Семь преступлений в Риме - Гийом Прево

Когда мы прибыли в папскую крепость, нас разделили, не обращая внимания на брань Леонардо, который требовал встречи со своим покровителем. Меня отвели в одну из камер с влажными стенами, единственное окошко которой находилось в двадцати футах от пола. Там я и провел остаток дня, лежа на дощатом полу и упрекая себя за опрометчивость. Думал я о матушке, о том, как верила она в меня, о том, с какой тревогой и отчаянием ждет, должно быть, моего возвращения. Вспоминался и отец: как бы он разделался с этими мерзавцами, будь он жив.

Однако я был далек от мысли сдаваться, и вынужденный отдых лишь укрепил мою решимость: я пообещал себе разоблачить убийцу, как сделал бы в свое время мой отец.

С наступлением вечера мне принесли кувшинчик пива, четверть фунта хлеба и две колбаски. Стало ясно, что ночь-то я уж проведу здесь точно. Я вытянулся на полу, прислушиваясь к шагам тюремщика и топотку лапок снующих крыс.

Думаю, в какой-то момент я даже заплакал.

Утром меня сводили в отхожее место, затем к лохани с водой, чтобы я мог умыться. Опять принесли пиво, хлеб и колбаски. Только я покончил с едой, как за мной пришел солдат. Связав мне руки за спиной, он подсадил меня на лошадь перед собой и во весь опор помчался к больнице Сан-Спирито. Мне было холодно, ломило спину, а все теснившиеся в голове вопросы унесло встречным ветром.

В Сан-Спирито меня ввели через черный ход, провели под конвоем пустынными коридорами до большой комнаты, которая, как мне показалось, находилась на том же этаже, что и помещение для вскрытия трупов. Комната была пустая, хорошо освещена, в центре ее стоял большой стол, за которым уже сидели четыре человека: командор ордена Сан-Спирито, главный смотритель улиц Капедиферро, капитан полиции Барбери и мэтр Леонардо да Винчи.

Солдат развязал мне руки и показал на табурет рядом с Леонардо. Мэтр, похоже, не очень-то мучился ночью, лицо его выражало полнейшее спокойствие. Он ободряюще взглянул на меня, но не произнес ни слова. Да и все присутствующие хранили молчание, хотя в их глазах проглядывала некоторая нервозность. Капитан Барбери с тяжелым упреком поглядывал на меня, командор время от времени встряхивал головой, будто прогоняя мрачные мысли, и лишь Капедиферро проявлял признаки раздражения: он возбужденно постукивал пальцами по столу и кидал на Леонардо досадливые взгляды. Мы долго сидели в молчаливом ожидании чего-то, словно проглотив языки. От усталости после бессонной ночи меня тянуло в сон, и я с трудом подавлял дремоту.

Но вот дверь открылась, я встрепенулся. В комнату вслед за двумя гвардейцами входил кардинал Бибьена. Мы разом почтительно встали.

Бибьена был не кем иным, как главным советником его святейшества, тем, без кого в Ватикане не решалось ни одно важное дело. Возраста он был среднего, лет сорока пяти, на лице лежал отпечаток жизни, проведенной в удовольствиях. Немало слухов ходило о его особе, поговаривали, что любовниц у него насчитывалось больше, чем плодов в садах Тосканы. Очень образованный, был он, однако, большим любителем грубых фарсов. По слухам, именно он являлся автором довольно фривольной комедии «Ла Каландриа», поставленной в Риме годом раньше и пользовавшейся большим успехом. Болтали еще, что его ванную комнату украшали довольно бесстыдные картины, некоторые приписывались кисти Рафаэля. И все же это не мешало ему пользоваться доверием папы и игратъ важную роль в политической жизни государства.

Вот вкратце и все, что можно было сказать о персонаже, возникшем перед нами: не Лев X, но уж, во всяком случае, его тень.

— Благодарен вам за долготерпение, — начал он. — Я только что виделся с его святейшеством, который весьма озабочен благополучным исходом этого дела. Какое бы решение мы ни вынесли сегодня, он обязывает вас хранить тайну.

— Поэтому-то, ваше преосвященство, — произнес Капедиферро, — мне показалось более благоразумным отныне держать мэтра да Винчи под домашним арестом. Его вмешательство, как и поспешность его молодого помощника, кончаются тем, что в смешном положении оказывается мой авторитет. Напомню, что я все-таки несу ответственность за улицы, площади и памятники этого города.

— Это не подлежит сомнению, дорогой Витторио, и можете мне поверить, что его святейшество высоко ценит ваш труд. Но прежде чем вынести какое-либо решение в отношении вышеуказанных лиц, я хотел бы побольше знать о происшедшем. Итак, вы сказали, что нашли две человеческие головы в колонне Траяна?

— Верно, две головы, — ответил Капедиферро. — Одна из них, без всякого сомнения, принадлежит молодому Джакопо Верде, тело которого было обнаружено на днях на статуе Марка Аврелия. Другая принадлежит какой-то старой женщине, имя и место жительства которой еще не установлены.

