Детский Мир - Канта Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, Гута по соседству хороший участок купил, дом строит, и теперь Розе приходится еще тяжелее, ведь и строителей кормить надо, а она уже в положении, да разве это оправдание — для ее потомства фундамент, да немалый, закладывается.
Где-то через год после замужества Роза родила девочку; маленькую, синеглазую, рыжую — в отца. Ребенок был болезненный, все время плакал, а отец лишь мельком пару раз на дочь глянул, — на лице недовольная гримаса, мол, нам мальчиков, да здоровых надо. И до этого Гута холоден был с женой, а теперь и вовсе отстранился, даже спит в другой комнате — плач ребенка ему храпеть не дает.
А далее стало еще хуже, и если раньше Гута хотя бы раз в месяц появлялся, то со временем и через полтора, два, а потом и три. У Розы дочь, какая-никакая, а семья, и ребенку и питание и одежду и лекарства купить надо, — денег у нее нет, хоть и видится внешнее благополучие.
Оправдываясь перед родственниками, что ей нужны деньги, хотя дело совсем в ином, — она ревновала, — Роза, как давно замышляла, попросила денег у родного брата, на иждивении которого она в последнее время жила, и впервые в жизни выехала за пределы Грозного, аж до Калмыкии, благо адрес мужа она уже давно выписала.
Лето на исходе — пыль, жара. Небольшое село в бескрайней степи. Здесь дома не такие, как в Чечено-Ингушетии, — небольшие, в основном саманные. Да дом мужа поприличнее остальных; во дворе пара разбитых машин, под навесом мешки с шерстью, сыромятные шкуры, запах, мухи и какая-то женщина, никак не моложе нее, весьма упитанная, если не сказать толстая. Подспудно о наличии этой женщины Роза давно догадывалась, и боялась, что не сдержится от ревности при встрече. А теперь на нее она даже не смотрит — мальчишка, уже не маленький — лет пяти-шести, возится возле велосипеда — просто копия Гуты.
Может быть, и не следовало, да сами ноги повели Розу во двор, и она машинально спросила Гуту, и без приглашения села — сил не осталось.
Хозяйка вначале опешила, долго руками стирала густой пот, хлынувший со лба. Потом вроде пришла в себя, даже холодный компот для гостьи принесла, и будто диалог меж ними уже давно шел:
— Меня зовут Оксана. Гута если и приедет, то очень поздно. А я тебя давно знаю, фотографию свадьбы «доброжелатели» подкинули. Однако я законная жена, — она демонстративно показала свидетельство о браке — и как видишь, раньше тебя устроилась, — то ли с усмешкой, то ли с сожалением продолжила она, кивнув в сторону мальчика.
— Эта писулька со звездой безбожников и идолопоклонников не делает ваш брак законным, — сквозь зубы тихо выдавила Роза. — Перед Богом и людьми мой брак и моя дочь — законны, — она встала, стакан в ее руках дрожал, — и как видишь, я ни раньше, ни позже — не «устроилась». И даже не зная о вас, давно жалею об этом браке.
Залпом выпив компот, жажда одолевала, и больше ни слова не говоря, Роза второпях ушла.
Почти что не соображая, немало времени провела в центре села, будто ожидая автобуса до Элисты. И лишь когда солнце покатилось к закату, она встрепенулась — надо где-то переночевать. Тут она увидела смуглого подростка на велосипеде.
— Ты не чеченец? — кинулась она к нему.
— Нет, а чеченцы вон там живут, — указал велосипедист на дом Гуты.
— А еще есть? — встревожен голос Розы.
— Есть, на чабанской точке, вот по той дороге идти надо, — в сторону бескрайней степи.
Туда было тронулась Роза, да голос ее остановил.
— Девушка, постой, заблудишься, там развилок-то не сосчитать, — под густой кроной вишни сидит старушка, от зноя скрывается. — Может, у нас переночуешь? А нет, сейчас мой дед тебя с ветерком доставит, и без того туда ежедневно мотается — друзья.
В коляске трехколесного мотоцикла действительно стало попрохладней. И встретили ее как почетную гостью, аж неудобно, даже барашка зарезали, хоть и говорили, что каждый день это делают. А Розе кусок в горло не лезет, и вроде ничего она и не сказала, а ей уже все объясняют.
— Конечно, твой, или ваш Гута — парень деловой, крутиться умеет, и вроде даже молодец. Так это — как посмотреть. А на этой Оксане он не просто так женился; девок, тем более русских, да гораздо краше — пруд пруди. Да он за этой необъятной все ухаживал, отец у нее директор районной заготконторы. Как на Оксане женился, так и стал Гута главным заготовителем шерсти в районе, а шерсть здесь — все; огромные деньги. А до этого все в колхозе ошивался, вкалывать как мы, не хотел, все время в долг просил, словом, из грязи — в князи, его машин не сосчитать. Правда, времена ныне меняются — шерсть государство не закупает, да и нет уже никакого государства, даже зарплату не платят.
