Гнездышко - Сидони-Габриель Колетт

– Но ты в этом совершенно уверена?.. – отважилась она спросить спустя минуту.

– Уверена?

Покрасневший носик посреди золотистых волос; подурневшая, счастливая, с блестящими от слёз лицом, Эрмина возмущалась:

– Уверена! Как ты можешь… Мужчина, перевернувший свою жизнь, заставивший жену просить о разводе, такой мужчина…

«Классический случай, – думала Алиса. – Она уже гордится содеянным ею злом, болью, которую она причиняет…»

– …И знаешь что, Коломба, – воскликнула Эрмина, переменив тон. – Только в самом конце звонка он сообщил, что она просит развода! О! – гудела она со смехом, полным возбуждённого восхищения, – ох уж этот тип, не знаю, что я с ним сделаю! Коломба, как тебе это?

«Она обращается только к Коломбе, – думала Алиса. – Я вне игры».

– Вредный тип, – призналась Коломба. – А что такое, по его мнению, уехать?

– Не знаю… – сказала Эрмина, пудрившая в эту минуту своё измученное лицо и приглаживавшая влажным пальцем брови и ресницы. Она застыла в задумчивости с зеркальцем и пуховкой в руках.

– Может быть, на Мадейру?

Развившиеся волосы касались её обнажённых плеч. Она глядела в пустоту, пытаясь различить там будущее, которое спас случай, и остров Мадейра, само название и вино с которого – золотые…

– Мадейра? – повторила Коломба. – А почему Мадейра? Странная мысль…

Эрмина посмотрела на сестру с детским лукавством:

– Послушай, это ведь не хуже, чем По!

И расхохоталась. Коломба вторила ей октавой ниже.

«Они ведут парную игру, – думала Алиса. – Сейчас они принадлежат одной касте. Надолго ли?» Смех оборвался. Эрмина преувеличенно ласково обратилась к Алисе:

– Мы сегодня тебя затормошили…

«Я стесняю их… Я не из их компании… Покуда я здесь, они больше не будут куражиться друг перед другом…»

В дверь трижды постучали. Эрмина вздрогнула, но Коломба опустила глаза и без всякого удивления поднялась:

– Это Каррин… Он сказал, что придёт, если будут какие-то новости… Только бы не…

Она затянула пояс своего купального халата, заправила за ухо прядь волос и открыла. Высокий, с козьим профилем, тощий, в болтающемся на нём выцветшем до белизны плаще, Каррин первым делом направился к Алисе.

– Алиса, дорогой друг…

Он крепко сжал её в объятиях, чтобы посмотреть на неё.

– Я страшно доволен, что вы такая красивая… Красота – лучший симптом…

«Ну-ну! Этот неловкий Балаби прекрасно знает, что следует сказать…» Алиса улыбнулась этому сатиру со скрученными в пружинки светлыми с проседью волосами и очень красивыми, слегка навыкате, светло-карими глазами, полными постоянной мольбы. Эрмина бросила ему: «Привет, Балаби!», словно обращаясь к малышу. Коломба не сказала ничего; но помогла ему снять плащ, аккуратно сложила его, а затем села и натянула подол халата на ноги, прикрыв даже пальцы – крупные и совершенные по форме.

– Эрмина, запахнись, – шепнула Алиса на ухо сестре. Эрмина повиновалась, но не преминула бросить на неё полный насмешки взор:

– Из-за него? Думаешь, стоит?

По неуверенности Каррина Алиса догадалась, что он собирался выразить ей сочувствие в связи со смертью Мишеля, и решила избавить его от этого.

– Кажется, у вас много нового, Балаби? Коломба мне рассказывала… Итак, По, дирижёрская палочка, Биарриц и всё прочее?

– Да… Я, собственно, и пришёл-то… Я помешал вам…

– Да нет же, старина. Это блестящее предложение, верно?

– Да. Вот именно… Не то чтобы я боялся профессионально оказаться не на высоте…

Он смотрел на Коломбу, и его неспособность хвастаться одновременно и трогала, и раздражала Алису. «Подбородок у него маловат. Если бы низ лица был покрупнее – да и плечи тоже, – Каррин был бы видным мужчиной, а может, стал бы и великим человеком…»

Разглядывая старого друга, она вновь обретала способность критической оценки и свою особую прозорливость, притупившиеся со времени смерти Мишеля и последовавших за нею юридических стычек. Присутствие Каррина, робость Коломбы, её девическая мягкость возрождали в Алисе естественный интерес к мужчине. При взгляде на покатые, как у бутылки из-под рейнского, плечи Каррина, на которых болтался пиджак, ей на память приходили мощные грудные мышцы Мишеля, красивая спина Ласкуметта. Мимолётно вспомнился и давнишний компаньон Мишеля, Амброджио, восхищавшийся контрастным сочетанием её иссиня-чёрной чёлки и удлинённых серо-зелёных глаз и терявший от этого дар речи… Живая волна эгоизма и кокетства возобновила свой бег, увлекая Алису за собой. «Что, из-за Каррина? Вот именно, из-за Каррина, из-за двух этих дурочек…»

Поджав под себя ноги, Эрмина сидела в углу гнёздышка и изучала Каррина с презрительным вниманием. «Она считает, что её возлюбленный лучше… Это ещё неизвестно… Мой тоже был лучше. Ну а для Коломбы Балаби – это жемчужина Голконды… А собственно, о чём он там рассказывает, этот Каррин?»

– …Директор казино вернулся, когда мы садились… когда я садился за стол – моя жена не ест… Я хочу сказать, что она на строжайшей диете, но это не принесло никакого улучшения…

Архангел в купальном халате бросил на него сверкающий и суровый взор, а затем, опустив глаза, обрёл прежнюю кротость.

– …Он настоятельно просил дать ему ответ немедленно, потому что предложенные условия нас устраивали, верно, Коломба? Вот я и пришёл, чтобы спросить Коломбу, прошу извинить меня за это…

Голос его был так красив по тембру, что не хотелось его прерывать, и Алиса с наслаждением слушала.

Наклонив голову, Коломба внимала ему всем своим слухом музыкантши; даже с лица Эрмины сбежала её усмешечка, и она кивком головы поддакивала если не словам, то звукам.

«Сегодня вечером, – думала Алиса, – решается не только судьба двух этих влюблённых девочек, но и вопрос моего собственного одиночества. Потому что и та, и другая уедут. Они уже сейчас двинулись в путь… Мы не способны устоять перед мужчиной. Только когда он умирает, мы не можем последовать за ним…»

– Итак, Алиса, что вы об этом думаете?

Она улыбнулась задавшему этот вопрос, не заставляя его повторять то, что пропустила мимо ушей.

– Думаю, что всё это чудесно, старина. И для вас, и для Коломбы.

– Да? Правда?

– Правда. Коломба, помнишь, я же тебе говорила. Она заметила, что старшая не произнесла ещё ни одного слова. «Молчит… Как она преданна и готова на всё ради этого некрасивого, второразрядного мученика, этого робкого козлика, ну а в общем хорошего парня…»

Каррин стоя в порыве чувства сжимал руку Коломбы. Она поправила ему галстук, одёрнула на спине плохо скроенный пиджак и сказала только:

– Если завтра у тебя не будет времени, я схожу к Эноку сама.