Питерский битник - Игорь Рыжов

Сходил за своим охотничьим ножом и удалился с продуктом к чердаку поближе.

Опосля принёс освежёванную тушку «а-ля кролик», отбил мясо на кухне и вымочил в уксусе.

Готовил сам.

После чего Аркашка Грек, глядя на то, как Антошка Кот, невинно поправляя очки с толстыми линзами, уплетает кошатину, произнёс:

— У, бля! Каннибал хренов! — и ушёл на кухню макароны хавать.

Красное вкусное мясоВ красном испанском вине…Страстный приветик с приплясомГрустно текущей слюне…

О СЧАСТЬЕ

У меня во дворе пару лет тому бомж в чьём–то «Запорожце» разбитом жил.

Бывший «конкретный» бандюган до той поры, пока свои же его на бабки не поставили. Я ему периодически на «Льдинку» подбрасывал, так вот он счастлив был от такой жизни необычайно: хозяин машины на неё забил, хату у него отняли, жена — слилась моментально, менты на него плюнули, заботы — сведены до минимума!

Он был абсолютно счастлив, и напоминал мне моего соседа, Ваньку Воропаева, который в этой нирване, дай Бог, до сих пор существует!

ЛЮБИМОЙ.

Мне не спится. Я проснулся ненадолго: сейчас покурю — и обратно, а ты говоришь: «Зачем ты так много куришь?» Я неправ, я знаю, но ничего с собой поделать не могу. Может, я был создан в назидание желающим сделать свой посильный вклад в развитие табачной индустрии?

Всё это абсолютно не важно. Важно то, что я люблю тебя, и ты меня извинишь за это.

Ты сейчас спишь. Твои реснички порхают, перелистывая странички снов: добрых — ласково, а плохих — беспомощно. Это неважно, плохие сны уйдут и останутся лишь хорошие. Они почешут ласково тебе спинку и поправят одеялко моею рукой, не замерзай, солнышко!

Я рядом, я всегда с тобой рядом, и сейчас за нас с тобой я слушаю с улицы «Шр–р–р» уборочных машин и вслушиваюсь в такую редкую тишину.

Спи, моё солнышко! Всего–всего нам! Спокойного сна!Дождь по карнизу ночью, белый фонарь в окошко.Спи, моя дивная кошка, доченька и сыночекДевочка, мать, богиня! Все, что не с нами, — в прошлом.Все бы отдать за то, чтоб, нам бы не стать другими.Тихо шепчу невесте: «Елочка, да под снегом!»,Только бы в эту реку нам не войти не вместе.Дождь по карнизу топчет, стих за окошком ветер,Что–то ведь есть на свете, то, что бывает общим?Что–то ведь есть, я знаю! Что–то ведь есть такое!Дай тебе Бог, родная, счастья, любви, покоя…

ДЕТИ

Проснулся от эрекцииС любимой в тишине,И произвел коррекциюЧисла детей в стране.

О МУЗЫКЕ

Женька Джексон, по слухам, преподавал французский язык и обучал игре на фортепиано. Насчёт первого — ничего сказать не могу, поскольку сам не владею, а насчёт второго…

…Когда сносили Берлинскую Стену и всё это крутили по ящику, мы с ним под телегу посмотреть это дело совместно, прихватили пару авосек портвейна, плюс двух барышень, и отправились ко мне.

Ночного TV ещё не было, трансляцию действа с «Флойдами» и прочими дотянули часов до четырёх утра, а дальше смотреть было нечего, да и незачем.

Мы с моей уединились в соседней комнате, а душа Жени, словив драйв, требовала выхода наружу и он, оседлав винтовой стул, оккупировал пианино.

Какая может быть женщина в такой момент, когда естество поёт, море вина и инструмент рядом! Его сударыне только и осталось, что пить горькую до утра и слушать его экзерсисы. А мы…

Впервые было полное ощущение, что трахаешься в Филармонии! Хотя нет, вру: было ещё пару раз впоследствии, когда Костя Швейк или Сашка Владимирский ночевать оставались! Одного не могу понять — как соседи ментов не вызвали, может, тоже отмечали?

О РЕЛИГИИ И ВЕРЕ

Я верю в молочного зажаренного поросёнка с хреном. Действительно верю, и знаю, что он существует.

Но у меня его нет.

Это так, начало.

Отношусь к религиозным праздникам (любых конфессий) с превеликим уважением, но не принимаю в них непосредственного участия. Отчего? Наверное, прожив ложной театральности в жизни, показушного прилюдного размашистого осенения себя крестом, особенно бывшим партаппаратчиком (или ныне действующим), да ещё по телевизору, у которого «Христос воскресе!» на подкорке автоматом сливаются со «Слава ….!».

