Суворовец Соболев, встать в строй! - Феликс Маляренко

Санька стоял, не шевелясь. Какие страшные слова сказал Витька? Какие непонятные и страшные. Раньше он никогда ничего такого не говорил. И таким злым, красным, с перекошенным ртом тоже не был никогда. Видно, слова, сказанные им, тоже дошли до него самого. Да, в училище они пришли, чтобы учиться Родину защищать, воевать с врагом, настоящим, живым, который будет нападать, убивать, защищаться и бороться за свою жизнь. С настоящим врагом, а не книжным и не киношным. Как всё страшно и непонятно.

— Рота, выходи строиться на вечернюю поверку! – послышался голос дежурного по роте. Сейчас для Саньки он зазвучал по-домашнему приятно. Хорошо, что он нарушил тишину, эту проклятую тишину здесь, в раздевалке, среди плотных рядов чёрных безмолвных шинелей.

— Пошли, — в голосе Витьки чувствовалась усталость. – Только шинели нужно поправить, а то Чугунов увидит.

Витька подошёл к шинелям второго взвода, Санька принялся ему помогать. Толя оставался на месте.

— Пойдём на поверку, — вяло повторил Витька и, обняв Толю, подтолкнул его к выходу.

На следующий день к Толе прилепилась кличка Ракетчик. А о том, как она возникла, никто дознаваться не стал. Витька с Санькой молчали. Возникла, так возникла. Назвали же Володю Миронова Копной за его длинную голову. И продолжали называть. Копна куда проще, чем Вова или Володя. Копна, значит именно этот Вова, а не иной из пятнадцати ротных Вов. Так и Ракетчик – Толя Декабрёв. Ясно, кто. Да и Ракетчик куда почётнее, всё-таки наш покой охраняет. И на всех картинках нарисован: солдат с автоматом, а позади него ракета.

Сорванный прыжок

Ещё на зарядке, одетая по форме номер три – без ремней и фуражек, рота рассредоточилась на плацу и вслед за капитаном Баташовым размахивала руками.

Витька сделал Саньке знак, показал куда-то далеко вправо, где стояла четвёртая рота. Присмотревшись, через редкий строй суворовцев Санька увидел Володю. На глаза его наползало синючее пятно. Когда рота сомкнулась и приготовилась к пробежке, Витька шепнул:

— Надо его навестить, а то он с фонарём неделю не явиться. Ну, Воробей, своих – и в глаз. Вот у нас на улице даже местные короли друг друга по скулам не мажут. Иначе месть. Всей толпой будут бить.

С утра Витька переживал, чтобы их не увели чистить аллеи. Прогнозы его сбылись, и по пути к аллее он ворчал и успокаивал себя:

— Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест.

Работу распределили по отделениям: каждому по аллее.

— Мы начнём, — объяснил Витька, — сбегаем к Володе, а потом сломим за троих.

— Хитрые, — пробовал протестовать Рустамчик. – Мы за них пахать, а им бы сачкануть.

— Иди ты… — тут же взбрыкнулся Витька. – Он из-за нас синькой окрасился, а ты считаться…

В классе Володя сидел у окна, и синяк серпом темнел из-под зеркальных очков. Когда он увидел ребят, то машинально отвернулся к окну, а потом встал и, прикрывая скулу рукой, подозвал к себе.

Витька тут же затарахтел, что сегодня ничего не произошло, только Володя Миронов отхватил пару по арифметике, и когда стоял у доски, то долго и смешно чесал голову, как будто хотел вычесать из своей копны троечный ответ. Ему подсказывали, а он никак не мог сообразить. Наконец, Тамара Александровна не выдержала и сказала, что его голова только на рукомойник годится. И посадила. Так и сказала, что голову на рукомойник переделаю.

Витька пробовал смешно рассказывать, для наглядности помогал руками, но Володя лишь участливо улыбался. Наконец Витька понял, что его рассказ не рассмешил, и осторожно спросил:

— А как ты?

Володя, не зная, что ответить, повёл руками, но Витькин взгляд упал на раскрытую тетрадь, где было нарисовано множество парашютов: конусные, квадратные, похожие на веер и стёганые облака. Рядом с парашютами закорючками сплетались формулы, в стрелках боролись силы ветра и крепость строп.

— Это вы что, такие задачки решаете? – заинтересовался Витька, а Санька обошёл вожатого и заглянул ему через плечо.

— Да нет, — чувствуя неловкость, пробовал закрыть тетрадь Володя.

— А, это вы парашюты на секции проходили? – отгадывал Витька и тянул тетрадку к себе. – Не забирай. Покажи, покажи, — и, выхватив её, принялся листать.

Тетрадь изобиловала моделями, вокруг которых птицами кружились формулы. Парашюты конусами своих строп смотрели в разные стороны, но в конце обязательно раздваивались, спускаясь к плечам человечков. Они удерживали десантников в воздухе, если падали вниз, тормозили, если направлялись в сторону, и выполняли совсем непонятную роль, когда тянули парашютистов вверх.

Витька, перелистав несколько страниц и не найдя в тетрадке ничего особенного, отложил её.

— Парашют, – это чтоб об землю не грохнуться, а так больше зачем? Больше и не нужен.

Санька внимательно посмотрел на Володю.

Вожатый в ответ чуть улыбнулся. И в этой улыбке была какая-то усмешка над Витькиным представлением о парашюте.

— Значит, не нужен и только грохнуться? А если взлететь, или спланировать, или перелететь на дальнее расстояние? А если иметь за спиной турбину, которая бы наполняла парашют воздухом? Наверно, безопаснее летательного аппарата не придумаешь. А бесшумно через линию фронта, в тыл к врагу, и весь твой летательный аппарат за спиной. Он тебя держит, и ты на нём можешь парить, как орел в небе.

— Так зачем, ведь самолёты есть? – спросил Санька.

— Да, но парашют как сложенные крылья. Расправил и полетел. А у меня идея. Если стропы расположить не так, как сейчас, с краёв, а закрепить по всей поверхности, а сам купол скроить не полукругом, а плоским, то им и можно управлять. А вот расчёты готовы, — Володя показал формулы. – Мне бы только попробовать, почувствовать себя в воздухе. Я модельки выкроил и измерил дальность их полётов. Моя конфигурация позволила бы в два раза дольше держаться в воздухе и полететь дальше. Вот жаль, не удалось сегодня поехать с ребятами на аэродром. А сегодня в секции первый прыжок. Меня, — дотронулся до синяка, — в нашей санчасти не допустили.

— А хотите, я вам новую модель покажу? – приподнялся со своего места вожатый, подошёл к шкафу и достал оттуда тряпочки с нашитыми бечёвками и свинцовыми грузилками. – Первая обычная модель. — Смотрите, — и он, высунувшись в окно, отпустил парашютик. Его подхватил ветер, понёс и приземлил метрах в двадцати от казармы. – А теперь мой, — выпустил он второй парашют. Модель показалось Саньке похожей на большую белую птицу. Она, как крыло, была широкой, плоской и узкой. Поперёк неё проходили нитки, деля ткань на дольки. Санька даже увидел, как она замахала крыльями и, как живая, полетела. Ветер подхватил её и бросил на тополя. Там она зацепилась за ветку, и крыло её сломалось и безжизненно повисло.