Рак. Опыт борющихся. Методики лечащих - Сборник

Опыт тех, кто борется 

В больнице врачи борются за жизнь, и цена любой жизни здесь одинакова. Больной не должен страдать – это установка нормальной медицины. По десять раз на дню, при всякой процедуре спрашивают: тебе не больно? Один раз я автоматически ответила: ничего, ничего, потерплю…

– Как? Зачем терпеть? Это вредно! Боль надо обязательно снимать…

Этому учат здесь в медицинском институте: обезболивание необходимо.

Семен Морозов,

актер, режиссер детского журнала «Ералаш», 68 лет

«Верьте в медицину, которая сейчас на очень высоком уровне»

Отрывок из программы «Пока все дома» от 29 ноября 2009 года,

Первый канал (http://www.1tv.ru/prj/pokavsedoma/vypusk/11482).

…Семен Михайлович Морозов:

– Все мы ходим под Богом. Но мог ли предполагать Ян Арлазоров (актер, скончавшийся в 2009 году от рака. – Ред.) до болезни, что за три года он «сгорит»? Мне кажется, что если человек заболел чем-то серьезно, то это так или иначе испытание его жизненной мощи. Я это говорю как переживший тяжелую болезнь. Мне было очень плохо. Когда я болел, мне позвонил Игорь Старыгин. С ним разговаривала моя жена Светлана.

Светлана (его супруга):

– Он интересовался – как Сеня? Как его самочувствие? Семен Михайлович:

– Но как он говорил об этом! Он же был очень жизнелюбивым человеком!

Светлана:

– Да! Он: «Правда, что у Сени рак?» Я: «Да». Он: «Это все ерунда, может, у меня самого рак!» – так сказал он легко. «Главное, как он сам? Что он чувствует морально?» А был еще сам тогда здоров. (Игорь Старыгин скончался в 2009 году от инсульта. – Ред.)

Семен Михайлович:

– Обращаюсь к заболевшим: что-то вдруг стало беспокоить – идите к врачу!

Светлана:

– Даже не когда заболело, а когда вам что-то не нравится вдруг – идите к врачу. И не надо ходить к знахарям. Громадное количество людей пугаются традиционной медицины, ищут непонятно кого, кто за большие деньги спасет. Не спасет! Больной человек только потеряет время.

Семен Михайлович:

– И очень много известных имен потеряло время именно из-за обращений к знахарям. Теперь что говорить? Вот Ян Арлазоров. Он, говорят, лечился у какого-то деревенского знахаря, очень ему верил, а когда пришло время – ему уже ничем не могли помочь.

Поэтому я сейчас говорю: заболевшие люди, верьте в медицину, которая сейчас на очень высоком уровне. Я это говорю как человек, который с этим соприкоснулся вплотную.

Светлана:

– Конечно, когда такого рода известие человек вдруг получает, то его вырывает из привычной жизни. Это, конечно, шок даже в меньшей степени для самого человека, сколько для его близких. Мало того, что страдает семья от того, что случилось с их близким, но удар еще – для меня во всяком случае – был от грубого вмешательства в личную жизнь без нашего на то согласия. Тогда, помню, оживились моментально какие-то передачи, любящие подобного рода «сенсации», и газеты, начались звонки. Слухи же искажают. И некоторые даже думали, что Семена нет на свете уже, и кто-то выражал соболезнования. Все это очень неприятно. Но я понимаю, что это их хлеб, они едят хлеб с помойки.

Тимур Кизяков:

– Я знаю, что даже некоторые журналисты представлялись сотрудниками совсем другой газеты или телепрограммы.

Светлана:

– Да, видимо, они много получают отказов, поэтому выдают себя за других. И нас так обманули, и мы согласились, и это пошло в эфир, и сняли, а закадровым голосом изменили все факты. Например, придумали, что дочь писала о болезни отца в своем блоге. Они искали маленькую жареную сенсацию.

Семен Михайлович:

– А вот мама Лариса Васильевна был единственный человек, который мне однажды сказал: «Сеня, а я знаю, что у тебя будет все в порядке!» Уверенно так сказала. И Света говорила тоже. Поддержка любящих людей – это 80 процентов лечения.

Вести из научных лабораторий

– Главный минус метода химиотерапии, широко используемого сегодня при лечении онкологических заболеваний, – в токсичности препаратов, – считает Александр Фомин, научный сотрудник Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН. – Они воздействуют как на раковые, так и на здоровые клетки. Кроме того, в результате их применения ослабляется иммунитет, создается дисбаланс кишечной микрофлоры, развиваются нарушения пищеварения, растет число канцерогенов и свободных радикалов. Большая часть используемых веществ крайне негативно и, что важно, долгосрочно воздействует на процессы кроветворения, особенно в костном мозге. В итоге развивается синдром низкого содержания тромбоцитов и лейкоцитов, падает уровень гемоглобина в крови и зачастую невозможно провести повторный курс лечения. Необходимо стимулировать восстановление иммунитета, а это вновь вызывает рост раковых клеток. Получается замкнутый круг. Поэтому онкологи всего мира мечтают о том, чтобы получить в свое распоряжение нетоксичный противоопухолевый препарат.

