Ратное поле - Григорий Баталов

Весна в тот год была ранняя. Началась распутица. На раскисших дорогах вязли машины, глохли моторы, лошади не в силах были тянуть повозки. Тогда командование приняло решение: боеприпасы и продовольствие доставлять из тылов вручную, на плечах. А это почти за двадцать километров!

К началу июля оборонительные работы в батальоне в основном завершились. Маслова Пристань была превращена в крупный опорный пункт нашей обороны, что сыграло очень важную роль, сопутствуя успеху боевых действий батальона в разгар наступления гитлеровцев 5 июля 1943 года.

…На исходе короткая и душная июльская ночь. НП командира пулеметной роты расположен у пологой песчаной высоты с чахлым кустарником. Никто не спит, все с напряжением ожидают предстоящего боя.

До начала схватки остались считанные минуты.

До боли в глазах всматривался лейтенант Колесников в крутые лесистые склоны меловых гор на противоположном берегу реки. Там, в расположении врага, стояла тишина, словно все вымерло. Но командир роты не доверял этой зловещей тишине.

Колесников потрогал боковой карман гимнастерки. Там лежал листок с заявлением в парторганизацию. Написал его лейтенант недавно, но еще не успел передать замполиту батальона. Хорошо запомнил написанные слова: «Я всем сердцем верю в победу нашего народа. Прошу принять меня в ленинскую партию. Сейчас идет жестокий бой. Если погибну — считайте меня коммунистом. Гвардии лейтенант В. Колесников. 5.7.43 г.».

О чем мог думать в этот момент лейтенант Колесников? Может, вспоминал казацкую станицу Кагальницкую, откуда был родом? Или бои в Сталинград, где он, выпускник военного училища, в девятнадцать лет уже командовал ротой? А может, думал о своей роте? За последнее время подразделение пополнилось новичками. Как они поведут себя, сумеют ли устоять под натиском врага?

Внезапно предрассветный небосклон озарили сотни ярких вспышек. В воздухе послышался шелестящий гул летящих снарядов и мин.

— Пулеметным расчетам — в укрытия! Наблюдателям оставаться на месте! — понеслась по цепи команда.

Ураган вражеского огня обрушился на позиции. Вокруг бушевало пламя взрывов, взметались вверх комья земли. Казалось, ничто живое не уцелеет на высоте, где размещалась рота. Но пулеметчики были надежно защищены укрытиями, ждали начала атаки, Стараясь сбить нервное напряжение, бойцы непрерывно курили и в который раз уже проверяли оружие, чтобы хоть чем–то занять руки.

Не успел рассеяться бурый дым от разрывов, как из мелколесья, тянувшегося вдоль реки, послышался шум моторов и лязг гусениц. А вот и сами танки. За ними двигалась пехота. Гитлеровцы шли во весь рост, с автоматами наперевес, поливая все впереди себя свинцом.

Танки натужно ревели, оставляя за собой дымные шлейфы отработанной солярки. Обходя высоту, они устремились к Масловой Пристани.

Наши противотанковые орудия, стоявшие на окраине деревни, открыли по ним беглый огонь. Один вражеский танк, поравнявшись с высотой, остановился и задымил.

Пулеметная рота по–прежнему молчала. Из взводов поступили первые донесения о потерях. В первом взводе были выведены из строя два пулемета. Среди убитых — лучший наводчик роты Крюков.

Когда до атакующих гитлеровцев осталось около двухсот метров, с НП командира роты взвилась серия красных ракет. До пулеметчиков донеслось: «По пехоте… длинными очередями… огонь!» И десять «максимов» почти одновременно открыли огонь.

Первые десятки гитлеровцев наткнулись на сплошную стену свинцового ливня. И сразу поредели передние цепи, замедлили шаг, смешались и в беспорядке начали отходить на исходный рубеж.

Повторив огневой налет артиллерии и минометов, гитлеровцы снова устремились в атаку. И снова наши пулеметчики, подпустив на близкое расстояние неприятельскую пехоту, расстреляли ее в упор. Скаты высоты густо покрылись вражескими трупами.

— Это вам, фашистские гады, не по Европе маршировать! Молодцы сталинградцы! — ликовал лейтенант Колесников.

Используя временное затишье, командир роты, пригнувшись, побежал по траншее к расчетам. И вот уже оттуда слышен его голос:

— Сменить огневые позиции! Пополнить боеприпасы!.. Лейтенанта Мясникова — ко мне!

— Нет лейтенанта, — глухо сообщил один из солдат.

