В ночи - Кэтрин Смит

Он никогда не смог бы открыть свое прошлое. Никому. Тем более Мойре Тиндейл. Даже Норт не догадывался о масштабах того, что он совершал, стыд мешал ему признаться. Его братья не знали, что творится у него внутри, о страхах, которые он скрывал от мира, которые прочно гнездились в темноте ночи, когда его настоящая жизнь подступала со всех сторон, грозя катастрофой. Дать выход этим чувствам стало бы величайшим унижением для него. Он и подумать не мог, чтобы своими руками сделать себя уязвимым для других людей. Он должен сам справиться с собой.

Он был из породы людей, которые сами себя делают необходимыми для других. Матроны любили приглашать его на свои приемы, джентльмены всегда готовы были поговорить с ним или перекинуться в карты. Дамы считали его милым, мужчины любезным, но никто из них не знал его. Он мог стоять в центре заполненного толпой бального зала, вот как сейчас, и оставаться совершенно одиноким.

Иногда ему казалось, что тот человек, которым он старается быть, которого знают все окружающие, берет верх и вытесняет из его души реальную личность. Он страшно уставал от этой необходимости постоянно быть настороже. Но его настоящее «я» было настолько возвышенным, настолько уязвимым и легкоранимым, что проще было скрываться за очаровательной маской.

Но не только уязвимость он старался скрыть. Существовали и другие вещи, совсем не такие безобидные, которые могли ранить и испугать многих людей, столкнувшихся с ними. Он замкнул их в себе, да так крепко, что временами от усилий не дать им вырваться на волю у него просто болела голова. Он бы начал пить, чтобы облегчить свои страдания, если бы не понимал, что алкоголь облегчит этим чувствам выход на поверхность.

Мойра Тиндейл, леди Осборн, понимала, что он что-то прячет в себе. Он видел это по ее глазам. Она сознавала, что он актерствует. Как это ей удавалось? Что помогало ей видеть, не только выставленное на обозрение? И ведь ничего особенного в ней вроде бы не было. Высокая, излишне худая, чересчур острая и угловатая. Черты лица – прямые, взгляд – на удивление проницательный. Но она притягивала его к себе, как сирена.

Она стояла невдалеке в платье мягкого винного цвета и разговаривала с небольшой группой подруг, а ее оживленная сестра танцевала шотландский рил с юным баронетом. В канун Рождества люди становились более общительными, музыка громче, смех веселее. Зимой лондонское общество не отличалось особой активностью, за исключением недель до и после Рождества. На этот раз народу было меньше, чем в разгар сезона. Однако дам было достаточно, чтобы они могли демонстрировать себя в танцах, как, впрочем, и мужчин.

И за весь вечер ни один джентльмен не пригласил Мойру, на танец. Казалось, это ее и не беспокоило. Ее сестра забирала все внимание на себя. Как случилось, что все эти мужчины предпочитают трепещущую юность Минервы Баннинг изысканной зрелости Мойры?

А может, это с ним что-то происходит, если он до сих пор не пригласил ее танцевать? Ничего другого ему не хотелось целый вечер. Несколько раз он ловил ее взгляд на себе, но в следующий миг она уже смотрела в сторону. Она хитрила, но в этом не было коварства. Для женщины, которая провела замужем десять лет, она странным образом не владела искусством обольщения. Она испытывала неловкость, когда с ней пытались флиртовать, и, вместо того чтобы пользоваться своими чарами, старалась уклониться от мужских заигрываний.

Тогда что притягивает его к ней? Он направился в ее сторону, удивляясь самому себе. Вероятно, ему хочется убедиться, что ее влечет к нему так же, как его к ней. Одно дело – флиртовать с ним у Октавии с Нортом, совсем другое – танцевать вместе на рождественском приеме. Интересно, что она будет делать, когда он прервет ее беседу и попросит выйти с ним, хоть ненадолго?

Женщины рядом с ней наблюдали, как он приближался. Может, они хотели знать, почему он на них нацелился. Или уже подозревали, что его мишень – Мойра. Ему было наплевать, что они думают. Единственное, что волновало, – ее прямой взгляд, в котором соединились осторожность и возбуждение. Ее глаза не были оленьими, как он думал сначала. Сейчас он ясно видел, что это средоточие золота, бирюзы и изумрудов. Волшебные глаза.

– Добрый вечер, дамы. – Он не посмотрел ни на одну из них. Он видел единственную – Мойру. – Простите мне мое вторжение. Леди Осборн, буду вам признателен, если вы уделите мне минуту вашего времени.

С чувством облегчения он услышал:

– Конечно, мистер Райленд. Дамы, надеюсь, вы извините меня.

Он предложил ей руку. Она приняла ее, грациозно следуя за ним к дверям на террасу. Снаружи было зябко, темно, только снег искрился под луной. Снега нападало немного, два-три дюйма толщиной, но этого было достаточно, чтобы укутать мир изысканным сияющим покрывалом и за сверкающей красотой скрыть мрачное, ненужное и бесплодное.

Он не мог долго держать ее здесь, хотя жаждал, чтобы она не уходила никогда. Она была слишком легко одета для такой погоды, хотя платье было закрытым, а ткань плотной.

И если он не мог долго находиться здесь с ней, он должен с полной отдачей использовать отведенное ему короткое время.

– Леди Осборн?

– Да, мистер Райленд? – Ее глаза были как озера и отражали лунный свет, притягивая его с волшебной силой, которой он не мог противостоять.

– Сейчас я хочу получить с вас поцелуй.

Глава 4

Когда губы Уинтропа завладели ее ртом, у Мойры не было времени не то чтобы отреагировать, а просто подумать.

Все произошло стремительно. Каждая частица ее тела напряглась в ответ на этот внезапный и возбуждающий захват. Его губы были мягкими, теплыми и такими отзывчивыми. Она с трудом верила, что такое может быть, ощущая его на вкус – чуть-чуть сладкий и солоноватый. Шершавый подбородок легко царапнул ее. Вечерний воздух был очень холодным, но тепло его объятий коконом окутывало Мойру со всех сторон, грозя расплавить изнутри.

Его губы умоляли. Ее в ответ приоткрылись. Возбуждение, когда он своим языком попробовал ее, отозвалось покалыванием по всему телу. Наконец-то, после стольких лет ожидания и поиска, вот оно – то, как нужно целовать. Другие губы целовали ее, но никогда так, как эти. Никогда другой мужчина не вызывал в ней стремления открыть себя. Она не знала, что такое запустить пальцы в его волосы и держать там, не отпуская. Раньше она не смела желать ничего больше, кроме простого поцелуя.

В этот краткий волшебный миг ей захотелось всего, что может дать Уинтроп Райленд.

Он отстранился первым. Его короткое дыхание облачками уносилось во тьму. Он прислонился к ней лбом. Ощущение от прикосновения его плоти было таким же нежным, как и от его губ, и Мойре пришлось сделать усилие, чтобы не потереться о него, как ласковая кошка.