Частный сыск есаула Сарычева - Василий Веденеев

– Вот и я, – сев рядом с гангстером, вместо приветствия сказал Сарычев, пристраивая на коленях узел.

– Это что? Пожитки? – насмешливо покосился на него Антуан.

– На всякий случай я взял все, – объяснил бывший есаул. – Не люблю, знаете ли, рисковать попусту.

– Резонно, – Антуан включил мотор и плавно тронул с места.

– Куда мы едем?

– За мальчишкой, – прикуривая, буркнул гангстер. – Он за городом. И еще надо в спокойной обстановке осмотреть вашу добычу. Вдруг вы хотите подсунуть нам фальшивку?

– Я не мошенник, – зло ответил Сарычев.

– А я не обвиняю вас, – примирительно сказал Антуан. – Филиппов мог обмануть или сам обмануться.

– Зачем вам понадобился «Золотой Будда»? – поинтересовался Павел. – По-моему, он совсем не золотой. Не хотите сказать?

– Не знаю, – пожал плечами Антуан. – Я только выполняю приказания. Лично мне все эти ископаемые древности, тьфу.

Машина выскочила на пригородное шоссе и некоторое время шла вдоль побережья моря. Потом свернули, проскочили какую-то китайскую деревушку и снова свернули. За окнами сгустилась темнота, Антуан включил фары. Еще минут десять, и остановились у ворот усадьбы.

Гангстер посигналил, и ворота распахнулись. Машина подъехала к спрятавшемуся в глубине густого сада большому дому.

Сарычев вышел. Трещали цикады, воздух свеж и отдает сыростью – видимо, недалеко река или болото. За деревьями видна тонкая полоска красноватой, закатной зари, обещающей на завтра ветер. Перед Павлом светились окна дома – двухэтажного, приземистого, построенного на косогоре. Но рассмотреть строение не дал Антуан:

– Прошу, – показал он на входную дверь.

В просторном холле горел камин, на стенах висели европейские литографии в рамочках, а в креслах устроились два рослых молодца, поднявшиеся при появлении прибывших.

– Ждут, – сказал один из них и повел Антуана и Сарычева в левое крыло здания.

– Присядьте, – показав на стул в почти пустой комнате, предложил Антуан, – а я отнесу показать вашу добычу.

– Нет, – отстранил его руку Павел. – Я меняю человека на вещь, как договорились.

– Экий вы, – поморщился гангстер, нервно хрустя пальцами. – Ну хорошо, я распоряжусь. А вы присядьте.

Павел сел на стул, положив узел около себя на пол. Сзади него глухая стена без окна, дверь напротив. Удобная позиция.

Антуан что-то негромко сказал проводившему их в эту комнату детине и тот вышел.

– Сейчас приведут, – пообещал Антуан. Ждать пришлось недолго. Буквально через две-три минуты детина вернулся и с виноватым видом сообщил:

– Он не хочет идти.

– Как это? – удивился Антуан. – Ты ему сказал, что за ним приехали?

– Да, но мальчишка не верит. Он забаррикадировался в комнате и требует, чтобы господин сам подошел.

– Ну? – повернулся к Сарычеву гангстер. – Ваш подопечный, кажется, показывает характер? Что будем делать? Пойдете?

– Пойду, – Павел встал, – но вы оба пойдете впереди.

– Пожалуйста, – фыркнул Антуан, открывая дверь и выходя в коридор. За ним последовал детина.

Как только Сарычев шагнул за порог, на голову ему обрушилось что-то тяжелое и тупое, разом погасив сознание и даже не дав успеть ощутить боль от удара…

В себя бывший есаул пришел от резкого запаха. Открыв глаза, он увидел Антуана, водившего у него перед носом открытой склянкой с нашатырным спиртом.

– Слава богу, – усмехнулся он. – Живой! Ну как вы?

– Паршиво, – едва ворочая языком, признался Сарычев.

Пошевелив руками, он понял, что они связаны за спинкой кресла, на которое бандиты посадили своего пленника. В стороне какой-то человек рассматривал добытые Павлом в доме Филиппова статуэтки, одобрительно цокая языком и приговаривая:

– Все ценно, очень ценно.

– А «Золотой Будда»? – повернулся к нему Антуан.

– Здесь, – показал фигурку эксперт.

«Обыскали, – понял Сарычев. – Оружие, значит, тоже у них, как и деньги. Чем же они меня так по башке? Вот сволочи!»

– Где Тоболин? – превозмогая боль в голове, спросил он.

– Сейчас вы увидитесь, – фамильярно похлопав есаула по плечу, заверил Антуан. – Доктор, его можно отправлять?

Подошел доктор в белом халате. Пощупал голову Сарычева. Приподняв веки, заглянул в глаза:

– Нормально. Даже кожу не рассекли. Через день-другой будет на ногах. Но пока лучше все же не развязывать.

– Так, это ваше, покурите на досуге, – Антуан сунул в карман Павла портсигар и зажигалку. – Давайте, ребята!

Двое громил, которых Сарычев видел в холле, подняли его и поволокли к выходу.

– Адью, господин Сарычев!

