Убийство - Смит Лиза Джейн

«Я сделала это! Я остановила воду! Это лед, прекрасный лед! – Она возбужденно втянула носом воздух, не боясь, что задохнется. – О боже, как хорошо дышать! Руна подействовала!»

Дженни не могла управлять Сумеречным миром сама, но руны работали на кого угодно.

Через несколько минут она поняла, что погибнет в любом случае.

Не утонет – значит, замерзнет до смерти. Как холодно! Она промерзла насквозь. Находиться здесь все равно что плыть в океане в такую же ночь, когда затонул «Титаник». Она умрет от переохлаждения – потеряет сознание и утонет. И пойдет ко дну.

И ничего нельзя с этим поделать.

Дженни была уже слишком слаба, когда вспомнила о руне Кеназ. Если бы она смогла вспомнить ее… Если бы она смогла найти камень или пошевелить пальцами…

Но камня не было, руки замерзли и не слушались, а мысли путались, как будто она засыпала, Кеназ… Дженни пошевелила негнущимися пальцами, но, конечно, никакого факела не появилось. Вода может превратиться в лед, но огонь просто так не разгорится. Она не изменит правила по своей прихоти.

Несвязные обрывки мышей крутились в голове. Уже не так больно. Не так сильно. И ничто не казалось срочным – все, что волновало несколько минут назад? перестало быть важным.

Помощь. У нее было смутное ощущение, что она может позвать на помощь. Но ей казалось, что существует какая-то причина, чтобы не делать этого.

«Меня не услышат. Вот в чем дело. В этом? Он в любом случае меня не услышит. Слишком далеко. Сейчас уже все равно. Ничто не имеет никакого значения. Гебо, – успела подумать Дженни, как раз перед тем, как соскользнула в воду. – Гебо, руна жертвоприношения».

7

«О, Том!»

Умирать не больно, но грустно. Больно думать о людях, которых она оставляла.

Она представляла себе родителей, думая о том, что они скажут, когда Ди и другие вернутся домой и все расскажут. Если Ди и другие вернутся домой и расскажут…

Ее мысли, беспорядочные и разрозненные, рассеивались, как пух одуванчика на ветру.

Мистер и миссис Паркер-Пирсон – родители Саммер – так страдали, когда потеряли Саммер. Дженни не хотела даже думать о том, что ее родители будут так же страдать.

А Том… Что будет с Томом? Может, Джулиан отпустит его. Нет причин держать его после смерти Дженни. Но это казалось невероятным. Джулиан – Сумеречный человек, а Сумеречные люди не способны на жалость.

Джулиан, должно быть, перенесет свой гнев на Тома.

«Пожалуйста, нет», – подумала Дженни… но это уже не имело значения. Даже ее грусть угасала сейчас – разбивалась и улетала прочь. Она умирала. И ничего не могла изменить.

Странно, однако, что мертвый человек может вдруг ощутить боль – физическую боль. Жжение. Ледяная вода уже давно перестала причинять страдание, и она не чувствовала собственного тела. Запертая в абсолютной темноте и тишине, онемевшая, чтобы что-либо ощущать. Казалось, что у нее вообще нет тела. Она была лишь скоплением блуждающих мыслей.

Откуда взялось это жжение? Сначала оно показалось далеким и легко преодолимым. Но не прекращалось, наоборот, становилось сильнее. Дженни почувствовала тепло: легкое, покалывающее тепло. И вместе с ним она снова стала ощущать свое тело.

Руки. Она чувствовала свои руки. И ноги – у нее были ноги. У нее было лицо, в которое вонзались тысячи крошечных жгучих иголочек. Она почувствовала.

«Открой глаза», – приказала она себе.

Не получалось. Веки были слишком тяжелы, все тело болело! Ей снова захотелось вернуться в темноту, где не было боли.

«Дженни! Дженни!»

Ее имя, произнесенное с любовью и отчаянием.

«Бедный Том», – отрешенно подумала она.

Она нужна Тому, и он, должно быть, сходит с ума от беспокойства. Ей надо идти к Тому.

Но было больно.

«Дженни! Пожалуйста, Дженни, вернись…»

«О нет! Нет, не плачь. Все будет хорошо».

Есть только один путь, чтобы все было хорошо, – вернуться, постараться забыть эту ужасную боль.

