Рапсодия гнева - Дмитрий Янковский

С невероятным изумлением следователь узнал Сашу Фролова. На его лицо было страшно смотреть, в глазах бушевало настолько безумное пламя, что, глянув в них, сразу становилось понятно – спасения нет.

Фролов бил уверенно, короткими скоростными сериями по два-три удара в цель, не оставляя за собой ни одного подвижного тела. Он не обращал ни малейшего внимания на получаемые со всех сторон удары, только один раз увернулся от брошенной в голову бутылки. Он не ставил блоков, не кувыркался, просто с невероятной скоростью, точностью и силой наносил удары, словно кий по бильярдным шарам. И как бильярдные шары один за другим разлетались его противники, непонимающие, до смертельной бледности перепуганные таким жутким натиском. В эти секунды в нем было больше от работающей машины, чем от живого существа, а забойный ритм ошалевшего магнитофона только усиливал и без того страшное впечатление.

Вскочившая с лавочки девчонка тут же получила четкий удар в объемистую грудь, перевалилась через дощатую спинку и с тихим стоном скрючилась в траве. Остальные, будто воробьи из-под ног, бросились в разные стороны. Но уйти Саша дал только девчонкам – в три прыжка догнал последнего подростка и, как провинившегося котенка, накрепко ухватил за шиворот. Джинсовая безрукавка на парне треснула, выпустив длинную белую бахрому, он дернулся пару раз и затих, под ногами на почерневшем асфальте разлилась большая вонючая лужа, взмокшие белые штаны неопрятно прилипли к ногам.

– Стоять! – тихо прошипел Фролов.

В его глазах медленно угасало безумное пламя.

– На колени!

Парень безропотно бухнулся штанами в собственную лужу.

Вокруг места побоища быстро собиралась толпа, со всех сторон неслись одобрительные возгласы, но Фролов их словно не замечал. Он отпустил разодранную безрукавку и деловито спросил:

– Твой магнитофон?

– Не… – бледными губами прошептал подросток. – Это Форса у бати на день взял.

– А… Жаль. Дорого небось стоит?

– Сто баксов.

– Врешь, наверное… Ладно.

Он, словно выполняя давно надоевшую работу, подошел к лавочке, выключил магнитофон, вдумчиво размолотил его о бордюр, подобрал свои шлепки и вернулся к пареньку, обходя разбитые бутылки.

– На четвереньки! – уже почти весело скомандовал он.

Мальчишка подчинился беспрекословно, в разлившуюся лужу, между его ладоней, начали падать крупные слезы.

– Может, не надо издеваться над парнем? – участливо спросила полная женщина лет сорока в ярком ситцевом сарафане.

На нее тут же зашикали, разъясняя случившееся, оттеснили из первых рядов.

В наступившей тишине назидательно прозвучал картавый детский голосок:

– Мама, ну где ты была? Тут так здорово! Дядя хулиганов побил, они во всех прохожих плевались, но теперь их заберут в милицию и посадят в тюрьму.

Владислав Петрович медленно приходил в себя после неожиданного потрясения. Фролов стоял всего в десятке шагов, но следователь словно боялся подойти ближе, ожидая незаметной другим пощечины за то, что сам не поставил на место распоясавшихся хулиганов.

Рядом со стоящим на карачках парнем Саша был похож на пограничника с собакой – суровый защитник и в доску преданное существо, готовое лизать подошвы его пляжных шлепанцев.

Взгляд старого друга когтями впивался под ребра, выискивая скомкавшуюся от стыда душу, и Владислав Петрович с огромным трудом одолел этот десяток шагов.

– Слизывай то, что нахаркал… – сухо бросил парню Фролов и подкрепил слова ободряющим пинком.

Следователь покраснел от стыда, когда дрожащий язык хулигана принялся вылизывать задники его сандалий и низ испачканной брючины. Зрелище было не из приятных, но народу явно понравилось. Люди очень любят справедливость, особенно когда она утверждается чужими кулаками.

– Пшел вон… – сильнее пнул подростка Саша.

Тот рванулся вперед так, будто его пнул слон, а не тридцатилетний мужчина чуть выше среднего роста. Кое-кто из поверженных хулиганов со стонами начал приходить в себя, остальным явно требовалась медицинская помощь, а один уже начал захлебываться в собственной рвоте. Фролов рывком перевернул его лицом вниз, и тот задышал часто и болезненно, похрустывая сломанной челюстью.

Шоу окончилось, народ принялся расходиться.

Милицейский наряд из пяти бойцов примчался галопом ровно через четыре минуты. Интересно, на какие расстояния их теперь посылают пешком, а на какие все же выделяют машину?

