Том-Укротитель - Луи Буссенар

— Это зачем?

— Чтобы найти того, кому ампутировали ногу.

— Но… ведь операцию уже сделали вчера в отеле «Гамильтон».

— Не путайте работу хирурга и работу мясника, мой дорогой Пат. Не может быть сомнений, что этот несчастный, вскрывший вчера сейф, немедленно обратился к хирургу и перенес еще одну, настоящую, операцию в определенном месте с использованием анестезии, обеззараживающих средств, перекрытием артерий и перевязкой…

— Определенное место… что это значит?

— Учитывая, что ампутация имеет целью удаление воспаленных тканей, операция осуществляется в строго приспособленном для этого месте, наиболее благоприятном и для проведения самой операции, и для ее последствий… В частности, для заживления культи, для оптимального функционирования оставшейся части ноги, возможности ее последующего приспособления к специальному протезу и так далее. Таким образом, после топорной операции, оставившей открытыми все артерии, временно затянутые жгутом, этот человек обязательно побывал у хирурга. Именно его я и хочу разыскать во что бы то ни стало. Завтрак окончен. Вы получили необходимые распоряжения. Теперь — в путь!

Силквайер принял свой обычный вид: надел очки, щеки снова стали румяными, а фигура, как и прежде, полноватой.

Полицейские добрались на автомобиле до управления. Там Патерсон получил штанину, носок, ботинок и отправился в одну сторону, а Силквайер — в другую.

Началось терпеливое изнурительное хождение по врачам с неизменным текстом, объясняющим причину неожиданного визита.

— Господин доктор! Я из полиции. Нам необходимо знать, не оперировали ли вы прошлой ночью джентльмена, только что потерявшего часть левой ноги. Для нас это очень важно. Осмелюсь надеяться, что, несмотря на обязанность соблюдать профессиональную тайну, вы ответите просто «да» или «нет» без указания имени больного и каких-либо других подробностей.

Первый, второй, третий… — Врачи неизменно отвечали «нет».

Сыщик благодарил, прощался и уходил.

Так в тщетных поисках прошел весь день.

К вечеру, опросив сто пятьдесят хирургов, уставший, но не потерявший надежды Силквайер вернулся домой. Он приготовил себе ужин, поел, полистал газеты и, попивая горячий чай, разложил на столе корреспонденцию.

Письмо, написанное на серо-голубой бумаге, заставило его вздрогнуть.

Всего несколько строк, начертанных твердым, уверенным почерком.

Детектив залпом прочел послание, затем медленно перечитал еще раз:

«Господин Силквайер!

Настоятельно рекомендуем Вам прекратить расследование происшествия в отеле «Гамильтон».

В противном случае Вы будете уничтожены.

Не теряйте напрасно времени, посещая докторов, потому что ничего не узнаете.

Даем на размышление двадцать четыре часа. Будьте благоразумны».

Подпись отсутствовала!

Детектив пожал плечами, презрительно усмехнулся, еще раз посмотрел на письмо и в сердцах швырнул его на стол.

— Господи! Сколько раз припертые к стенке бандиты мне угрожали! Но они меня плохо знают: я сумею за себя постоять! От правосудия им не уйти!

И сыщик не мешкая отправился выполнять свой профессиональный долг.

Мужество, однако, не должно исключать элементарной осторожности. Силквайер положил в нагрудный карман револьвер, сунул за пояс кинжал и отправился на автомобиле до конца Джексон-стрит, что в двух шагах от китайского квартала, с характерными для него узкими кривыми улочками, запахами гнили и жареного сала.

Он посетил еще пять или шесть докторов.

— Ладно! — решил сыщик. — Еще один хирург, и еду домой. Продолжу завтра.

Он постучал, прошел в ворота красивого дома и спросил доктора Дэви по личному и весьма срочному делу.

Сыщика встретил в кабинете симпатичный молодой человек в элегантной пижаме. В сто пятидесятый раз Силквайер повторил свою просьбу, закончив ее как обычно сакраментальной[61] фразой:

— Вы можете ответить просто «да» или «нет», без указания имени больного и других деталей.

Доктор внимательно выслушал и сразу ответил:

— Да, я ампутировал в полночь левую ногу неизвестному человеку. Не нарушая профессиональной этики, могу даже добавить: без двадцати двенадцать ко мне пришли два китайца и пригласили для серьезной и срочной операции. Они изъяснялись на каком-то ужасном англо-китайском тарабарском[62] языке. Однако я их понял, взял инструменты и отправился за ними.

Мы двигались по темным, безлюдным улочкам, натыкаясь на зловонные лужи. Наконец вошли в низкий, вонючий дом, настоящий разбойничий притон, где на столе агонизировал мой пациент.

Ошеломленный детектив, не сдержавшись спросил:

— Тоже… китаец?

— Думаю, да. Во всяком случае, одет он был в китайское платье, и потому я принял его за жителя Поднебесной империи[63].

— И тем не менее, доктор… его лицо… Когда вы ему дали хлороформ?

— Дело в том, что лица пациента я не видел. На глазах была повязка, а во рту кляп…[64] Его соплеменники категорически отвергли анестезию. Я думал, что повязка для того, чтобы несчастный не видел операции, а кляп — чтобы не кричал. И я прооперировал его без наркоза.

— Но, доктор, цвет его кожи… белый или желтый?

— Не могу этого сказать. Я работал при свете больших отвратительного качества восковых ламп. Был полумрак… И потом, по правде сказать, я не смотрел на него специально. Я был уверен, как, впрочем, и сейчас, что оперировал настоящего китайца. Закончив работу, я получил из рук в руки пять банкнот[65] по сто долларов каждая. Затем меня проводили до двери. Вот, собственно, и все! Мой пациент — какой-то азиат, мне хорошо заплатили… Вряд ли я его когда-нибудь увижу, да и не стремлюсь к этому. Как, впрочем, не имею ни малейшего желания искать эту мерзкую лачугу. Кстати, найти ее будет так же трудно, как иголку в стоге сена.

Силквайеру не оставалось ничего другого, как откланяться. Любезно улыбаясь, хотя на душе скребли кошки, сыщик поблагодарил доктора Дэви, попрощался и вышел на улицу.

«Да, я имею дело с опытными и предусмотрительными преступниками», — подумал детектив, открывая дверцу автомобиля и плюхаясь на сиденье. Водитель, утомленный бесконечной ездой, дремал. Однако через мгновение он пришел в себя и включил зажигание.

Силквайер скомандовал:

— Домой… и быстро!

Автомобиль резко двинулся вперед, но метров через двести ни с того ни с сего остановился.

— Черт побери! Неужели нельзя ехать осторожнее! — проворчал сыщик.