера, дотягивается до чайника и, аккуратно балансируя, тащит его на столик между двумя креслами. В сполохах каминного пламени щупальце кажется блестящим, как хорошо обработанная кожа, из которой на Аккалабате делают дамские перчатки. Кори дожидается, пока горячий чайник окажется на столе, и, не удержавшись от желания пофорсить, ускоряет внутреннее время, молниеносно вытягивает руку и перехватывает щупальце чуть выше… запястья?

— Можно потрогать? — небрежным тоном спрашивает он. И поражается испуганному выражению, возникшему в глазах Кира. Щупальце в руках становится холодным и каменным, словно мертвое.

— Ты совсем обалдел? — у Кира напряженный тон, на лбу капельки пота. Не капельки, нет, огромные капли, которые в свете камина кажутся неестественными прозрачными волдырями. Чего он так испугался? Кори понимает, что сделал что-то не то, но не знает, как выйти из неудобного положения, поэтому, как и подобает будущему лорд-канцлеру Аккалабата, напускает на себя независимый вид и продолжает держать в руках щупальце, которое постепенно теплеет и начинает пульсировать под его пальцами. Кир вздыхает, бережно высвобождает щупальце, втягивает в рукав. На Кори он не смотрит. Тихо говорит, глядя в огонь:

— Хотел произвести на меня впечатление? Тебе это удалось. Я, как археолог, который имеет дело с тем, что уступило под натиском времени, всегда восхищался способностью даров Аккалабата подчинять время себе. Только имей в виду. На будущее…

Кир делает многозначительную паузу и наконец смотрит на Кори. Укоризненно. Но пот на лбу уже высох, и в глаза вернулись смешинки.

— Они ядовитые.

— Чтоооо?

— Читай классификатор, раззява. Яд, конечно, послабее, чем у сколопакской боракиры, но тебе бы хватило. И чистокровные хоммутьяры выпускают его инстинктивно. Тебе повезло, что я могу контролировать. Нет, тебя бы откачали, конечно. У меня есть сыворотка. Но приятного мало, поверь.

Кори избавляется от комка, вставшего в горле, глухо спрашивает:

— А ты раньше этим пользовался?

Смешной вопрос. Достаточно было взглянуть на него, когда я перехватил этот отросток…

— Неоднократно. И давай сменим тему. Я рассказывал про свое знакомство с нынешним императором Хортуланы… если то, чем он стал теперь, можно так назвать… — последние слова произнесены с такой горечью, что Кори предпочитает не переспрашивать и только кивает, пока Кир, снова высунув щупальце, разливает в чашки дымящийся чай.

— Где я остановился? — хитро прищурившись, вдруг спрашивает Кир.

— Ты же ничего не забываешь, — парирует Кори, потянувшись за чашкой.

— Да, точно. Я и забыл.

Оба довольно улыбаются. Кори греет пальцы о чашку, дует в душистое, темное тепло. Сквозь пар, заползающий в нос, он замечает, что Кир так же обхватил свою огромную кружку кончиками щупалец и наслаждается.