Колесников увидел накрытое плащ–палаткой тело командира первого взвода. Почувствовал, как заныло в груди. Мясников был его другом по военному училищу…

Стряхнув минутное оцепенение, Колесников быстро надел каску. Приказал старшему сержанту Саенко:

— Примите командование взводом. Сообщите всем: позицию не сдавать. Задача ясна?

— Ясна, товарищ лейтенант. Будем стоять насмерть, как в Сталинграде.

Колесников присел на патронный ящик, скрутил «козью ножку», протянул кисет Саенко.

— Закуривай, земляк.

Затянулись крепким дымком, помолчали. Но не успели пулеметчики докурить самокрутки, как из–за реки опять понеслись снаряды. Несколько минут грохочущий огненный смерч перекатывался по склонам высоты. Затем от реки в сопровождении нескольких танков вновь двинулась цепь грязно–зеленых мундиров. Прячась за броней и в складках местности, гитлеровцы приближались к высоте.

Оценив обстановку, Колесников установил пулемет погибшего наводчика Крюкова на площадку и приготовился вести огонь.

— Будешь вторым номером, — приказал одному из связных.

Слева заговорил пулемет Саенко, и гитлеровская цепь сразу же залегла. Колесников, взглянув влево, увидел темную от пота спину младшего сержанта.

— Молодец, земляк! — крикнул ротный. — Так их! Противотанковое орудие подбило один из вражеских танков. Второй двигался прямо на Колесникова, но, не дойдя до позиции, подорвался на мине и, натужно ревя мотором, закрутился на одной гусенице. К нему по–пластунски пополз комсорг роты сержант Гришин. Приблизившись к танку, бросил две бутылки с зажигательной смесью. По броне заструились языки пламени. Потом взвился столб черного дыма. Когда фашисты начали выпрыгивать через люки, Гришин пустил в ход автомат.

В этот момент рядом с Колесниковым что–то оглушительно треснуло, и в лицо пахнуло красным и горячим. Ротный упал на дно траншеи.

Сколько времени он пролежал без памяти, неизвестно. Очнувшись, стал медленно ощупывать голову и грудь. В ушах стоял сплошной шум, перед глазами висела мутно–розовая пелена. «Контужен!» — пронзила сознание мысль.

С трудом поднялся на ноги, повернул голову вправо. Траншея в нескольких метрах от него полузасыпана взрывом. Из груды земли торчала рука убитого второго номера.

Из–за поворота траншеи показалась бегущая худенькая девушка с санитарной сумкой. Увидев лейтенанта, она радостно вскрикнула:

— Товарищ командир! А я уж думала…

— Назло врагам по–жи–вем еще, Люся! — Колесников растягивал слова, не узнавая своего голоса. И потребовал:

— Давай, набивай патронами ленты и подноси ко мне!

Гитлеровцы были почти рядом. Двигаясь цепью, они строчили на ходу из автоматов. Четыре вражеских танка, понуро опустив хоботы–пушки, жирно дымились на скатах высоты.

Колесников бросился к пулемету, и скаты высоты вновь начали устилать трупы врагов.

Вдруг длинная пулеметная очередь вздыбила фонтанчиками землю перед ротным. Сильно ударило по левой руке. Колесников правой схватился за место удара. К счастью, пуля не задела кости.

А в это время в Масловой Пристани кипел бой. Ценой больших потерь гитлеровцы овладели центром села. Наши бойцы переходили в контратаки, цеплялись за каждую улицу, за каждый дом, но вынуждены были медленно отходить к железнодорожному полотну, на второй оборонительный рубеж.

Давно уже не было слышно дружного огня ротных пулеметов. Лишь «максим» Колесникова оставался неуязвим. Не сумев его подавить, гитлеровцы вновь, открыли минометный огонь. Колесников прекратил стрельбу и быстро переместился по траншее влево, на запасную позицию.

Расстреляв патроны, лейтенант обернулся. В нескольких метрах от него, на дне окопа, обхватив руками коробку с набитой патронной лентой, неподвижно лежала девушка–санинструктор.

— Люся, Люся! — позвал Колесников, еще не веря в беду.

Подполз, поднял голову. По бледному девичьему лицу медленно стекала тоненькая струйка крови. Пелена смерти уже заволокла глаза.

Воспользовавшись молчанием пулемета, враги подбирались к огневой позиции. Уже можно было различить их грязные физиономии.

— Рус капут! — донеслось до Колесникова. Лейтенант швырнул одну за другой три «фомки» — ручные гранаты «Ф-1» — и снова припал к пулемету. Ствол раскалился, казалось, он выплевывал горячий свинец. Вдруг Колесников почувствовал на лице что–то липкое, горячее. Тронул ладонью — вся она в крови. Фашисты уже были в воронке перед самой траншеей.