Жена для генерального (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна

Знакомый сон. Первый месяц после ухода от Марата он снился каждую неделю. С рождения Саши стал насиловать реже – раз в месяц. Тетка в такие ночи ложилась со мной рядышком и, как маленькую, гладила по голове.

Сегодня тети рядом не было. Уставшая за день дочка тоже не будила. Словно почувствовал свободу, Морфей издевался надо мной в полную силу.

Я ощущала все свои прежние эмоции. Снова просила охранников, чтобы оставили меня в покое. Воевала за каждую вещь, которую они отправляли в чемодан. Ругалась. Умоляла дать связаться с нашим общим боссом...

Меня будто через мясорубку перекручивало. Не знаю, как Саша не проснулась от моих стонов. Но в какой-то момент, когда стало уже совсем плохо, сквозь сон послышался спокойный тихий голос.

«Не плачь, моя маленькая». 

«Ты дома, в безопасности».

«Все плохое осталось в прошлом».

«Никто тебя больше не обидит».

«Не отдам никому. Больше никогда».

Этот голос словно заговаривал моих демонов. Так осторожно, ласково. Он будто гладил меня словами. Вытаскивал своей уверенностью и напором из прошлого.

Знакомый голос. Родной до безумия. Так и хотелось быть слабой, слушая его. Вычеркнуть двенадцать месяцев и снова стать любимой. Коснуться губ, почувствовать хотя бы отголосок того, прежнего удовольствия... такого простого, женского, глубокого.

Хотелось вырвать с корнями всю гордость и хоть на несколько мгновений почувствовать себя живой.

Если не открывать глаз, сон не заканчивается. Нужно просто держать веки закрытыми, и тогда можно все...

Тянуться губами к горячим твердым губам. На голос. Без просьб и согласий.

Скользить ладонями по сильным плечам. Царапать шею. Зарываться пальцами в короткие волосы, слегка потягивая. До стона.

Воровать чужое дыхание. Самый вкусный воздух на свете.

Чувствовать, как язык врывается в рот и от этого резкого влажного толчка голодным спазмом простреливает между ног.

Нужно только держать глаза закрытыми. Спать и чувствовать дрожь каменных мышц, хриплые рваные вдохи, руки... везде. На груди, осмелевшие, наглые.

На бедрах, подрагивающие, клеймящие прикосновениями.

Под бельем, где уже все влажно насквозь и жарко.

Требовательно выгибаться навстречу и ощущать настойчивые пальцы внутри.

Под шепот:

«Маленькая моя... Сладкая...»

«Если бы только знала, как без тебя было плохо».

«Хорошая... Родная... Охрененная...»

«Так, ты сможешь... Убей меня еще раз. Давай».

И спать.

Беспробудно. Разлетаясь на осколки от чувственного взрыва. Задыхаясь от желания закричать. Загибаясь от того, как по всему телу волнами расходится горячая пульсация. От развилки ног до кончиков пальцев. С мурашками на затылке и слезами на зажмуренных глазах.

Эгоистичное удовольствие. Только для меня одной. Но такое яркое и нужное. Плакать от него хотелось. Снова. Будто я не живой человек, а дождливое питерское небо.

Признаться после такого не хватило храбрости. Только молчать, чувствуя, как сквозь кожу вытекает напряжение. Слушать тяжелое дыхание, тихие шаги, скрип двери...

И засыпать. Уже без снов.

Стыд пришел утром. Вначале стыд перед дочерью – за то, что в одной комнате с ней позволила себе слабость. Потом стыд перед Маратом.

Вряд ли он купился на мои закрытые глаза. В нашей прошлой жизни уже была похожая ситуация. Тогда я пришла спасать его от кошмаров и оказалась прижатой к матрасу. Сон развеялся очень быстро. Невозможно спать, когда так целуют и хотят. Только притворяться.

Мысленно я готовилась к намекам или упрекам, но за завтраком Марат сообщил, что ненадолго вынужден уехать в офис и я могу делать в его доме все, что пожелаю.

На какой-то миг я даже расстроилась. Сама не знаю почему. Но вскоре горечь сменилась облегчением.

Никто не контролировал мою жизнь и не следил за каждым шагом. Можно было разговаривать по телефону или разбирать вещи, играть с Сашей или реветь в два ручья, потому что это самое простое.

