Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников - Евгений Поселянин

О Сармате известно, что он жил в монастыре Писпир и что после смерти преподобного Антония сарацины сделали набег на этот монастырь и предали Сармата смерти.

От него сохранилось следующее весьма глубокое изречение: «Я ценю гораздо больше грешника, который считает себя грешным и стремится к покаянию, чем человека, который, не сделав больших преступлений, тем не менее считает себя праведником».

Один инок объявил ему, что ему часто приходит мысль выйти из кельи для посещения других братий, и спросил его, может ли он следовать такому помыслу.

— Не делай этого, — отвечал ему Сармат, — и скажи своему уму: я тебя в этом не послушаюсь.

Он имел обычай заключаться время от времени на сорок дней, которые он проводил в великих подвигах. Это упражнение в благочестии он проводил с такой ревностью, что время это казалось ему всегда слишком кратким.

Один старший инок спросил его, какой плод получает он от этого уединения. Он сперва не хотел ему ответить. Но, когда тот стал упрашивать его, он признался, что он получил способность настолько уметь побеждать сон, что мог говорить ему по желанию: «Иди» — и сон удалялся; «Приди» — и сон являлся.

Макарий, которого не надо смешивать с двумя знаменитыми иноками. Египетским и Александрийским, жил в Фиваиде до конца своих дней. Он был экономом монастыря Писпир и ему было поручено принимать странников. Это к нему обращался по приезде своем в Писпир преподобный Антоний с вопросом, египтяне ли или иерусалимляне пришедшие люди.

Затем он оставил этот монастырь, чтобы удалиться совсем на гору к преподобному и служить ему в его крайней слабости. Амафий был его товарищем по уходу за преп. Антонием. И оба слышали из уст преподобного его последние слова и его духовный завет и погребли его тело.

От него или от Сармата святитель Афанасий узнал некоторую часть дел преподобного Антония, и от него блаженный Иероним узнал сказание о жизни преподобного Павла Препростого.

Макарий кончил свои дни не на горе, где почил преподобный Антоний. После того как Сармат был убит в монастыре Писпир и сарацины удалились, он пришел в этот монастырь и принял Начальство над братией.

Амафий был товарищем и соучеником Макария, с которым вместе он служил преп. Антонию. Он достойным образом заменил своего учителя на горе, где начальствовал большим числом отшельников, живших в пещере.

Гора эта была так крута, а скала возвышалась так прямо и высоко, что нельзя было смотреть на нее без страха.

Так образовалось две общины; одна в Писпире и окрестностях его, вплоть до горы преподобного Антония. Этими иноками управлял Макарий. Другая охватывала самую гору преподобного Антония и находилась под руководством Амафия, и обе эти общины были воодушевлены одним духом, так как настоятели их были воспитаны одним учителем.

Амафия по его смерти заместил Питирион. Он был его учеником, начав свое духовное воспитание у преп. Антония.

Руфин говорит о нем в таких выражениях: «Он был полон таким множеством добродетелей, исцелял такое множество больных и имел такую власть над демоном, что, казалось, он один явился наследником силы своих двух наставников. Его поучения были проникнуты необыкновенной мудростью».

Он ел только два раза в неделю; единственной его пищею было небольшое количество муки, разваренной в воде.

Он имел великую опытность в духовной жизни и особенно в борьбе с приражениями демонов.

У него был дар различать духов злобы и их различные хитрости.

Он говорил, что они толкают нас к разным грехам по мере того, как видят, что в нашу душу прокрадываются разные нечистые привязанности, и что для того, чтобы иметь над ними власть или изгонять их из прокаженных, или побеждать их, когда они искушают нас, для всего этого надо прежде всего укротить в себе страсти и пороки, и тогда можно легко победить демона, то есть самые страсти, которые в себе самом победил.

Авва Иосиф жил на горе преподобного Антония еще при жизни этого святого.

Ему выпал случай привлечь на себя похвалу преподобного за смирение. Несколько старших иноков собрались к преподобному Антонию побеседовать о духовных предметах, и преподобный стал спрашивать их мнения о разных местах Священного Писания. Каждый высказывал, как он понимает эти места. Когда Иосиф был спрошен о смысле одного текста, он в простоте сердца ответил, что он не знает. Тогда преподобный Антоний сказал: «Авва Иосиф один лишь нашел истину, признав свое незнание». Этими словами святой хотел отметить его смирение и поставить его в пример другим.