Напутствие тем, кто сегодня борется с болезнью

Опыт тех, кто борется

– Я обращаюсь ко всем тем, у кого будет такое несчастье, – говорит Семен Михайлович. – Это не несчастье! Относитесь к этому, как к рабочей ситуации. Что-то вдруг стало болеть – идите к врачу и расскажите ему о своем самочувствии. Верьте в медицину, которая сейчас на очень высоком уровне.

Светлана Сурганова,

музыкант, певица, 45 лет

«Я вдруг поняла, что в организме что-то сломалось»

Глушила боль анальгетиками

Известной музыканту и певице было всего 27 лет, когда она начала догадываться, что ее здоровье пошатнулось. Недуг начал часто давать о себе знать в паузах между концертами: накатывала слабость, звенело в ушах, случались даже обмороки. Только когда ко всему этому добавились сильные боли в животе, Светлана обратилась к врачам. Те сначала ничего серьезного не обнаружили. И списали недомогания на стресс. Но боли в животе все усиливались. А идти к медикам Светлана уже и не хотела и боялась. Глушила боль анальгетиками.

– Я тоже виновата, что дотянула до экстремальной ситуации, – признается певица. – В молодости не хочется тратить время на малоприятные манипуляции в больнице. Я лечилась какими-то травами, например, принимала чистотел. А идти к врачу все не решалась. Но день ото дня становилось все хуже. Я смотрела на себя в зеркало и ужасалась. Я практически таяла на глазах, стремительно теряя вес.

– Думаю, что Света сама поняла, что у нее онкология, – вспоминает автор книги «Исповедь четырех», коллега Сугановой и по совместительству журналистка Елена Погребижская, выступающая на сцене под псевдонимом Butch. – С ее медицинской подготовкой поставить себе диагноз было вполне возможно. Ведь помимо музыкальной школы, она закончила медицинское училище и Санкт-Петербургскую педиатрическую академию.

По словам Светланы, недомогания начались года за полтора-два до первой операции. Именно тогда она стала понимать, что в организме что-то сломалось, как будто «какая-то гадость поселилась и растет внутри».

– Конечно, я догадывалась о своем диагнозе, – признается Сурганова, – потому что учиться любила, а чтение медицинских книг значилось главным моим хобби. Поэтому, сопоставляя все признаки и симптомы, поняла, что дело – хана. Но чтобы заставить себя пойти на обследование, не хватало мужества. Это ведь очень интимная зона, и я понимала, что мне грозит пройти неприятные процедуры, как с точки зрения физических ощущений, так и морально. Почему бы подобные процедуры не сделать менее травматичными, и в первую очередь психологически? Какой-то вчерашний день! Если бы люди ходили на подобные обследования, что называется, со спокойным сердцем, а может, даже и с радостью, то таких страшных диагнозов было бы меньше: диагностировалось бы все раньше, да и профилактические меры можно было бы принять вовремя. Я боялась, не желала подвергаться унизительным экзекуциям…

И дотянула до того, что у меня развился некроз – проще говоря, отмирание тканей. Это случилось в гостях: я там разухарилась, расхорохорилась – и подняла шестнадцатикилограммовую гирю! Да еще и домой со своим перитонитом поехала на велосипеде, и дорога по нашим милым питерским кочкам заняла у меня минут сорок. Я только чудом не потеряла сознание. А добравшись до дома, поняла, что «скорую» надо все-таки вызывать. Слава Богу, дома были друзья, они и помогли.

В итоге Сурганова оказалась на операционном столе в специализированной клинике на Крестовском острове.

Правда, хирурги поначалу решили, что у певицы проблемы «с гинекологией», и только спустя полтора часа после начала операции обнаружили истинную причину боли – опухоль кишечника.

– Когда неотложка привезла меня в больницу, стало ясно, что случилась катастрофа, – продолжает Светлана. – Хорошо, что не дошло до третьей или четвертой стадии, меня прорвало раньше и, в общем-то, именно это и спасло. Сначала – до клиники – меня привезли в дежурную больницу на Фонтанке. Широко известно, что у нас все очень размеренно и неторопливо: пока меня доставили в приемное отделение, пока спустился доктор, пока подошел ко мне, пока записал – прошла уйма времени. Да еще и нюанс такой: мне ж 27 лет было, девчонка совсем, медики сразу думают на гинекологию, никому и в голову не приходит, что там – онкология. Каким-то чудом все-таки отправили меня в специализированную клинику. И вот уже с шестнадцатичасовым перитонитом прооперировали. Мне потом сказали, что это вообще редкий случай – с таким диагнозом просто не выживают.