— Хорошо. Как по-вашему, существует ли связь между этими лицами и надписью на двери колонны?

— Связь напрашивается сама собой, ваше преосвященство: «Eum qui peccat, Deus castigat». Вполне вероятно, что те люди жили во грехе, за что и были сурово наказаны убийцей.

Кардинал положил руки на стол.

— Довольно странный способ наказания, подменяющий суд церкви от имени суда Божьего. Никто из нас еще не знает, что такое Божий суд…

— Безусловно, вы правы, ваше преосвященство. Но позволю себе заметить, что жертвы, судя по всему, не относятся к наиболее уважаемым людям Рима. Старуха, в частности, имеет все признаки ведьмы.

— И все-таки эти убийства достойны осуждения, Витторио. Тот, кто действует якобы от имени Бога, дает понять, что выполняет священную миссию. Здесь речь идет не о кровавом преступлении, а о преступлении против церкви. А из этого следует, что, совершаемое в городе, где выдвинут папский престол, дело приобретает и политическую окраску…

Слова эти были встречены молчанием, однако командор Сан-Спирито воспользовался им, чтобы высказаться.

— Не предполагаете ли вы, что автор этих преступлений мог быть причастен к необъяснимому исчезновению?..

Бибьена сухо оборвал его:

— Хватит об этом, командор. Не будем засорять себе мозги…

Он обратился к Барбери:

— Поговорим лучше о том убийстве на Форуме. Что вы в конечном итоге узнали о жертве?

Капитан собрался было ответить, но главный смотритель улиц опередил его.

— Прежде чем дать вам сведения о жертве, ваше преосвященство, полагаю, что отныне я смогу осведомлять вас об убийце.

Подобное заявление произвело эффект упавшего в воду камня: у всех расширились глаза, каждый силился что-либо понять.

Что до Капедиферро, то он напыжился на своем табурете, выпятил грудь, словно голубь, и самодовольно продолжил:

— Вчера я лично участвовал в его аресте. И могу утверждать, что убийцей является Донато Гирарди.

— Донато? Обжигальщик извести? — удивленно переспросил капитан полиции.

— Он самый. По правде говоря, его объяснения мне с самого начала показались несколько путаными. Это были не свидетельские показания, а попытка ввести нас в заблуждение. Впрочем, и его прошлое доказывает, что этот человек способен на гнусные поступки.

— Боюсь, что не совсем понимаю вас, Витторио, — тихо проговорил кардинал.

— Донато Гирарди — тот самый, что известил нас о преступлении в рождественский вечер, ваше преосвященство. По его словам, он, гуляя по Форуму, заметил лестницу и труп на ней. Вообразите только, прогулка на морозе, под снегом! Я считаю, что у него был один из приступов черной меланхолии, иногда случающийся с ним: он в это время вполне мог убить первого встречного. Вот почему я думаю, что он не только имеет отношение к головам, найденным в колонне, но, более того, ужаснувшись содеянному, он придумал ту легенду с лестницей и античностями, дабы отвлечь нас. Дело в том, что, несмотря на грубую внешность, он хитер, изворотлив и очень уж правильно говорит. Спросите капитана Барбери, ему известно больше, чем мне…

— Вам знакома эта личность, капитан?

Барбери кивнул:

— Я навел справки об этом человеке. У Гирарди патологическая склонность к… — Он замялся. — Может быть, вашему преосвященству интересно будет, если я опишу эту личность с самого начала?

— Это связано с нашим делом?

— Полагаю, что да, ваше преосвященство. Во всяком случае, это позволит прояснить некоторые стороны личности Гирарди. Что касается меня, то я не допускаю, что он мог совершить столь необычное преступление. Если вообразить себе совершение им подобного в колоннах Марка Аврелия и Траяна…

На лице суперинтенданта появилось разочарование, но кардинал, поощрительно улыбнувшись капитану, попросил его продолжать.

— Уже несколько поколений обжигальщиков Гирарди занимались в Риме своим ремеслом, — объяснил Барбери. — Донато является последним представителем рода. Мне довелось узнать, что отец его умер, когда он был еще юнцом, а у матери была небезупречная репутация. Часто предоставленный самому себе, Донато нашел приют в доме своих кузенов, которые торговали вайдой и другими растениями для изготовления красителей. Произошло это лет сорок назад. Благодаря покровительству своих кузенов Донато получил образование, на которое в других условиях не мог бы и рассчитывать. По его словам, его прочили в ученые или священники. К несчастью, случилась драма… Однажды ночью на дом кузенов напали грабители. Главу семьи они заставили отдать все богатство, а затем вырезали всю семью, включая трех слуг, живших в соседних комнатах. Лишь случай и присутствие духа помогли Донато спастись: он спрятался в корзине для грязного белья и дождался окончания резни. Потом убежал. В то время ему было двенадцать или тринадцать лет.