Доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

Шаг.

Я протянул руку и взял прислоненный к стене меч. Это оказалось просто. Сложнее было незаметно вытащить его из-за стеллажа.

Крепыш поднял Доспехи. Синеглазый изумленно уставился на меня. Я крутнул мечом. Полуторник [7] был узкий и плохо отбалансированный, более похожий на лом, чем на боевое оружие. Альбинос оглянулся. Он был ближе остальных и я обрушил клинок ему на голову.

Реакция у него была потрясающая. Альбинос мгновенно пригнулся, словно ждал удара. Меч пролетел над ним, грозя увести нерастраченную силу в паркет, но я, малость научившийся обращению с полуторником, сумел развернуться и приложить белобрысого клинком по шее. Крепыш подвижностью альбиноса не обладал и замер в обнимку с Доспехами как истукан. Я угодил плашмя, поэтому голову не отрубил, просто сбил с ног. Крепыша снесло на стену. Он с грохотом упал и застыл на полу черной грудой, накрыв собой латы.

Альбинос выскочил из кабинета. Я пырнул мечом синеглазого. Тот отпрянул, толкнув Эрика, неловко парируя выпад тесаком. Он перепугался. Следующим тычком его можно было пронзить насквозь, но стало не до него – улизнувший меченосец мог угрожать моим близким, поэтому я поспешил им навыручку.

В комнате альбинос вытащил из-под пальто страшенный эсэсовский тесак.

– Эрик, держи его! – крикнул я.

Орал для устрашения противника. Пусть не думает, что придет подмога, хотя бы несколько секунд. В бою все средства хороши.

Следовало использовать любую мелочь, потому что надеяться я мог только на себя. Невредимое семейство скучилось на диване. Валерия Львовна обнимала мужа и дочь, являя собой яркий пример готовности к самопожертвованию. Из тестя воин был никудышный – он сидел с разинутым ртом. От такого помощи не дождешься.

Я ткнул мечом альбиноса. Тот отскочил. Мы закружились по комнате, которая стала чем-то напоминать Колизей. В кабинете со звоном распахнулась оконная рама, потянуло свежим воздухом. Я безуспешно атаковал альбиноса. Легкое опьянение сделало мое тело вертким. Это выручало, потому что совладать с парнем в обычном зажатом состоянии было бы проблематично. Он резво скакал вдоль стен, уходя от уколов, а размахнуться, чтобы рубануть как следует, не позволял потолок.

До поры до времени меня спасала только превосходящая длина меча, позволяющая удерживать альбиноса на расстоянии. Но долго так продолжаться не могло – я уже выдыхался. Трудно сказать, чем бы закончился поединок, если бы Маринка не снялась с дивана и не скрылась в прихожей.

«Светлый брат» контратаковал. Я с трудом увернулся и сделал разящий выпад, но управиться с таким шустрым противником оказалось очень непросто. Альбинос скользнул вбок, отведя удар. Полуторник застрял, зажатый в щели между арийским клинком и рогом гарды, превратившейся в настоящую ловушку для мечей. Рукоятка рванулась из пальцев. Я не удержал меч и он вывалился на палас.

– Илья, ложись!

Не раздумывая, я прыгнул на пол. Упал ничком и развернулся ногами к противнику, чтобы было чем встретить, если нападет.

Полыхнула шоковая вспышка. Я лежал, уткнувшись носом в толстый ворс и зажмурившись, но мне все равно досталось. Перед глазами заплавали оранжевые блики. В квартире сразу стало тихо: остальные получили по полной программе.

Я встал. Комната напоминала музей восковых фигур. Светошоковый фонарь – средство действенное и беспощадное. Не убереглась даже Маринка, хотя я учил ее обращению с фонарем. В неприятной близости от себя я увидел широко распахнутые зенки альбиноса. Он утратил последние краски, машинально обернувшись на окрик. Глаза его побелели. Зрачок сузился в невидимую точку. От яркого света зрительный пигмент родопсин сгорел и радужная оболочка временно обесцветилась.

Родственники пребывали не в лучшем состоянии, но сейчас меня заботили куда менее близкие люди. Те, что остались в кабинете: Эрик и синеглазый. Последний особенно. Уж что-то подозрительно тихо там было. Я подобрал полуторник, проморгался и осторожно заглянул в соседнюю комнату.

На меня никто не напал. Желающие повывелись. Задувающий в распахнутую настежь балконную дверь ветер ерошил волосы на голове придавившего Доспехи рыцаря. Эрик молча корчился на полу, обхватив руками окровавленный живот. Под ним изрядно натекло. Весь ковер пропитался багровым.

