Впусти меня в сердце - Аля Морейно

ему не повариха и не домработница. Я вообще не понимаю до сих пор, что делаю тут.

- Повар сегодня много приготовила. Посмотрите в холодильнике, я вам разогрею, – отвечаю спокойно.

Меня всё ещё немного потряхивает после сцены возле ванной. Неловко даже смотреть в его сторону. Дура… Какого чёрта стояла и пялилась на него?

Достаю запеканку, посыпаю сахарной пудрой.

- А это что? Пахнет божественно, – Долинский привстаёт и подходит ближе.

- Творожная запеканка с изюмом…

Сомневаюсь, что Долинский из тех мужчин, которые любят сладкое. Он скорее из любителей мяса с кровью. Этакий альфа-самец, который не прочь полакомиться даже себе подобными. Натуральный вампир.

Мне всё-таки приходится разогревать и подавать ему ужин. Он сидит, как барин, расставив ноги, и листает что-то в смартфоне.

Никакую работу я не считаю зазорной. Но тут меня назначили домработницей, не спросив ни желания, ни согласия. Странная извращённая благотворительность со стороны господина Долинского. Напрягает…

Забираю Надюшу в комнату, чтобы не мешала хозяевам ужинать. Чувствую себя в обществе этих мужчин очень некомфортно.

Когда дочь засыпает, а в квартире воцаряется тишина, осторожно выбираюсь на кухню, чтобы убрать. Как и следовало ожидать, биг-босс не стал есть мою запеканку. Поковырял вилкой и оставил на тарелке. Вампиры питаются кровью подчинённых, а не сладким творогом с изюмом…

Мне плевать, что он не оценил мою стряпню. В конце концов, я пекла это себе и Надюше. Хотя всё-таки немного обидно…

Неумолимо приближается Новый год. Повсюду царит атмосфера праздника. Город в гирляндах, ёлках, украшениях. Люди на улицах смеются, радуются празднику. Даже уродливые развалины, напоминающие о событиях недавнего прошлого, не способны испортить им настроение.

Дочка счастлива. Ей нравятся цветные огоньки. Она в восторге от огромной ёлки на главной площади. И даже не побоялась сфотографироваться на коленях у Деда Мороза. После чего Надюша со смехом ухватила его за бороду и чуть не испортила грим. Но актёр не растерялся. Видимо, он – стреляный воробей, детишки часто испытывают его реквизит на прочность.

Удивительно, но несмотря на предостережения Долинского, с Мирославом Даниловичем мы ладим. За то время, что я провела в его квартире, он ни разу не повысил на меня голос. Конечно, иногда высказывает недовольство, но держит себя в рамках приличий и вполне терпимо.

Малышка тянется к нему. Она вообще любит мужчин – видимо, подсознательно ищет утраченное звено в своём ближайшем окружении. У меня никогда не было ни родителей, ни семьи, я не знаю, как живут нормальные семьи и что чувствуют в них дети. Сколько помню себя – всегда мечтала, чтобы за мной пришла мама. А папа в моём сознании был где-то на периферии, в моей идеальной картинке мира его роль была куда менее значительной.

* * *

С детства Новый год был моим самым любимым праздником. Обожала ёлку, утренники, приход Деда Мороза. Ждала его с замиранием сердца. Пока маленькая была, всегда заказывала ему одно и то же – маму… Огорчалась, когда вместо этого получала красивую коробку конфет. Но даже эта коробка была для меня маленьким счастьем. Иногда перед праздником к нам приезжали дети с концертом или какой-нибудь депутат, привозили сладости и мягкие игрушки…

Каждый год я ждала Деда Мороза и упрямо верила, что однажды ему хватит волшебства, чтобы наколдовать мне маму.

Даже когда выросла, всё равно считала дни до Нового года, заранее готовила любимому подарки, продумывала праздничное меню.

Два года назад в это время мы с Сашей украшали ёлку и резали салаты, в который раз обсуждая необходимость приобретения овощерезки. Мы были счастливы, строили планы и фантазировали о будущем.

Год назад я загибалась от боли. Первый Новый год без Саши. Не было ни ёлки, ни салатов, ни праздника. Была рваная кровоточащая рана в душе, безграничное отчаяние и непонимание, как жить дальше. У Надюши резались зубки. Всю новогоднюю ночь я ходила из угла в угол, качая её на руках, чтобы плачем не испортить праздник соседям…

Вчера я варила в мультиварке холодец. Теперь волнуюсь, застынет ли. Боюсь, что первый блин будет комом. А так хочется хозяина порадовать…

Больно смотреть на его страдания. Невыносимо слышать стоны, когда он занимается с реабилитологом. Понимаю, что двигательная активность восстанавливается только тяжёлыми физическими упражнениями, но всё равно его безумно жаль. Ведь он страдает не только от физической боли, но и от душевных мук после трагедии, о которой я могу лишь догадываться.

Накануне Нового года, закончив все дела, оставляю Надюшу с Мирославом Даниловичем и еду в общежитие к девочкам. Накупила им всяких мелочей и детям сладостей под ёлку. С многими из соседок мы прожили бок о бок долгое время.

Здесь всё ещё есть моя комната. И даже остались летние вещи, которые я не стала тащить с собой к Долинским. Кто знает, как долго я там пробуду? Скорее всего, вернусь сюда, когда закончу на него работать. Конечно, я мечтаю, что скоро получу квартиру от государства взамен разрушенной. Но людей, которые, как и я, ждут жильё, много. А реконструкция и строительство жилого фонда движутся не так быстро, как хотелось бы.

Мы пьём чай, больше часа болтаем, делимся новостями. А потом я ухожу, понимая, что и так слишком надолго оставила больного человека присматривать за моей егозой. Сердце не на месте.

То ли это стресс из-за приближения Нового года и болезненных воспоминаний о счастливой прошлой жизни. То ли предчувствие чего-то нехорошего…

Домой тороплюсь. От автобуса почти бегу. Меня не было около трёх часов. Полагаю, что если бы возникли какие-то проблемы, то мне позвонили бы и сообщили об этом. Звонков не было.

Сама не понимаю причину своего беспокойства. Оно возникло вдруг, неожиданно, как будто на пустом месте.

На улице уже темно. По сторонам не смотрю. Влетаю в подъезд. Лифт не дожидаюсь, бегу по лестнице.

В квартире тихо. Ни на кухне, ни в гостиной, где должны играть хозяин с Надюшей, никого нет. Только ёлка поблескивает огоньками. Заглядываю в комнату Мирослава Даниловича, но и там пусто. Замечаю на кресле его домашний костюм. Он куда-то ушёл?

В душевой льётся вода. Он купается! А где моя дочь?

Заглядываю в каждую комнату, хотя ни разу за дни, проведённые здесь, этого не делала – считала неприличным совать свой нос туда, куда меня не звали.

Где же моя Надюша? Нет ни единой идеи!

Меня накрывает истерика…

Звонить в полицию? Глупо. Надо дождаться, когда хозяин