Есаул хотел достойно ответить и пообещать содрать с подонка кожу себе на сапоги, но его уже вытащили в коридор и, распахнув дверь на лестницу, ведущую в подвал, поволокли по ней вниз, в сырую темноту.

Десяток ступеней вниз, поворот на узенькой площадке, еще десяток ступеней и узкий коридор. Остановившись перед сколоченной из толстых досок дверью, для прочности обитой железными листами, громилы, позвенев ключами, распахнули ее. Один взял Сарычева за шиворот, а второй быстро разрезал веревки на руках пленника. Павел не успел даже дернуться, как получил сильный пинок и буквально влетел в подвальную комнату, превращенную в камеру. Сзади стукнула закрывшаяся дверь.

– Откройте! – начал колотить в нее ногами Сарычев. – Поубиваю, гады! Всех поубиваю!

Неожиданно в двери открылось небольшое окошко, прозванное в тюрьмах «кормушкой».

– Не кричи, – на французском сказал один из громил.

– Да я тебя! – от злости у Сарычева перехватило голос.

– Слушай, тебя ищет полиция, – со смешком сообщил громила. – Ведь ты сегодня ограбил особняк Филиппова и пристрелил его слугу-японца. Лучше сидеть у нас, чем в городской тюрьме с колодкой на шее как убийца и грабитель.

– Ложь! – закричал Павел, но «кормушка» уже захлопнулась. Зато в камере зажглась тусклая лампочка, висевшая высоко под потолком в проволочном сетчатом абажуре.

– Павел Петрович?

Сарычев резко обернулся. В углу, на застеленных тряпьем нарах, приподнялся человек с разбитым в кровь лицом.

– Евгений? Ты!..

Почти всю ночь они не спали. Тоболин рассказал, что когда, вернувшись от Филиппова, Павел Петрович заснул, в дверь их номера кто-то тихо поскребся и шепотом попросил разбудить Сарычева, чтобы сообщить ему важные вести. Евгений тряс и будил Павла Петровича, но тот спал как убитый.

Тогда юноша решился сам открыть, но, как только он повернул ключ в замке, дверь неожиданно распахнулась и ему зажали рот и нос смоченной хлороформом тряпкой. Очнулся он уже здесь, в подвале. Несколько раз его допрашивали похитители – сначала достаточно вежливо и спокойно, а потом начали жестоко избивать, требуя выдать тайну «Золотого Будды».

– Тайна? – удивленно переспросил Сарычев. – Какая тайна?

– Если бы я знал, – тяжело закашлявшись, горько ответил Евгений. – Из их вопросов я узнал больше, чем известно мне самому. Оказывается, статуэтка является ключом к получению каких-то сокровищ. Да разве в этом дело? Я очень виноват перед вами, Павел Петрович. Это из-за меня вы очутились здесь.

– Пустое, – стараясь поддержать упавшего духом Тоболина, небрежно отмахнулся бывший есаул. – Обдернулся! Не на ту карту поставил и…

– По телефону я говорил под дулом пистолета, – тяжело дыша, рассказывал Евгений. – А потом опять били. Но я не знаю ничего! Понимаете, ничего! В завещании отец распорядился отдать «Золотого Будду» монахам обители Синих Скал и все.

– И он тебе никогда не рассказывал о тайне статуэтки?

– Нет.

– М-да, положеньице, – протянул Сарычев, наводя ревизию в карманах своего костюма.

Оружие забрали, кобуру сорвали, денег и документов тоже нет. Остались носовой платок, портсигар, зажигалка и небольшая пилка для ногтей, завалившаяся за подкладку и, видимо, не обнаруженная бандитами при обыске. Сорвали галстук, вытащили из брюк ремень, часы исчезли. Все, как в натуральной тюрьме! Дела!

– Что будем делать? – словно подслушав мысли Сары-чева, спросил Тоболин. – Как ваша голова, болит?

– Кажется, Сенека сказал, что после тридцати лет человек или сам себе врач или дурак, – буркнул Павел Петрович.

– Но мне нет еще двадцати, – мрачно пошутил Евгений.

– Зато мне за сорок, – усмехнулся бывший есаул.

Мальчишка еще способен к иронии? Это хорошо, но его внешний вид Сарычеву очень не понравился – даже при слабом освещении заметно, как Евгений бледен. Дышит с трудом – наверное, повредили ребра, – лицо в кровоподтеках, в углах рта запеклась кровь, губы припухшие, разбитые. О, если бы Сарычев был вооружен и свободен!

Тщательно осмотрев камеру, Павел остался недоволен – стены массивные, прочной кладки. Единственное окно, вернее, отдушина, забранная крепкой решеткой, расположено в глубине амбразуры, чуть ли не под потолком, и в него не просунуть голову, если даже чудом сумеешь перепилить прутья решетки. Дверь сколочена на совесть, а пол сделан из каменных плит. В углу, вместо обычной тюремной параши, круглое отверстие – достаточно широкая труба, по краям обшитая толстыми досками, вплотную пригнанными друг к другу. Из отверстия тянуло смрадом выгребной ямы.