Три покойных кормильца - Дмитрий Титов

Нева скоро несла мимо Николая тяжелые воды, и как-то нечаянно на ум ему вернулись строки поэта, которого он любил с детства. Николай улыбнулся и, с трудом припоминая текст, проговорил:

Покойный царь еще РоссиейСо славой правил. На балконПечален, смутен вышел он……Как там дальше-то…И молвил: «С божией стихиейЦарям не совладеть». Он селИ в думе скорбными очамиНа злое бедствие глядел…

…Возле пушки начались приготовления к полуденному выстрелу. Дядька-отставник в форме морского офицера руководил молодым человеком в форме мичмана. А тот руководил матросом, который, в свою очередь, покрикивал на немолодого человека в гражданском. К пушке доставили холостые заряды. Обернувшись, Николай праздно наблюдал эти приготовления, пока не вспомнил себя во времена флотской службы.

Николай всегда был толстым. В строю тощих матросов срочной службы он выделялся и с фронта, и с тыла.

Долговязый мичман прошелся вдоль короткой шеренги увольняющихся на берег. Они выстроились на баке противолодочного корабля, прямо под пушкой.

– Равняйсь!.. Смирно!.. Суворов, твоему соседу слева никогда не увидеть грудь четвертого человека!.. Пузо подбери, старший матрос Суворов, я тебе говорю!

Николай, насколько смог, втянул живот и незаметно оттопырил не менее внушительный тыл. Мичман недоверчиво поглядел на него и обошел шеренгу сзади:

– Теперь у нас по корме не весть что торчит, Суворов!! Убери задницу!

Николай переместил деферент вперед, но мичман не унимался – он снова оказался перед шеренгой и с явным удовольствием указал пальцем на вываливающийся из строя живот Николая:

– Это что опять?.. Ты у нас на берегу всех девок передавишь, Суворов, морякам вон ничего не останется!

По шеренге пробежал смешок. Николай покраснел. А буквально через мгновение он вышел из стойки «смирно», покинул строй и спокойно пошел прочь.

– Суворов!! Ты куда?!! Суворов! Я лишаю тебя увольнения!.. Суворов!! Три наряда вне очереди! – Мичман кипел, лицо его стало багровым. Моряки, тоже не ожидающие от сослуживца подобной дерзости, с удивлением смотрели то на мичмана, то на удаляющегося Николая.

– Суворов!

Николай обернулся и внятно сказал:

– Полному человеку похудеть – раз плюнуть, товарищ мичман. А вот идиот никогда не поумнеет.

Лицо мичмана стало из бардового зеленым, он открыл рот и вдруг заорал:

– Огонь!

– Огонь! – скомандовал смотритель крепостных пушек. При ударе колокола часы на Петропавловском соборе показали полдень. Возле пушки произошло движение – человек в гражданском рванул на себя короткий шнур, весь мир будто хлопнул в ладоши, и Николай…

Николай, по-воробьиному сидевший на окончании пушечного ствола, вдруг с огромной скоростью, подобно барону Мюнхгаузену, устремился через Неву. Противоположный берег летел на него, как асфальт навстречу во время падения с крыши. Скорость была такова, что даже крылышки отделились от спины Николая и ненадолго отстали. Ослепительное осеннее солнце на мгновение отразилось под ним в серых водах реки. Николай влетел в сквер Мраморного дворца и рухнул на круп чугунного коня – позади тяжелого императора, и опять лицом к хвосту. Его спину тут же догнали крылышки.

Николай обвел глазами внезапно изменившийся пейзаж и растерянно произнес:

– Опоньки!

– Милиция!! Мили… – Василий обнаружил себя валяющимся на ярком снегу, поднялся, оглянулся. – Футы-нуты!

Упав в снег, он не оставил в нем ни малейшего следа.

– Ты чего орешь, Вася! – услышал он откуда-то сверху шепот Стаса. – Ты мне зверя спугнёшь!

Василий поднял глаза. Стас висел буквально в двух метрах над ним и указывал в сторону снежного человека.

– Блин! Какого еще зверя… Ах этого. «Ети» называется… Нет, Стасик, хватит с меня дикарей. Ты посмотри, он не дохлый случайно? Крылышек у него нет?

Ети дождался, пока человек с двустволкой скроется за горкой, и огромными шагами двинулся вверх по склону, оставляя в сугробах глубокий след. Стас и, чуть сзади, Василий тронулись за ним.

– Стасик! Ну, куда ты?! Ну, посмотрел и ладно!

– Да подожди ты! Он нас не чует, можем проследить, где у него берлога, есть ли жена, детеныши…

– Ага! Любовница, тёща, племянники… А если учует?

– Учует – съест!! – Стас гневно обернулся. – Хватит уже ныть-то!

Еще минут пять они двигались вверх, видя впереди широкую спину Ети. Неожиданно в поведении объекта что-то изменилось. Возле группы молодых ёлок он вдруг остановился и как будто присел на корточки… Стас с Василием видели, как возле Ети, откуда ни возьмись, образовались три беленьких комочка, и почти сразу – еще одна большая бледно-серая тень.