На следующее утро хозяин чабанской точки возился возле старенькой машины; землячку в горе бросать нельзя, решено отвезти Розу до самого Грозного, а это путь не близкий. Жена чеченца, пожилая женщина, всю дорогу молчала, пребывала в дремоте. Розе расслабляться нельзя, надо слушать водителя. А старик, словно не чабан, а заправский политик, всю современную историческую ситуацию разъяснил, ведь она далека от всего этого.
Оказывается, «огромная сильная страна СССР без единого выстрела, лишь росчерком пера трех собутыльников перестала существовать». Горбачев — предатель, Ельцин молодец — всем свободу обещает. Не сегодня-завтра и в Грозном грядет смена власти — свой генерал объявился, будет сплошная благодать, много работы и наконец-то он с семьей вернется домой.
Эту политинформацию Роза быстро забыла, не до политики, у нее свои проблемы, и не зашла бы она больше в дом Туаевых, да дочь больная заставила, а следом и сам Гута объявился, и не как раньше, а показал, что муж, избил ее основательно. И тогда она не ушла — не хотела синяки родным демонстрировать. А потом позабыла она и мужа и все остальное — дочка совсем плохая стала, слегла она с ней в больницу.
— Ребенка надо в Москву, хотя бы в Ростов везти, — советуют ей врачи, у нас нет оборудования.
Выписалась Роза с ребенком из больницы и как ни странно, муж ее, оказывается, уже неделю в Грозном, и ладно жена его не интересует, однако, хотя бы дочь проведать должен был. Высказала Роза свои обиды — Гута и не среагировал. Тогда она второпях, пока не убежал, рассказала о здоровье девочки, попросила денег на поездку в Москву.
— Нет у меня денег, нет, — вскипел муж, — надоели вы мне все, надоели.
Конечно, Роза уже догадывалась, что дела у мужа пошли неладно, и уже не впервой он деньги не домой, как раньше, а из дома увозит, что-то распродает, отчего родные им ныне недовольны. И не только Гута, но и все Туаевы носы повесили, помрачнели, и какие-то люди почти каждый день к ним наведываются, и не просто так с претензиями, деньги требуют. А следом хуже напасть — прокуратура Калмыкии и Ставрополя Туаева Гуту разыскивают, и он то дома отсиживался, а теперь и из дома куда-то бежал, как слышала Роза краем уха, куда-то в горные аулы, у родни отсиживается.
Розе не до этих «разборок», у нее одна забота — здоровье дочери, и оно с каждым днем все хуже и хуже, а родня мужа безучастна — дочери у них не в почете, хотя своих дочерей и сестер любят. Совсем запаниковала было Роза, да времена идут, ее младшие братья, которых она считала юными, оказывается, уже повзрослели, деньги зарабатывают, как услышали о проблеме сестры, тут же откликнулись.
Засобиралась Роза в Москву, уже и билеты купила, а дочь совсем ослабла, дорогу не осилит; вновь, надеясь ее подкрепить, Роза с дочерью легла в местную больницу, — ничего не помогло, ребенок умер.
Тяжело, очень горько переносила Роза эту потерю, а ее муж так и не показался во время траурных дней, после окончания которых она, как могла, объяснилась со свекровью, и не видя никакой поддержки и теплоты, навсегда ушла к себе домой, попросив, чтобы муж в соответствии с ритуалом, с нею развелся.
Как женился на ней Гута, так и развелся — сам даже не показался, он вроде бы теперь в далеких краях, а так, его братья, будто бы виновато, объявились, что-то промямлили, словом, она свободна.
Казалось Розе, что мир не только померк, но вся ее жизнь закончилась, да братья поддержали.
— Дочь потеряла, конечно, горе. А то, что от Туаевых ушла, — даже хорошо. И нечего долго горевать, ты лучше давай медучилище заканчивай, мы поможем.
Так она и поступила, и среди молодежи ей значительно полегчало, да что-то училище совсем не то. Как и СССР, Чечено-Ингушетия тоже распалась, теперь отдельная Чеченская Республика, и власть другая, и порядки иные, так что и на учебном заведении это отразилось, многие педагоги уволились, зарплаты и стипендий нет. Розе сдаваться нельзя, профессию она любит, и по совету знакомых медиков, да и чтобы братьям особой обузой не быть, она вначале устраивается работать на «скорую помощь», но эта служба дышит на ладан — в Грозном практически связи нет, и тогда ей с трудом удается устроиться санитаркой в городскую больницу.