Операция «Танненберг» - Руслан Мельников

Бурцев остановился. Пришлось: помимо клинка Рупрехта ему в грудь смотрело уже с полдюжины мечей и копий императорской стражи. И там, за дверью, позвякивала железом и заглядывала в дверь целая толпа закованные в латы рыцарей и окольчуженных оруженосцев.

Поздно! Теперь о том, чтобы прорываться из комнаты переговоров, нечего было и думать. Да и как прорываться, безоружному-то. А окошки-бойницы махонькие, узенькие – не протиснешься, не выпрыгнешь.

Мелькнула было безумная мыслишка принять последний бой, но… Бросаться на мечи, разбивая кулаки о латы… Глупо.

– Нашему гостю оружия не возвращать, – хмуро распорядился император. – Глаз с него не спускайте. Сбежит – головой ответите. Его людей взять под стражу. Всех. И ведьму, которую они спасли, – тоже.

– Что вы себе позволяете?! – пытался еще качать права Бурцев. – Я посол братства Святой Марии!

– А вот это мы сейчас выясним, кто тут чей посол, – сказал Рупрехт. – А то что-то много нынче тевтонских послов бродит вокруг замка, где тайно гостит император. Подозрительно много.

– Но…

– Извините меня, комтур, или как вас там… Вы слишком многое успели узнать. Если мои подозрения не оправдаются, с вами ничего не случится. Но если, не приведи Господь, вы не тот, за кого себя выдаете, тогда лучше бы вам вообще не родиться на этом свете…

Кивок Рупрехта – и Бурцева взяли. Держали крепко, профессионально. Словно и не пальцы в железных перчатках, а стальные тиски сомкнулись на запястьях и локтевых сгибах.

Император шагнул из комнаты. Стража последовала за ним. Потащили с собой и Бурцева.

Предупредить! Сейчас главное – предупредить ребят. Дружина ждала своего воеводу на внутреннем дворе замка. При оружии, но без малейшего понятия о том, что происходит. Или сообразили уже? Не дураки ведь!

Сообразили…

Бурцев понял это, как только его, безоружного, с заломленными назад руками, в плотном кольце охраны выпихнули вслед за Рупрехтом на грязные камни замкового двора.

Дружина заняла круговую оборону под самым донжоном. И медленно продвигалась к башне, в которой Бурцева встречался с императором. В центре кольца – Аделаида и Ядвига. И снятая с костра ведьма – приодетая уже. Трехгрудая дамочка больше не дергается. Разобралась, видать, кто тут друг, кто – враг. Меж поднятыми щитами блестит обнаженная сталь. Бурангул и дядька Адам натянули тугие луки. От напряжения пальцы на тетивах побелели.

А со всех сторон сбегаются рыцари из императорской свиты и бойцы барона. Сам Альфред фон Гейнц – вон он, в первых рядах. На стенах – арбалетчики. Держат под прицелом внутренний замковый двор. Немцы толпятся во всех проходах. Отрезали уже от ворот. Впрочем, ворота все равно заперты. И за воротами гудит-надрывается сигнальный рог тевтонских послов. Настоящих, надо полагать.

Обстановочка напряженная. Одна стрела, один болт, неважно, куда и кем пущенный – и что-то будет. Ой, будет!

Они встали друг против друга у восточной башни. Люди Императора Священной Римской империи Рупрехта Пфальцского. И люди бывшего омоновца Василия Бурцева. Первых было много. Вторых – неполная дюжина. Если все же вспыхнет бой, вряд ли он продлится долго.

Но, может, хоть кто-то уйдет? Хоть как-то? На стену, а со стены – в ров.

– Сложите оружие – и он будет жить, – прозвучал в наступившей тишине сухой голос Рупрехта.

Бурцев кожей почувствовал холод заточенной стали. Сталь коснулась шеи где-то в районе сонной артерии. И рука старика Рупрехта не дрожала. Крут император и меч свой держит крепко.

– Нет! – прохрипел Бурцев. – Не сметь!

Оружие сейчас складывать нельзя. Ни в коем разе! Иначе перебьют всех, на фиг. Хотя… так и этак ведь перебьют.

– Считаю до трех, – обронил Рупрехт Пфальцский.

Бурцев качал головой, царапая горло о лезвие клинка. Только в этот раз верная дружина слушалась не его. Слишком верная потому что.

– Один.

Опустил булаву Гаврила. Поникла секира Дмитрия. Меч Освальда лег в ножны. И сабля Хабибуллы.

– Два…

Убрал стрелу с тетивы Бурангул. Его примеру последовал дядька Адам. Сыма Цзян пригнул к земле наконечник копья. Бессильно звякнула, обвисая, цепь кистеня в руке Збыслава.

– Три…

Оружие посыпалось наземь – Рупрехт убеждать умел.

Только под рукав Джеймса незаметно юркнул нож-кольтэлло. Почти незаметно.

– Не делай этого, – от цепкого императорского взгляда не укрылась хитрость брави. – Не надейся.

