Безымянное семейство (с иллюстрациями) - Жюль Верн

— Совсем как блуждающий огонь, — вставил вдруг пассажир, обращаясь к юному клерку.

— Ах, как удачно! Очень удачно! — воскликнул мэтр Ник. — Можешь раскланяться, Лионель. Да, кстати, господин Рип, если случайно вам встретится по пути блуждающий огонь, постарайтесь схватить его за шкирку и доставить к моему клерку. Блуждающему пламени будет приятно услышать, как его превозносит наш ученик Аполлона!

— Я непременно сделал бы это, — подхватил Рип, — если бы нам не надо было срочно вернуться в Монреаль, где я жду новых указаний. — Затем, обернувшись к молодому человеку, он спросил:

— А этот господин вас сопровождает?..

— До Лаваля, — ответил незнакомец.

— Куда я очень тороплюсь, — добавил нотариус. — До свидания, господин Рип. Если невозможно пожелать вам удачи, поскольку арест Жана Безымянного был бы слишком большой потерей для патриотов, то я желаю вам, по крайней мере, доброго утра!..

— А я вам — удачной поездки, господин Ник!

Лошади снова тронулись в путь, и скоро Рип и его люди исчезли за поворотом дороги.

Спустя несколько минут нотариус обратился к своему попутчику, откинувшемуся на спинку сиденья в углу кареты:

— Да, надо надеяться, что Жан Безымянный так легко не дастся! Его уже давно ищут...

— И пусть ищут! — воскликнул Лионель. — Противный Рип потеряет на этом свою репутацию ловкого сыщика!

— Тсс, Лионель! Нас это не касается!

— Для этого Жана Безымянного, вероятно, привычное дело — рушить планы полиции? — спросил пассажир.

— Ваша правда, сударь. И если он даст себя схватить, то это будет большая потеря для франко-канадской стороны...

— Но у нее нет недостатка в активных деятелях, господин Ник, и на нем свет клином не сошелся!

— Все равно! — ответил нотариус. — Я слыхал, что это было бы весьма прискорбно. Впрочем, я, как и Лионель, не интересуюсь политикой, и самое лучшее — не говорить о ней вовсе.

— Однако, — переменил тему молодой человек, — нас прервали в тот момент, когда ваш юный клерк предавался поэтическому вдохновению...

— Но он уже выдохся, я полагаю?

— Нет, мэтр Ник, — ответил Лионель, благодарно улыбнувшись своему доброжелательному слушателю.

— Как, ты еще не иссяк? — воскликнул нотариус. — Ведь твой блуждающий огонь уже побывал сильфом[96], джинном, домовым, привидением, сияющей душой, миражем, молнией, болидом[97], лучом, флагом, болотным огнем, любовной искрой — разве этого недостаточно?.. Тут и впрямь впору задуматься, чем бы таким еще он мог быть?

— И мне любопытно было бы узнать это! — заметил пассажир.

— Тогда продолжай, Лионель, продолжай и заканчивай, если только этому перечню может быть конец!

Привыкший к шуткам мэтра Ника, Лионель ничуть не смутился и продолжил чтение:

Будь молнией, огонь мой странный,Дыханьем ветра иль душой,Чтоб причаститься твоей тайны.Чтоб погрузиться в твое пламя,Теперь повсюду я с тобой.Когда опустишь на ракитыТы лик свой в обрамленьи крыл,Когда, придя на зов сокрытый,Ласкаешь мраморные плитыТы скорбных скопища могил...

— Печально! Печально! — прошептал нотариус.

Когда, волной грозя бортам,Ты бродишь медленно по балкам,Тайфуна вопреки страстям,Когда скользишь ты по снастямСветящеюся белой чайкой...Союз наш скоро полным станет,Судьбою будет освящен:С тобой приемлю, час настанет,И жизнь, блуждающее пламя,И смерть, блуждающий огонь!

— Ах, вот это славно! — воскликнул мэтр Ник. — Такая концовка мне по душе! Это можно даже напевать:

И жизнь, блуждающее пламя,И смерть, блуждающий огонь!

Что вы на это скажете, сударь?

— Честь и хвала юному поэту, — ответил попутчик, — я пожелаю ему получить премию на поэтическом конкурсе «Дружественной лиры». А пока благодаря его стихам мы провели вместе несколько приятных минут, и никогда еще поездка не казалась мне столь короткой!

Чрезвычайно польщенный Лионель просто упивался похвалами молодого человека. Да и мэтр Ник в глубине души был очень доволен и рад за своего клерка.

Тем временем экипаж быстро катился по дороге, и едва пробило одиннадцать, как он достиг северного рукава реки Св. Лаврентия.

В ту пору на реке уже появились первые пароходы. Они были еще невелики и не быстроходны, а своими малыми размерами напоминали скорее те пароходики, которые теперь в Канаде зовутся вельботами[98] или попросту ботиками.

За несколько минут такой вот «ботик» перевез мэтра Ника и его клерка через реку, зеленоватые воды которой сливались тут с черными водами реки Утауэ.

Здесь, распрощавшись и обменявшись рукопожатиями, путники расстались. Случайный попутчик пошел напрямик к улицам Лаваля, а мэтр Ник и Лионель, обогнув город, направились в восточную часть острова Иисуса.

Глава IV

ВИЛЛА «МОНКАЛЬМ»

Остров Иисуса, лежащий между двух верхних рукавов реки Св. Лаврентия, менее обширный, чем остров Монреаль, имеет несколько приходов[99]. Здесь находится графство Лаваль, то же имя носит и большой Католический университет в Квебеке — в память о первом назначенном в Канаде епископе[100].

Лаваль — это еще и название главного селения на острове Иисуса, расположенного на южном его побережье. Усадьба де Водреля, хотя и составляла часть этого прихода, находилась милей ниже по течению реки Св. Лаврентия.

Дом его, окруженный парком площадью около пятидесяти акров[101], с лужайками и высокими дубравами, границей которого был высокий берег реки, радовал глаз. Как своим общим архитектурным видом, так и деталями внешнего убранства он являл собою контраст англосаксонскому псевдоготическому стилю, столь почитаемому в Великобритании. В нем преобладал французский вкус, и если бы не быстрое и бурное течение реки Св. Лаврентия у его подножья, можно, было бы представить, что вилла «Монкальм» — а именно так она и называлась — возвышается где-нибудь на берегах Луары[102] по соседству с Шенонсо[103] или Амбуазом[104].

Замешанный в последних восстаниях сторонников реформ 8 Канаде, де Водрель участвовал и в заговоре, которому предательство Симона Моргаза уготовило столь трагическую развязку — гибель на эшафоте[105] Вальтера Годжа, Робера Фаррана и Франсуа Клерка, тюремное заключение для остальных заговорщиков. Несколько лет спустя, когда благодаря амнистии[106] последним была возвращена свобода, де Водрель вернулся в свое поместье на острове Иисуса.