Я не против веры, я против клира, против фальши, эрзаца.

«Литургия» — «Общее дело» (греч.).

«Коза Ностра» — «Наше дело» (итал.).

Настораживает.

Мой Бог — у меня внутри, как часть Единого. С Церковью меня роднят лишь некоторые обряды. Извиняюсь, ежели кого обидел.

….

Вот–вот, я не против воцерковления, это, в конце концов, сугубо личное дело каждого. Кому с чем легче и сильнее, в конце концов.

Все мы, в критические моменты жизни, всё–таки повторяем «Господи!», порой, даже не осознавая, как мы к Нему относимся, да и относимся ли. Всё это фигня, Он сам относится к нам, желаем мы того, или нет.

Я просто не приемлю, когда на этом варят бабки, да ещё пытаются липким пальчиком грозить: «А ты ещё не сдал своё последнее в мою мошну необъятную? Анафема тебе!».

Не моё это. Живу, как умею и верю тоже.

Потом всех рассудят, и тех, и меня, грешного. А уж за кем геморроев больше — не нам судить.

……………………….

Знаешь, сейчас задумался. По моим давним подозрениям, Господь всех рабов своих недостойных, но чем–то начинающих выходить за рамки обыкновения, сразу же прибирает к своим рукам. Примеров тому — числа нет. Резервация у Него Там, что ли?

Мера приближения к Совершенству — Смерть. Критерий долголетия — усреднённость. Гении здесь (к коим я себя, ни в коем случае не причисляю!) — обречены по мере достижения Совершенству.

А оно Ему здесь — не трэба. Дабы человек не загордился.

На все проблески — реакция моментальная, Брюс Ли, блин.

Может Он во мне что–то предположил и решил убивать меня по частям?

Я его расстрою: я — земной, тёплый, любящий.

Мне Туда, по–моему, ещё рановато.

………….

Солнышко, не хотел тебя пугать, но опять приступ. Дошёл до того, что начал писать завещание, правда. Мокрый, грязный, ненавижу себя.

Ради Бога, постарайся не брать это в голову, ты — это МЫ, помни всегда это. Архангел даст — доживу, я весь мокрый, пальцы с клавы соскальзывют.

Я знаю одно — если ты меня любишь, то всё будет хорошо! А всё остальное — рядом, и обязательно рядом. Будет всё. Мы на грани сотворения мира. Ещё одного. Он не будет против.

10 мая 2010.

Love me, tender…

Люби меня нежно, люби меня сладко,В доме темно, на улице гадко.Поставь на огонь вчерашний обед, —Нам спать с тобой три тысячи лет.А в двери войдёт фиолетовый кот,Часы остановит: смерти завод.Столетия прочь, великая ночь!У нас будет сын, у нас будет дочь.А мы их убьём, мы будем вдвоём,Нас некому старить, и мы не умрём.Нас незачем помнить, нас можно забыть, —И мы всех забудем, и будем любить.Ведь утро придёт со стаканом дождя,И кот будет плакать, от нас уходя.Ты тоже уйдёшь, выпив дождь без остатка,Люби меня нежно, люби меня сладко…

Остаюсь

Разгадать бы Ночь, как ребус, прицепить медаль на бантик.Незаполненный троллейбус, незаконченный романтик.Дома — сыр и чашка кофе, дома — всё, чем жив сегодня,Звёзд рассыпанные крохи, светел был пирог Господень.Два шага до горизонта, манит кто–то, умоляет,Я не вижу — вот позор–то! Я её лишь представляю!Лодка в небе, землю клонит, лодка в небе, лодка в небе.Я б уплыл бы, да догонит: «С кем бы? Как бы?», — просто, с ней бы…

*****

Я в предсказания не верю,Пророчеств вьюга — день вчерашний.Уж приготовил яд Сальери,А я всё пью, и мне не страшно.И я, в простуженном трамвае,Зеваю, ведь ангина — бред.Живая, милая, живая!Та бабочка, что в октябре!

*****

Пустячок

«Я с вами, вроде бы, знаком», — она, в ответ: «Возможно»,И плакал ветер сквозняком, часы ушли безбожно,И вечер обещал роман карманного формата,Снег часто падал на дома ноябрьскою ватой.«Я безнаказанно влюблен», — она, в ответ, — «Не верю!».И раскаленный листик клен оставил перед дверью,А ветер напевал романс, томительно красивый,Он был наказан, и обман она ему простила.

*****