Нож упал тоже.

– Убить, Ваше Величество? – хмуро спросил фон Гейнц.

– Нет, просто разоружить. Они мне нужны живыми. Пока.

Меч императора не отрывался от горла Бурцева. Понурую, сникшую дружину оттеснили от брошенного оружия, копьями и мечами прижали к каменной стене.

– Так-то лучше, – Рупрехт удовлетворенно хмыкнул. – Кто там у вас за воротами, барон? Послы?

Хозяин замка замялся:

– Я не знаю… Я никогда прежде не видел ничего подобного…

– Ах, даже так?

Когда Рупрехт вновь обратился к Бурцеву, голос его звучал почти дружелюбно:

– Ну что ж, комтур, самое время взглянуть, кто прервал нашу с вами беседу?

А за воротами снова требовательно и призывно дули в рог. От долгой протяжной вибрации воздуха звенело в ушах.

Потом раздался иной звук. Тоже – громкий, но резкий, отрывистый, пронзительный.

Бурцев узнал автомобильный гудок.

Глава 14

Все происходило как во сне. И сон все явственнее оборачивался кошмаром. Бурцева вслед за императором втянули на стену. Отсюда можно было видеть воочию, КТО стоит под воротами замка. Во всей красе можно было видеть.

Перепачканный грузовик фирмы «Опель», с автоматчиками в черной эсэсовской форме. Еще в открытом кузове – прямо над кабиной – пулемет. Старый знакомый «MG-42».

Вокруг машины – плотное каре из всадников. Белые плащи, черные кресты. Латы – не кольчужки, не легкие панцири, а стальная одежда из цельнометаллических пластин. Щиты, мечи, шлемы с хищно вытянутыми мордами-забралами. Рыцарский эскорт эсэсовского авто… Над кабиной грузовика трепыхается флажок со свастикой. В руках у переднего всадника – штандарт с тевтонским крестом.

Рядом со знаменосцем – трубач в пестрой одежде герольда. Усердно надувает щеки. Изогнутый рог гулко и монотонно сотрясает воздух. Водитель грузовика помогает: стучит по клаксону.

Посольство, мля…

Нелепее картину трудно представить. Нелепее и грознее.

Бурцев шалел. Фашики?! Опять?! Но откуда им здесь взяться?

Откуда прибыл этот заляпанный грязью грузовик? С высокими бортами, за которыми так удобно прятаться от стрел. С пулеметом над кабиной. Неужели гнали по бездорожью из самой Пруссии! Или из Венеции? Или из Святых Земель? Или где там еще успело отметиться братство Святой Марии вкупе с эсэсовской цайткомандой?

Голова шла кругом. И никак не желала останавливаться.

– Это невозможно, – бормотал рядом фон Гейнц. – Та, вон, повозка подъехала к воротам сама! Без коней! Колдовство какое-то!

Рупрехт Пфальцский молчал. Ухмылялся и молчал. Минуты полторы. Потом процедил:

– Я наслышан о таких боевых колесницах, барон. Только не думал, что они существуют в действительности.

– Как прикажете поступить, Ваше Величество? – склонился к императору фон Гейнц. – На бесконной повозке – знак секретного посольства. Тот самый, по которому мы должны признать посланцев ордена и его союзников.

Знак? Посольства? Бурцев насторожился. Какой такой знак?

Рупрехт бесцеремонно сорвал с пояса пленника гиммлеровскую папку. Внимательно осмотрел свастику на коже. Потом – флажок на грузовике.

Император сунул пухлую папку Бурцеву под нос. Спросил:

– Откуда у тебя знак креста с обломанными краями? Кто ты? Кто тебя прислал?

Ах, так вот в чем дело! Теперь – только теперь Бурцев начинал понимать. За тайных послов ордена Святой Марии их приняли вовсе не из-за тевтонских крестов и одежд. Сами по себе белые плащи и черные кресты еще ничего не доказывают. Плащи можно сшить. Кресты – нашить.

А вот свастика – тайный знак и секретный пароль, о котором здесь, в пятнадцатом веке, знают немногие, – совсем другое дело. По воле случая знак этот оказался у Бурцева. А поскольку предъявителя знака ждали в Шварцвальдском замке, произошло то, что произошло.

Барон Альфред фон Гейнц, увидев папку с фашистским символом, счел ее достаточным доказательством. Да и император Рупрехт – тоже. Именно поэтому бреду, который до сих пор нес Бурцев, верили, не подвергая сомнению ни единого его слова. Увы, отныне кредит доверия исчерпан.

– Ты будешь отвечать? – Рупрехт ударил пленника. Папкой по лицу.

– Я посол ордена Святой Марии, – упрямо пробормотал Бурцев. Наверное, сейчас это было лучшее, что он мог ответить.

В конце концов, те, которые за стеной, в доказательство своих полномочий тоже могут предъявить лишь свастику.

Или не только?

И рог, и автомобильный гудок стихли.