Игры с судьбой. Книга первая - Наталья Баранова

И не усмешка, но улыбка расцветала на лице! Невозможно иначе было смотреть на неподдельное удивление, неверие и радость, отразившееся на лице Хаттами Элхаса, тот смотрел, как смотрят на солнце — полными слез глазами.

— Ты! — шептал контрабандист, внезапно потеряв голос, этот гулкий раскатистый бас, что мог перекрыть рев стартующего в небо корабля. — Ты жив! Да только ты ли это?!

— Я - отозвался рэанин, чуть склонив голову. — Да-Деган Раттера снова к вашим услугам. Что, накрутим хвосты шакалам Иллнуанари? Просит хороших пинков Анамгимар Эльяна…. А?! Так что чертям тошно станет! Что скажешь на это?

— Что ты не изменился, — отозвался Хаттами, переводя дыхание и неверяще мотая головой. — Говорили, ты умер…. Утонул….

— Э! — рассмеялся Да-Деган, легко отмахнувши рукой. — Существует субстанция, что не тонет. И потом, с каких это пор ты веришь слухам?

— Вы оба на "ты", — удивленно выдохнул Гай, вмешавшись в разговор.

— Мы — давние приятели, — отозвался Да-Деган, — я намекал тебе о данном факте еще на Рэне. Ты не поверил.

— Твои проблемы, — усмехнувшись, добавил Хаттами.

Было время, они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. С краткого жеста. Бывало такое. И кто кроме Хаттами мог отчудить такое — вырвать приз не из рук слабого и немощного, но самую большую драгоценность вырвать из рук Хозяина Эрмэ. Кто еще мог быть столь безрассуден?

А никто. Лишь один. Он. Хаттами. За то и платит. Не покушаются на сокровища короны безнаказанно.

Да-Деган легко пожал плечами. Что ж, если Фортуна не вздумает хмуриться, все изменится. А если и нахмурит соболиные брови строптивая девочка, что ж…. Не впервой — он ее насмешит!

И катилась по небу звезда, торопясь на посадку — давно безнадежно опоздавший флагманский крейсерок Иллнуанари. И кривился рот в усмешке.

Что ж, первым, кто заплатит, за свои грехи и чужие будет Анамгимар. Он так решил. И так оно и будет. Сжатой пружиной дрожала воля, готовая ударить, подбирались пальцы в кулак.

Хаттами заметил, с сомнением покачал головой.

— Не связывайся ты с Анамгимаром. Или одного раза — недостаточно?

Да-Деган заставил себя надменно улыбнуться.

— Я должен Анамгимару, — заметил глухо. — Ты же знаешь, я не люблю неоплаченных счетов.

— Тогда платить придется многим, — заметил Хаттами сухо.

— Многим и заплачу, — отозвался Да-Деган безмятежно.

"Заплачу"…. Огромный счет, неподъемный. Не человеку под силу закрыть такие счета. И горечь полыни разливалась по венам. Не под силу, но только в этом и суть его жизни, и шанс на прощение. Простить себя — еще не значит воскреснуть. Но прощение — первый шаг.

Найти себя. Найти смысл. Найти соль. И жить! Не это ли была мечта? И касаясь висками холодных камней стен старого форта, не об этом ли он грезил, не этого ли ждал, не об этом ли думал?

— Дерзок ты, Дагги, — заметил Гайдуни.

— Пусть его, — усмехнулся Хаттами.

Подхватив рэанина под локоть, Хаттами увлек его к флаеру, стоявшему на границе поля. Гай и Пайше остались у корабля — нужно было проследить за разгрузкой. А следом, после профилактики и проверок — новый полет. Не хочешь потерять последние штаны, вертись, как умеешь. Все верно. Все, как всегда. Оллами не может позволить себе длительных стоянок.

Флаер взмыл в небо, летел вольной птицей, приближаясь к Аято.

И вроде, как ничего не изменилось — тот же город, огромный и шумный. Те же толпы народа и шпили башен небоскребов, проткнувших небо, та же толчея и суета, как на мощеных тропах, так и на трассах воздушных.

И так же Хаттами держит курс не в центр города, а на окраину с двух — трехэтажными особнячками по обе стороны полноводной реки, извилистой лентой огибающей город.

И тот же дом, и тот же сад. Только невеселы лица встречающих.

— Ну? — голос Хаттами дрожит струной. — Что случилось, чертовы дети?

— «Фатрэ» потерян. Экипаж захвачен Иллнуанари. Товар конфискован.

И хмурятся темные брови Хаттами.

— Еще один, — произнес он глухо. Ищущий взгляд упирается в серый лед глаз Да-Дегана. — Из полутора тысяч осталось девятнадцать. Только девятнадцать! Ты способен за все заплатить? Нет? Ну и нечего говорить мне о долгах!

В старом доме уют и покой. Прохлада, втекающая туманом с реки. Старинная мебель. Дорогие картины. Люстра, сотнями тысяч хрустальных капель текущая с потолка. Остатки прежней роскоши.

Он бы поверил респектабельности и умиротворению, если б не было тревоги и уныния в лицах встречавших. Он бы в полной мере насладился б покоем, живи в этом доме покой.

— Дом заложен? — спросил он Хаттами, и получил в ответ короткий утвердительный кивок.

Что ж, яснее не скажешь, не расставишь все по своим местам. Остается только кусать губы.

— Я продал все, что мог продать, и заложил все, что можно только заложить, — отозвался Хаттами, провожая гостя в кабинет за массивными дубовыми дверями, украшенными причудливой резьбой. — Это позволит Оллами продержаться еще год, ну, может быть, два.

— И никаких надежд?

— Надежда одна, что некий Аторис Ордо продаст свою тайну Оллами. Это нас спасет. Но сам понимаешь, чудес не случается в этом мире.

— Стало быть, то, что я вернулся — для тебя не чудо?

Молчание повисло в воздухе тяжелым занавесом. В тишине прошелестели быстрые шаги прислуги. Девочка лет тринадцати принесла на подносе ароматный терпкий кофе, сигареты, сладости, поставила поднос на столик с яшмовой столешницей, поклонилось, шустрой мышью умчалась прочь.

Устроившись в кресле у окна, Да-Деган смотрел на огни Аято. Огромный город не спал. Он только просыпался ближе к ночи.

— Знаешь, — проговорил Хаттами устало, — я привык думать, что надеяться не на что. Если только Судьба преподнесет на блюдечке все тайны Аюми, то тогда, лишь тогда, я уверую, что она не отвернулась от меня. А ты…. Ну что ты можешь сделать, Дагги? Все твои проделки не спасут меня от разорения. Да и не тот ты, лис, каким был раньше. Лишь хорохоришься.

— А если смогу?

— Хорошее слово "если"….

— Мне нужны средства, Хаттами. Немного. Но и немало. Миллиона полтора, ты уж поскреби по сусекам.

— Что ты задумал?

— Игру, — ответил Да-Деган ровным тоном. Сердце сжалось в комок, замерло в груди тяжелым камнем.

— Игру, — нараспев, растянуто проговорил Хаттами, коля булавками иронии.

И вновь полог тишины меж ними. Но в темных глазах под сумрачными бровями уже затлел, разгораясь, огонь надежды. И производятся в уме нехитрые подсчеты.

— Что тебе эти полтора миллиона, Хаттами? Год или два относительно сытой жизни в заложенном доме. Ты их потеряешь. Все равно. Дай их мне в руки сейчас и я, возможно, вытащу тебя.