«Хорошо, тогда сделай это!»

Дженни сконцентрировалась на тепле, пытаясь приблизить его. Подталкивая себя к нему. Боль была ужасной – болели легкие. Но если есть легкие, значит, можно дышать, «Дыши, девочка!»

Было чертовски больно, и темнота засасывала, пытаясь снова утащить ее вниз.

«Так держать, Дженни! Продолжай бороться! О, Дженни…»

Она с усилием открыла глаза. Золотой свет ослепил ее. Кто-то растирал ей руки.

«Я сделала это ради тебя, Том!»

Но это был не Том. Это был Джулиан.

Это он растирал ей руки и звал ее. Золотой свет плясал в его волосах, на лице.

«Это огонь», – поняла Дженни, которая находилась теперь в другой, сухой пещере, немного просторнее предыдущей. Девушка лежала в чем-то наподобие гнезда из белого меха, очень мягком, удобном. Тепло возрождало ее к жизни.

Боль немного утихла, однако внутри Дженни по-прежнему ощущала твердый кусок льда. Она была слишком слаба и измождена, чтобы мыслить ясно. Это Джулиан, не Том – но она не могла до конца осознать это.

Он не был даже похож на Джулиана, потому что Дженни никогда не видела Джулиана испуганным. Но сейчас синие глаза потемнели от страха и широко раскрылись, как у ребенка, – от избытка чувств. Лицо Джулиана, всегда казавшееся высокомерным и надменным, даже в свете огня было бледным и худым – как будто кожа обтягивала кости, а от улыбки, всегда игравшей на его губах, не осталось и следа.

Но самым странным было то, что Джулиан, похоже, дрожал. Он прекратил растирать ладони Дженни, и крупная дрожь пробежала по его рукам. Дженни заметила, как часто он дышит, по тому, как поднимается и опускается его грудь.

– Я думал, ты умерла, – глухо сказал он.

– Я тоже так думала, – судорожно выдохнула Дженни.

– Вот. Выпей, это должно помочь. – И в следующую секунду он, поддерживая голову, поднес дымящуюся чашку к ее губам.

Жидкость была горячей и сладкой, она проникала теплым потоком в холодный комок внутри, избавляя от него и унося последние остатки боли.

Дженни почувствовала себя расслабленно; она лежала спокойно, впитывая жар огня.

Как странно… Джулиан был нежен… но ведь он никогда не был нежным. Он принадлежал к тому типу людей, которые не испытывают подобных чувств. Они черствы, не способны на жалость.

Она, возможно, даже не приняла бы его помощь, но он выглядел затравленным – как будто испытал смертельный страх.

– Я думал, что потерял тебя, – проговорил он.

– Значит, это не ты наслал воду?

Он лишь посмотрел на нее.

Не время упрекать друг друга. Может, ей следовало что-то сказать – например, о том, что он сделал ей в прошлом.

Он преследовал ее всеми мыслимыми способами.

Но сейчас, здесь, в этой маленькой пещере, в окружении скал, где не было никого, кроме них, а единственным звуком было мягкое потрескивание огня… все казалось таким далеким. Частью прошлой жизни. Джулиан не был похож на Сумеречного человека, не был похож на охотника. И потом, если он и был хищником, его жертва находилась перед ним, изможденная и беспомощная. У него никогда не было лучшего шанса. Если бы он захотел ее, у нее просто не хватило бы сил сопротивляться.

Вместо этого он, почерневший от беспокойства, смотрел на нее странным изумленным взглядом.

– Ты бы переживал, если б я умерла, – сказала она медленно.

Он секунду пристально вглядывался в нее, потом отвел взгляд.

– Ты что, и правда не знаешь? – произнес он не своим голосом.

Дженни не ответила. Она приподнялась на белом мягком ложе и села.

– Я уже говорила, что думаю о тебе.

– Да. Но…

Джулиан не скрывал, что любит ее, – но Дженни никогда не ощущала нежности в его чувствах.

Она должна была это сказать, но почему-то показалось неуместным признаваться в этом тому, кто выглядел таким потерянным. Как ребенок, который ждал удара.

– Но я никогда не понимала почему.

– Правда. – Это был даже не вопрос.

– Мы такие разные.

Безумие говорить об этом. Но они оба смотрели друг на друга спокойно, как никогда прежде. Пристально – но без вызова.