Момент истины (В августе сорок четвертого...) - Владимир Богомолов

Согласно показаниям пленных Отто Гайна и Эриха Штоббе, которые во время сеанса находились в сторожевом охранении неподалеку от передатчика, место выхода рации в эфир определяется как северо-западная окраина Шиловичского леса. В связи с гибелью во время перестрелки подполковника Кефера, фельдфебеля Химмеля и двух офицеров, принимавших непосредственное участие в радиопередаче, установить ее подробности, в частности позывные, рабочую волну и т. п., не представляется возможным.

Показания Гайна и Штоббе не вызывают сомнений в достоверности. Полагаю целесообразным доставку обоих в район Шиловичского леса для установления места выхода рации в эфир.

«Срочно!

Быстрову

На №… от 15.08.44 г.

Допросом военнопленных остаточной группы установите, выходила ли рация группы в эфир до 13 августа. Если выходила, то где, когда и при каких обстоятельствах. Особый интерес для нас представляют любые сведения о шифре или коде и о режиме радиопередачи.

Также выясните, занималась ли группа во время своего передвижения сбором разведывательных данных, велось ли ими наблюдение за железными и шоссейными дорогами.

Военнопленных Гайна и Штоббе незамедлительно этапируйте в Лиду, отдел контрразведки авиакорпуса, для проведения следственного эксперимента с целью установления точного места выхода рации в эфир и воспроизведения обстановки и обстоятельств передачи.

21. Капитан Алехин

Тринадцать лет назад, еще до того, как он начал специализироваться по зерновым культурам, его курсовая об огурцах была напечатана в сборнике лучших студенческих работ. Тринадцать лет назад он превосходно знал (да и по сей день вроде не забыл) признаки и характеристики всех сортов, но определить найденные Таманцевым на месте выхода рации в эфир так и не смог.

Рано утром он заехал на базар, где ведрами, мешками и на вес продавалось немало огурцов; все они без исключения были одного, хорошо известного ему сортотипа – должик («Западнорусская подгруппа… Зеленец удлиненно-эллипсоидальный с сильным сбегом к основанию, с суженной и заостренной вершиной… крупнобугорчатый, черношипный… трехгранный в поперечном разрезе… Длина зеленца 10–14 см, диаметр 4–5 см, вес 100–150 граммов… Окраска плода зеленая с крупными продолговатыми ситцевыми пятнами и светлыми полосками…»).

Огурцы, найденные на поляне, отличались от должика и формой, в частности закругленностью граней, и окраской, и толщиной зеленца.

В городской милиции Алехину порекомендовали известного здесь овощевода, местного старожила, в давнем прошлом – поручика русской армии, некоего Шорохова Ивана Семеновича.

Минут через пять, оставив машину за углом, Алехин подходил к его домику.

Шорохова можно было найти на этой улице и без точного адреса. Его участок выделялся среди других палисадов отменно ухоженными грядками и обилием плодовых деревьев. Сам хозяин – Алехин увидел его издалека, – маленький щуплый старичок с седым прозрачным пушком вокруг макушки, строгал рейку на верстаке под навесом.

– Иван Семенович?

– Иван Семенович! – весело подтвердил старикан.

– Мне рекомендовали вас как главного специалиста, – улыбнулся Алехин. – Хочу посоветоваться насчет огурцов.

– Для закуски? – пошутил старик.

– Не без этого. – Алехин выложил на верстак пять огурцов, в том числе два с обкусанными кончиками. – Что можно о них сказать?

Старик живо разобрал огурцы на две кучки.

– Должик, траку, должик, должик, траку…

– Местные сорта?

– Должик – местный, а траку – Прибалтика, за Вильно… Тракайский уезд… Здесь его не выращивают.

– Это точно?

– Так точно. С ручательством.

– Вы их определяете по форме и окраске зеленца… по сбегу к плодоножке?

– Да. Вы что – овощник? – оживился старик.

– Любитель, – улыбнулся Алехин и указал на огурцы: – Как вы думаете, когда они сорваны?

– Должик – свежие, вчера, а может, и сегодня. На базаре купили?.. А траку… – Он разглядывал огурцы с обкусанными концами. – Все зависит от условий хранения… Трое суток как минимум, если не четверо. А зачем вам это?