Руфин говорит, что он имел радость видеть его в Писпире и принять его благословение. Он причисляет его к самым знаменитым инокам своего века и говорит, что он творил дивные чудеса силой своей простой до святости жизни и детской чистоты своего сердца.

Иосиф требовал, чтобы его ученики оказывали ему слепое послушание, и он предписывал им иногда малоразумные вещи, чтобы приучить исполнять свою волю даже против внушений рассудка!

Одному своему ученику он приказал в течение нескольких дней подряд влезать всякий день на большую сикомору, находившуюся в монастырском саду, и съедать несколько плодов с нее. В следующую пятницу — день, в который иноки обыкновенно постятся, — этот монах не решился исполнить приказания своего духовного отца, потому ли, что он считал, что наставник его забыл о постном дне, или потому, что он не смел нарушить устава. Через несколько времени он спросил у аввы Иосифа, зачем он ему дал такое необыкновенное приказание, на что тот ответил: «Старцы не всегда приказывают молодым людям вещи, которые кажутся разумными, но иногда дают приказания, кажущиеся странными. И когда они им слепо подчиняются, они предписывают им что-нибудь серьезное, видя, что те приобрели истинное послушание».

Весьма замечателен и интересен разговор, который вел авва Иосиф со своими иноками по вопросу о полнейшем бесстрастии, которое истинный монах должен испытывать безразлично ко всем людям.

Как-то два инока пришли к нему с просьбой объяснить им, лучше ли им принимать с радостью посещающих их братьев или не выражать этой радости. Они не успели еще открыть рта, чтобы изложить ему свое затруднение, как он предупредил их вопрос, дав им такую притчу...

Он посадил их одного слева, а другого справа, затем вошел в свою келью, покрылся старым рубищем и прошелся между ними в таком одеянии, не говоря ни слова.

Затем он снял с себя это рубище, надел хорошую одежду, которую он употреблял в праздничные дни, и снова прошелся между ними. Наконец он оделся, как одевался постоянно, и сел с ними.

Монахи смотрели на него с удивлением, не понимая ничего из того, что он представил. Тогда он им сказал: — Хорошо ли заметили вы, что я сделал? — Да, — ответили они.

— Но, — прибавил Иосиф, — заметили ли вы, чтобы перемена в платье изменила что-нибудь и во мне? Стал ли я хуже, надев рубище? Стал ли лучше, надев лучшую одежду? — Конечно, нет! — Поймите же, по сравнению с этим, что все созданное, даже и люди, не должно ничего изменять своим появлением в нашем внутреннем мире. Принимайте с радостью и невинностью и с христианской любовью братьев, которые вас посетят. А если никто не придет к вам, храните себя в сосредоточии духа.

Такова должна быть, конечно, весьма труднодостижимая бесстрастность человека, который поставил все свое счастье в одном Боге. Он до такой степени освободился из-под влияния людей, так равнодушен к приятным или к резким их речам, что ни один человек уже не может доставить ему горе или радость.

Истинный инок, достигший высоты бесстрастия и выработавший в себе истинную любовь к христианству, все готов сделать для человека, относясь ко всем с одинаковым чувством доброжелательства, но никого не предпочитая, ко всем равный, никем не волнуемый. Нет близких, нет любимых, нет ненавидимых, все дорогие братья, с совершенно равными правами на его привязанность из-за общего их Отца Бога, из-за высокого звания чад Божиих.

Те, кому приходилось знать великих иноков, испытали на себе тепло этой всех одинаково греющей и всегда готовой согреть любви, которая «не ищет своих си», все дает, ничего не требуя и не ожидая, всех принимает, никому предпочтительно не радуется, все терпит, ничем не огорчается.

Вот такого-то расположения духа — благоволения ко всем людям, без отличения кого бы то ни было, этого спокойствия и, если можно так выразиться, святого равнодушия к людям, при горячности и стремлении к одному только Богу, — и требовал от иноков авва Иосиф.

Иноки, которые приходили к нему за советом, были, несомненно, на должной высоте, чтобы понять слова аввы. Они ушли домой, вполне уяснив себе тот вопрос, за разрешением которого приходили.

Передают также следующую глубокую мысль, высказанную этим аввой.

Есть три состояния души, угодные Богу. Первое — это состояние больного, испытывающего к тому же искушения, и тем не менее благодарящего Бога. Второе — это когда во всех своих поступках действуешь с такой чистотой намерений, что к этому не примешивается ничего людского. Третье — это положение монаха, который живет под руководством духовного отца и отрекается во всем от своей воли.