Единый - Александр Цзи

Сильней всего, безусловно, стресс долбанул меня в первый раз. А сейчас обошлось легким удивлением и сильной радостью по поводу того, что все получилось. Если мне суждено совершить трансмировой переход в четвертый раз (не приведи судьба!), это для меня будет, как поездка от одной остановки до другой.

Витька опять заговорил в темноте:

— Там, в Скучном мире, мне снилось не только Поганое поле, Олесь. Снилась еще какая-то туманная равнина, большущая, пустая и тихая… Я по ней бродил — вроде бы долго, целыми днями… или годами. Искал выход, но выхода не было. Тот мир был будто зациклен сам на себя, как кольцо. И там всегда была ночь, не такая темная, как вот эти подземелья, но и солнце никогда не появлялось. Грустное место и какое-то… беспросветное, что ли.

Я настороженно слушал. Мне самому приснился похожий сон — в нем я встретил Витьку и…

— Там были другие люди, — сказал Витька, и я чуть вздрогнул. — Мужик, женщина, старик, старуха и…

— …и ты, — договорил я. — Вас было пятеро.

— Откуда ты знаешь? — ошалело спросил Витька.

— Мне как-то приснился такой же сон. Но мне не чудилось, что я брожу по тому месту годами. Я увидел пятерых людей, четырех из них узнал. Старик — это Решетников, старуха — баба Марина, мать Морока, женщина… женщина — это Кира Огнепоклонница… кажется. Тебя узнал. А мужика не узнал, у него было закрыто лицо.

— Нам обоим приснился один и тот же сон? Ты осознаешь, что это может значить?

— Осознаю. То, что это тоже не сон. А еще одно измерение, где мы успели побывать, но забыли.

Наступила тишина. Мы с Витькой не шевелились и не производили никакого шума. Будто растворились в непроницаемом мраке, как иные его обитатели.

Но я слышал свое дыхание и биение сердца.

— Неее, — протянул Витька с нервным смешком. — Это уже “ту мач”. Какое еще третье измерение? Лимб? — Он помолчал, потом шипящим шепотом сказал: — Хотя — почему нет? Если мы оба умерли, то должны были попасть в лимб! А потом… потом…

Он замычал, и я догадался, что он сжимает ладонями виски.

— Выбрось ты эти мысли из головы, — мягко предложил я и, нащупав его плечо, чуть сжал. — Нам не хватает информации, чтобы строить догадки. Придет время — узнаем.

— Блин! Аж бесит!

— Со временем к этому чувству привыкаешь.

— Да как можно к такому привыкнуть?

— Ты помнишь, что говорил в этом сне? И помнишь, что встретил меня?

— Нет, — ответил Витька жалобным голосом. — Не помню такого. Только то, что долго бродил и встретил этих людей.

— Ты меня укорял за то, что я долго тебя ищу. Если ты такого не помнишь, это может быть та часть сна, которая, по сути, и была сном. Я винил себя, и во сне эта вина проявилась… А про Единого ничего не помнишь?

— Нет. Хотя… Н-нет, не помню.

На меня прямо-таки повеяло Витькиным страданием. Он все еще пытался понять, осознать, вникнуть в то безумие, в которое мы вляпались, проанализировать его. Я-то давно пришел к выводу, что овчинка не стоит выделки.

Чтобы его как-то отвлечь, спросил:

— Айфон с тобой?

— Свистнули морлоки, — с горьким вздохом сказал Витька. — Я даже не заметил — ловкие, черти. Натуральные щипачи на рынке. Только хрен они его разблокируют, конечно. Да и аккумулятор скоро сдохнет.

— М-м-м… — протянул я и снова перевел тему: — Ты бы остался, если б отчим признал в тебе настоящего сына? А не просто бизнес-наследника?

— Не знаю. Наверное, все-таки нет, не остался бы. Но ушел бы не сразу. Все-таки я почти не сомневался, что настоящий мир — здесь, а не там… А вот теперь мне и этот мир кажется поддельным.

— А тот — настоящим?

— И тот поддельным. Во вселенной вовсе нет ничего настоящего.

Я не ответил. У Витьки — экзистенциальный кризис, вызванный не возрастом и пресыщенностью, а путешествием между мирами. А я не психолог, чтобы вправлять ему серые клетки. Если на то пошло, я и сам нуждаюсь в мозгоправе.

На меня снова повеяло — но не от пацана, а откуда-то со стороны двери. В этом веянии различались интерес и настороженность.

Мгновением позже прозвучал голос Гужа:

— Честно́е Собрание готово вас принять. На выход, господа!

***

На сей раз Гуж и еще кто-то всю дорогу молчащий (я его не слышал, но воспринимал магическим чутьем) вели нас лабиринтами подземных переходов еще дольше, чем в первый раз.

Мы несколько раз поднимались по коротким лестницам со ступенями разной высоты и ширины, проходили по крайне узким и низким лазам, или наоборот, пересекали обширные гулкие пространства. Гуж был настолько предупредителен и так классно предупреждал о низких притолоках и высоких порогах, что мы с Витькой ни разу не споткнулись и не приложились лбами. Собственно, посторонних предметов на нашем пути встречалось на редкость мало: не любят подземные жители, когда вокруг много хлама и излишеств архитектуры.

Пока шли, вокруг порой шелестели местные обитатели, внушая небольшой, но отчетливый ужас. Нуарные жители, конечно, похожи на обычных людей, разве что бледные, но уж чересчур тихие, и это почему-то пугает. Как правило, и не думаешь, насколько шумны и голосисты обычные люди: то болтают, то поют, то орут; а когда молчат, слушают музыку, радио, ютубчик, аудиокниги, крики соседей, у которых отношения — сплошная драма. Когда спят, то сопят, храпят, пердят, опять-таки нарушая тишину.

Под землей же властвовала тишина, но тишина, полная непонятной жизни. Оставалось гадать, чем занимаются все эти двуногие кроты. Не исключено, что мы пересекли рынок, общественную площадь и несколько университетских кафедр, где шли лекции.

Идти в непроницаемом мраке — удовольствие ниже среднего, и, окажись я здесь один, струхнул бы не на шутку, даром что здоровый и половозрелый мужик. Но я был не один, поэтому особого дискомфорта не испытывал. Витька страха не проявлял, хотя неизвестно, что он там испытывал на самом деле. Храбрый парнишка… А может быть, он просто еще не врубился по-настоящему в реальность происходящего.

— Пришли, — наконец объявил Гуж.

Мы остановились. Я поймал себя на том, что стараюсь ступать тихо, но шарканье все равно разносилось по округе, как звуки артиллерийского обстрела.

Чутье не торопилось воскресать в полной мере, но я уже без труда распознавал размеры помещений. Это была просторная комната с низким потолком. И здесь находились люди. Не знаю, сколько их было и где именно они стояли или сидели, но у меня по