– Семья! – тихонько воскликнул Стас. – Я знал! Семья!.. Васька, это семья снежных людей! Смотри! Вон три детеныша и самка! У них там, наверное, лаз в берлогу, или в логово… Я знал!

Между тем, снежные люди вели себя просто умилительно! Самец тепло приласкался к подруге, они вместе присели к детенышам и стали вяло, как-то по-взрослому играть с ними, поглаживая, опрокидывая в снег и снова извлекая их из сугроба и отряхивая.

– Везде жизнь. Везде жизнь… – Стас смахнул слезу счастья. – Я знал.

– …Ну, что? – Василий, сначала с интересом понаблюдавший за редким явлением, теперь подостыл. – Ну, что, исследовал?.. Пора бы к Коляну. Он там уже, небось, соскучился.

– Я знал… Господи, как долго их ищут и еще не нашли. А мы нашли… Да. Пора назад. Теперь можно.

Если бы всё было так. Нет. Всё было совершенно иначе.

– Да подожди ты! – шептал Стас Василию, карабкающемуся чуть сзади. – Он нас не чует, можем проследить, где у него берлога, есть ли жена, детеныши…

– Ага! Любовница, тёща, племянники… А если учует?

– Учует – съест!! – Стас гневно обернулся. – Хватит уже ныть-то!

Они двигались полого вверх, видя впереди широкую спину Ети. Неожиданно в поведении объекта что-то изменилось. Возле группы молодых ёлок он вдруг остановился и как будто присел на корточки.

– Обосрался! – шепнул Василий. Стас цыкнул на него.

И в этот минут оба услышали короткий, до боли знакомый звук.

– Вот это да! – на лице Василия родилась идиотская улыбка. – У него тоже… ширинка на молнии!

…Снежный человек снимал с себя шкуру!

В течение полуминуты из белого волосатого кокона на солнечный свет вылез обыкновенный мужик в зеленом лыжном костюме и в красной вязаной шапочке. Мужчина аккуратно сложил шкуру, раскопал под елочкой рюкзак, всё упаковал, встал на лыжи, также извлеченные из под елок, и, напевая простенький мотив, заскользил вниз, в долину.

– Тьфу ты! – Стас выругался. – Вот гад! Морочит голову людям, а ведь они верят! Жизнь на это кладут!

Василий от души хохотал, ткнув палец в сторону Стаса:

– «Я знал! Я знал!» Ну, полная туфта! Следов-то – море! Повсюду! А за всё время не то, что берлоги – нигде ни одной какашки не нашли! Туфта! «Я знал!»

Стас был угрюм.

Николай стоял внизу, перед конной статуей Александра Третьего, и, пытаясь как можно круче повернуть голову назад, отряхивал себе то место, которым он недавно сидел на жерле крепостной пушки. Отряхивал, впрочем, без видимой надобности и без какого-нибудь результата, скорее, по привычке.

Рядом с Николаем внезапно появились Стас и Василий. Стас был заметно расстроен, а у Василия заканчивался недавний приступ смеха.

– Привет, Колек! Ты чё, на крашенную скамейку сел?.. А чё это тебя к монархам потянуло?

– Да так… Гуляю. А вы? Что там у нас с одиночеством во Вселенной-то, Вась?

Улыбку сдуло с лица сантехника:

– С одиночеством?.. Ничего особенного. Ты вон лучше Стасика расспроси… про альтернативную ветвь развития человечества… Везде подлецы, Колян, везде подлецы, верно, Стас?

Стас только вяло отмахнулся.

Втроём они голубями слетели на плоскую крышу одного из высотных домов на берегу залива и, как в сказке, ударившись о гудрон, обернулись добрыми, но крылатыми молодцами. Инженер, бизнесмен и сантехник ждали приближения ночи, чтобы сделать попытку обретения денег при посредничестве Валерии.

– А до ночи-то еще далеко, – заметил Василий. – Времечко-то теряем! Я бы еще разок казино навестил. А вдруг получится теперь? Если сначала огорчиться, а потом напрячься посильнее?

– В прошлый раз ты сначала напрягся, а потом огорчился. Тактику меняешь? – Стас смотрел на Васю с неизменной опаской и легким раздражением.

– Вы о чем это? – поинтересовался Николай, но приятели отвели глаза. – А плюньте на казино, что там интересного… Я вот вспомнил, что сто лет в театре не был. Всё работа, работа, работа… А время-то подходящее, может, махнем на какую-нибудь премьерку?

– А я вообще ни в каком театре никогда не был! Особенно в опере! – почти агрессивно отреагировал Василий.

– А я был, но тоже давно… – промямлил Стас. – Вообще, хорошо бы. А то… а то сольемся молекулами с Информацией… до следующей жизни… а там, в следующей жизни, может, уже и театров не будет.