– Спасибо, Иван Семенович. – Алехин собрал огурцы и отшутился: – На закуску пустим должик…

В залитом утренним радужным светом кабинете начальника городского отдела госбезопасности, кроме самого майора, находился еще смуглый длинноволосый лейтенант.

– Ты интересовался Павловскими, – сказал майор, беря в руки маленькую просаленную бумажку, и протянул ее Алехину. – Эту записку, запеченную в пирог, пытались передать в камеру старику.

– Кто?

– Его сестра… Вот перевод.

Алехин взял бумажку, затем листок с русским текстом и прочел:

«Юзеф!

Да поможет тебе Бог.

Вчера вернулась Юлия. Девочка здорова.

Молимся за тебя.

Твоя сестра Зофия».

– Кто это – Юлия? – поинтересовался Алехин.

– Пока не знаем… Займись и доложи, – приказал майор лейтенанту. – Давай.

Лейтенант взял обе бумажки и положил в свою папку.

– Слушай, если ехать из Шиловичей на Каменку, первый хутор слева, у леса, – кто там живет? – спросил майора Алехин.

– Из Шиловичей на Каменку… первый хутор слева… – припоминая, повторил майор и сказал уже подошедшему к двери лейтенанту: – Мы были у него. Помнишь, он нас самогоном угощал?

– Окулич, – назвал лейтенант, оборачиваясь, и осведомился у Алехина: – Зачем он вам?

– Он был связан с партизанами, – вспомнил майор, раскрывая папку с бумагами, и приказал: – Что мы о нем знаем – поделись с капитаном…

22. Подполковник Поляков

В районах Лиды и Гродно у него работали три розыскные группы, имелись и небольшие, но весьма ответственные дела, которые не хотелось кому-либо перепоручать.

Но самым важным в этой поездке было посещение двух точек по радиоигре[15]; на одной из них, под Лидой, сегодня ночью предстояла приемка груза и немецкого агента.

Начинал эту игру почти год назад сам Поляков; и велась она – по характеру дезинформации – весьма дерзко, и в этой дерзости заключалась ее неизмеримая ценность и одновременно опасность провала. Риск возрастал с каждой неделей, с каждой переданной радиограммой, все это не могло продолжаться бесконечно, и подполковник решил присутствовать сегодня ночью, считал себя обязанным не только потому, что хотел первым беседовать с приземлившимся агентом, но и оттого, что сегодня вместо контейнеров и человека на костры вполне могли сбросить и десяток осколочных бомб – такое тоже случалось.

Для Полякова, в свое время за каких-то два часа в осеннем лесочке под Вязьмой склонившего к сотрудничеству только что пойманных радиста и старшего группы, на свою ответственность тут же доверившего им первый выход в эфир, сочинявшего для них легенду и составлявшего все до единого «донесения», эта игра была родным детищем в полном смысле слова, и размышлял о ней в это утро он более всего.

Выехав перед рассветом, он за три часа дороги из Управления ни разу не вспомнил о рации с позывными КАО. Он переключился и подумал о ней, лишь когда, не доезжая Каменки, шофер притормозил и он увидел стоявший впереди на обочине «студебеккер» и около него двух военнопленных, автоматчиков охраны и трех офицеров. Он знал только одного из них – хромого после ранения, большеголового капитана, переводчика отдела контрразведки армии. Взяв объемистый авиационный планшет, Поляков выскочил из машины.

Хотя он склонялся к мысли, что разыскиваемые группой Алехина – агенты-парашютисты, не следовало пренебрегать и остальными версиями.

Алехин физически был не в состоянии все охватить, хотелось, чем возможно, ему помочь. И вчера вечером, когда пришло сообщение о ликвидации остаточной группы противника, Поляков сразу прикинул, что сумеет по дороге выкроить полтора-два часа, тем более что в его напряженном, преимущественно кабинетном образе жизни проведение следственного эксперимента – установление точного места выхода немецкой рации в эфир и поиски там вещественных доказательств – было, можно сказать, отдыхом, прогулкой на свежем воздухе.

Разведенные порознь военнопленные: долговязый Штоббе, заискивающе-услужливый штабной фельдфебель, и плотный, приземистый Гайн, молчаливый, сумрачный повар, солдат, – указали одну и ту же поляну на краю леса.

Офицерам и автоматчикам из роты охраны Поляков приказал тщательно осмотреть окрестность, а сам с немцами и капитаном-переводчиком занялся непосредственно участком, где, по словам Гайна и Штоббе, располагалось ядро группы.