Милиционеры выглядели грозно – черная форма, черные бронежилеты, вороненые стволы укороченных автоматов, серые перевязочные пакеты, забитые в рамки прикладов. Высокие штурмовые ботинки и лихо заломленные на ухо малиновые береты щедрыми мазками дополняли картину.

– Старший сержант Звягин! – гаркнул командир наряда, ни к кому особо не обращаясь. – Свидетели есть?

– Здравствуй, Миша… – поздоровался с ним Владислав Петрович. – Я, конечно, не свидетель, но рапорт напишу.

– Это тоже пойдет, Владислав Петрович, – кивнул сержант. – Но вы же знаете, нужен кто-то гражданский, а лучше двое. О, Сашка! Привет! Ты ведь не служишь? Напиши, а? Чего тут вообще случилось?

– И рад бы в рай… – невесело улыбнулся Фролов. – Да грехов столько… Я, Миша, больше в этом деле подозреваемый, чем свидетель.

– Это ты их так в одиночку? – уважительно покачал головой Звягин. – Во даешь… А нам звонят, говорят, групповая драка.

– Она и была групповая, – вспомнив старый анекдот, подтвердил следователь. – Перед тобой как раз группа потерпевших.

Сержант несколько заискивающе оглядел быстро редеющую толпу.

– Ну кто-нибудь что-нибудь видел? – почти безнадежно спросил он.

– Я все напишу, – тихо сказал оплеванный хулиганом старик с тростью, расправив плечи.

– И мы все видели! – поднял руку парень, ободряемый стоявшей рядом девушкой.

– Отлично! – Сержант, облегченно вздохнув, достал из под броника бланки объяснительных, три авторучки и вручил все это свидетелям. – Устраивайтесь, пишите.

С улицы в сквер, тихо фыркая выхлопной трубой, медленно въехала машина «Скорой помощи» и остановилась у самой лавочки. Замученный жарой врач вышел, хлопнул дверцей и хмуро оглядел валяющиеся тела. Некоторые уже были в состоянии двигаться.

– Допрыгались… – презрительно скривился он. – Грузите их в машину, а то в первой травме как-то пустовато. Не то что зимой. Тьфу… Обгадились все…

Он достал из кармана сигарету без фильтра, прикурил от спички и заинтересованно спросил, глядя на милиционеров:

– Это вы их так отметелили?

– Не, – отмахнулся Звягин. – Это вон Саня Фролов. Странно, что не поубивал.

Двое санитаров молча, одного за другим, усаживали в «скорую» постанывающих парней. По всему видать, здоровякам в белых халатах было без разницы – грузить людей или мешки с картошкой.

– Там еще девушка за скамейкой, – показал пальцем Фролов.

Один санитар подхватил ее на руки и немного бережней, чем остальных, посадил в машину. Врач сделал глубокую затяжку, и через секунду окурок полетел мимо рядом стоящей урны.

– Все, погнали!

Доктор махнул водителю, сел на свое место, и машина, подвывая задней передачей, медленно, как большой угловатый зверь, вылезла из сквера на улицу.

– Ладно, – весело сказал командир милицейского наряда. – Разнимать тут некого, задерживать тоже, значит, мы пойдем. А то жарища невыносимая, да еще в брониках. В управе хоть чуть-чуть, но прохладнее, по крайней мере, солнце не шпарит. Витек, ты, как самый молодой, останешься ждать объяснительные, только смотри, чтоб все было указано, а то вечером пойдешь к свидетелям по домам, с милой улыбкой выпрашивая писать на бис. Понял?

– Так точно… – вяло протянул боец, устраиваясь на лавочке.

– Автомат давай, – забрал оружие сержант. – А то ещё повесишь на дерево, чтоб не мешал…

Отдыхающие в сквере уже словно забыли о происшедшем, только трое свидетелей вдумчиво свивали в строчки объяснений разрозненные мысли вперемешку с еще не остывшими чувствами. Владислав Петрович обошел всех троих, подсказывая совершенно необходимые вещи, например то, что нужно обязательно указать название улицы и время происшествия.

– Ты как тут оказался? – освободившись, спросил он у Фролова. – Явился, как злой джинн из арабской сказки… Сдурел, что ли? Нашел, на ком свои умения демонстрировать! Это же дети, понимаешь? Дети! Несмышленые, глупые… Ты же не избиваешь ребенка за то. что он вазу с комода уронил?

– Но я бы ему попробовал объяснить, что вазу не следует трогать.

– Вот бы и этим объяснил! Ты хоть попробовал? А то сразу с кулаками… Ты же взрослый человек, Саша…

– Что я им должен был объяснить? – пожал плечами Фролов. – Что плеваться в прохожих нехорошо?

Владислав Петрович не нашелся с ответом. Было что-то странное в Сашином вопросе, но в то же время нечто откровенно правильное, лежащее на поверхности, но втоптанное в пыль обыденности несметной поступью поколений.