Очевидно, синеглазый шпиганул его перед уходом. Он не был готов попасть в такую передрягу, бригадира старшие «братья» выбирали не из храброго десятка. Вот он и поспешил воспользоваться запасным выходом, благо, второй этаж – не высота. Плюнул на цель визита и бросил команду на произвол судьбы. Своя шкура дороже; кто может гарантировать, что «черный археолог» не увлекается коллекционированием человеческих голов? Должно быть, внезапное появление полуторника и резвость, с которой я начал им махать, произвели на белокурую бестию неизгладимое впечатление. Можно было решить, что мне повезло, но тогда наглость это и есть счастье. «Бог помогает тому, кто себе помогает».

Прежде всего я связал «светлых братьев». Крепыш дышал, но находился в глубоком нокауте. Напарник же подавал более активные признаки жизни. Постепенно родопсин восстанавливался и глаза альбиноса наливались красным.

Я вызвал «Скорую помощь» и осмотрел Эрика. От потери крови он впал в забытье и боли не чувствовал. Располосовали его нехило: требушки горяченькие высыпались из его брюшной полости не хуже, чем у писателя Мисимы [8] .

Боря сидел дома, не подозревая, что творится у него под боком. Я порадовал его новостями, отдал Доспехи Чистоты и приказал не высовывать носа из дому. Затем позвонил Славе, вкратце обрисовал суть дела и попросил приехать. Кое-как успокоил и спровадил с глаз долой тещу с тестем. В ожидании врачей проинструктировал Маринку. Милиции не боялся. Мною владела абсолютная убежденность, что больше отмеренного не получу, но и уготованного избежать не получится.

И всё же, всё же… Уверенность поколебалась под давлением здравого смысла, когда прибыл воин-афганец. Вошёл он без звонка, дверь в квартиру не закрывали, вот-вот должна была появиться «скорая». И милиция, которую в таких случаях врачи оповещают самостоятельно. Корефан долго не размышлял. Осмотрев мой домашний Колизей, Слава сказал:

– Жми ко мне, ильюха. Ксюша дома, она тебе откроет. Мы с Маришкой встретим врачей и отвалим. Нечего тут мусарню вымораживать.

Коротко и ясно. Слава хоть и не был большого ума, но всегда знал, что делать. И меня учил: «Выключай мозги, включай соображение». Именно это пресловутое соображение и выручало нас в самых безвыходных ситуациях, когда времени думать просто не было. Я привык доверяться Славе, он всегда оказывался прав. Ментов и в самом деле ждать не стоит, ничего хорошего они не принесут. Есть мнение, что Моисей, спускаясь с горы Синай ненароком разбил шестую глиняную скрижаль с заповедями Господними, поэтому до нас их дошло всего десять. Одиннадцатая якобы гласила: «Не попадайся!» – в точности про меня. Двенадцатая: «Не болтай!» – это про Эрика. Держал бы язык за зубами, был бы сейчас здоров. И нам неприятностей меньше, расхлебывай теперь эту кашу, приправленную молодцами в черном вместо изюма. Сидя в тюрьме делать это несравненно сложнее. Поэтому нечего попадаться. «Бережёного Бог бережёт, небережёного конвой стережёт». Положняковыми кашками я до отвала накушался по первому сроку и был ими сыт. Спросил только:

– А с этими что делать? – указывая на сопящих бок о бок «сыновей Солнца».

– А чего с ними делать? – удивился Слава. – Здесь оставим, пускай их мусарня пользует. Надо же легавым кого-то сожрать.

– Ну да, конечно, – согласился я и крепко поцеловал жену. – Все будет хорошо, дорогая. Оставляю тебя в надежных руках. Ненадолго.

– Бум надеяться, – кивнул за нее Слава. – Ты гляди, Ильюха, там по дороге. Не хотелось, чтоб ты вперся в какой-нибудь блудняк.

С лестничной площади донеслось гулкое гудение лифта. Я вдруг понял, что это к нам. Медики или менты. В любом случае надо было поспешать.

– Все будет ништяк, – я нацепил куртку с ключами и документами на машину в карманах и выскочил из квартиры. Лифт поднимался. Ломиться к Боре было поздно, следовало тихариться на месте, и прямо сейчас, иначе заметят. Совсем плохо, если это милиция.

Я спрятался в простенке за мусоропроводом на лестничной клетке между вторым и третьим этажами. С клацканьем разъехались двери лифта. Я замер не дыша. Неужели ОМОН? Тогда копец, причем не только мне. Легионеры ведь сначала бьют, потом спрашивают, а Слава не из тех, кто безропотно подставляет другую щеку. Погубит и себя, и Маринку. Застучали шаги. Их было много, но даже усиленные лестничным эхом, они не казались порождениями кованных подметок. Я осторожно выглянул и увидел, как три белые спины скрылись за моей дверью. «Пронесло, Василий Иванович! – И меня, Петька, тоже».

Я бегом спустился по лестнице и забрался в стоящую напротив парадного «Ниву». Славина «Волга» притулилась рядом.