Можно было, наконец, добраться до папки на подоконнике.

Не заглядывая в нее, я догадывалась, что там найду. Чувствовала тем самым шестым чувством, хоть и клялась, что больше верить ему не стану.

Вряд ли Марат мог меня удивить.

Однако, стоило открыть первую страницу... Предчувствие не спасло. От первого же взгляда на фотографии внутри все оборвалось, и даже требовательный стук Саши по бортику кроватки не смог отвлечь от увиденного.

Наша встреча на пороге медицинского центра не была случайной. За последние полтора года я словно на качелях каталась – то пыталась убедить себя в отцовстве Марата, то смеялась над своей наивностью. А все зря.

Не было наивности. Был факт – снимки маленького мальчика, хмурого, взрослого не по годам. Была утерянная мной при переездах черно-белая фотография донора из центра. А еще за стопкой фотографий нашелся договор на донорство с витиеватой подписью Абашева.

Я ведь знала это. Знала заранее без доказательств и объяснений. Открытия не случилось, но голова шла кругом. Из груди рвался хохот. И Саша, словно играла в ту же игру, улыбалась. Так широко и искренне, немного щурясь, совсем как мальчик на фото передо мной. Маленькая копия своего отца.  

Глава 10. Без тайн

Аглая.

После просмотра детского фотоальбома прийти в себя удалось не сразу. Вчерашняя закалка, конечно, помогала – вместо шока я обошлась удивлением. Даже валерьянку пить не пришлось. Но один вопрос все равно не оставлял в покое: «Можно ли умереть от любопытства?»

Мои извилины отказывались придумывать правдоподобную теорию донорству Марата. Не был он похож на того, кто хочет заполонить весь Питер своим потомством. На нищего, способного заработать лишь сдачей биоматериала, тоже не тянул.

После нашей ночной встречи спрашивать, как его семя оказалось в клинике, было неловко. Я словно требовала бы отчета, где и кому он оставляет сперму. Но каждый час раздумий изводил все сильнее. Воображение буксовало. А от просмотра фотографий уже рябило в глазах.

Не представляю, как бы я дотянула до возвращения главного виновника своих страданий. Но ближе к обеду в квартиру пожаловали гости.

– Девочка моя, если он тебя обижал, я собственными руками оторву ему обижалку! – с этими словами в коридор ворвалась моя тетка. Всклокоченная, без косметики, но с глазами, горящими, как лазерный прицел снайперской винтовки.

– Мы договаривались – никаких тяжких телесных! – вслед за ней в квартиру ввалился Бадоев. Как всегда, идеально выбритый. Без единой складки на брюках. И спокойный, словно удав.

– Без «телесных», если не обижал! А если обидел...

Совсем без приветствия меня сгребли в охапку. Ощупали от плеч до бедер, а потом за подбородок покрутили голову из стороны в сторону.

– Аглаш, ты какая-то бледненькая. – Тетка встревоженно нахмурилась. – Это ты еще не отошла от вчерашнего или вы уже второго заделали?

Немного контуженная такой постановкой вопроса, я закашлялась на вдохе.

– Второго кого? – прохрипела, придя в себя.

– Ребеночка, конечно же! Я всю дорогу фотографии этого твоего Абашева в интернете рассматривала. Раньше и видеть его не хотела, а тут такие дела развернулись... – Она подхватила меня за локоть и быстро зашептала: – Сашка наша вылитая твой Марат! И форма глаз, и улыбка. И щурится она так же. Дети будут как от одного папаши. Никто и не подумает, что ты это... сама первый раз справилась.

Тетка говорила так, словно день назад Марат не был врагом номер один, «сволочью», «мерзавцем» и «первым кандидатом на принудительную кастрацию». Ее будто перепрограммировали. Из непримиримой воительницы с мужчинами превратили в сваху.

Перемена разила наповал. Не проживи я с Ларисой Аркадьевной почти год, сейчас сгорела бы со стыда от этой беспардонности. Уши задымились бы точно. Но благодаря опыту удалось отделаться румянцем.

– Просто свет так ложится. Никакая я не бледная. И тем более никаких детей никто делать не собирается, – поспешила оправдаться. Пусть сумбурно, но тетку нужно было переключить хоть как-нибудь.