Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер

В отличие от старших коллег, взрослевших в шорах Викторианской эпохи, Мастерс считал себя современным врачом, не боящимся ни такой сложной темы, ни того, что о нем подумают. Но он понимал всю ценность их советов, так что решил последовать им. «Опыт, полученный в Институте Карнеги, был в моей жизни определяющим, – писал Мастерс. – И те четыре требования, которые мы назвали в Балтиморе, определенно повлияли на мой ход мыслей». С долгосрочным планом в голове Билл вернулся в Рочестер, чтобы доучиться последний год, гадая, специализироваться дальше в психиатрии, или же в акушерстве и гинекологии.

Элизабет Эллис терпеливо ждала того дня, когда станет женой Билла Мастерса. С тех пор, как они танцевали на вечеринке в «Альфа Дельта Фи» еще на первом курсе, она решила, что он – тот самый, единственный. Когда Мастерс уехал учиться в Рочестер, они продолжали встречаться – иногда урывками, но никогда не прощаясь – она работала секретарем на фабрике в Ютике, штат Нью-Йорк, более чем в ста милях от него. Даже если она и знала о его тоске по Доди Бейкер, то не подавала виду. Она также не задавалась вопросом, женится ли ее возлюбленный на ней просто для того, чтобы заглушить боль отказа другой женщины. Умный, сильный, трудолюбивый Билл Мастерс был человеком, на которого она могла рассчитывать – таким, о котором Элизабет Эллис мечтала всю свою жизнь.

Бетти Эллис, больше известная как Либби или просто Либ, как часто звал ее Мастерс, относилась к нему с большей любовью и уважением, чем любая другая женщина в его жизни. Она была уравновешенной и решительно преданной тем, кого любила, как бы сильно они ее не разочаровывали. Не обладая особой красотой, она была стройной миловидной девушкой с сияющими глазами и пухлыми губами, всегда с тщательно уложенными темными вьющимися волосами. Одевалась она по своим скромным средствам, но при этом выглядела так, словно сошла с рекламы магазина женской одежды «Талботс» или «Маршал Филдс». Они оба знали, что Либби идеально подходит на роль жены доктора. Эддисон Уордвелл, товарищ Билла из братства в Гамильтоне, рассказывал, что их симпатия была взаимной. «У них был роман, пока Билл учился в колледже, – вспоминал Уордвелл. – Бетти говорила, что они довольно много времени проводили вместе. Но Билл редко распространялся о том, чем занимался и что собирался делать». Спустя годы Билл описывал свои отношения с Либби не как роман, а как соединение двух судеб. «Поначалу мы встречались от случая к случаю, – писал он. – Но чем чаще мы виделись, тем сильнее понимали, что у нас общее будущее».

В Гамильтоне строго ограничивалось близкое взаимодействие с теми, кого образованные джентльмены называли «слабым полом». В «Альфа Дельта Фи» танцы устраивались всего дважды в год. Парней старательно отделяли от девушек. Юноши, живущие на втором этаже, уступали свои комнаты девушкам, остающимся на ночь, несмотря на бдительность целой гвардии надсмотрщиков. Разумеется, Биллу нравилась мысль о том, чтобы встретиться с такой девушкой, как Либби, в саду, целоваться и обниматься под луной среди цветущих деревьев вдали от глаз сурового коменданта или назойливого воспитателя. Уордвелл вспомнил один случай, когда Билл непроизвольно бросил вызов социальным стандартам гендерной целостности и чистоты в Гамильтоне, массово существовавших в колледжах перед Второй мировой войной. Во время каникул, когда почти все остальные ребята разъехались, Билл проснулся с мыслью о том, что надо бы поработать над своим научным проектом, а уж потом забрать жившую неподалеку Либби. Когда пара подъехала к «Альфа Дельта Фи», день был уже в разгаре. Билл решил проверить проект, в протокол которого входило помещение куриных яиц в инкубатор для наблюдения за развитием эмбрионов. Он достал одно яйцо и стал раскалывать его прямо на столе. В это время один из дряхлых профессоров, вызвавшихся следить за порядком в братстве, обнаружил молодую пару, пристально вглядывающуюся в теплое яйцо, и заподозрил самое худшее. «Как блюститель порядка, он решил, что творится нечто неподобающее, – вспоминал Уордвелл. – Он решил, что Билл и Бетти вместе провели здесь ночь, а теперь проснулись и намереваются позавтракать». Профессор не стал делать замечание Бетти и Биллу, но позже выступил перед всем братством с лекцией о том, чем не стоит заниматься с гостями женского пола.

Во время наставлений профессора Билл молчал. Жизнь научила его делать каменное лицо и контролировать любые проявления стыда, неловкости и прочих эмоций. Когда профессор ушел, Билл радостно взревел с широкой удивленной улыбкой.

– А старичок-то сам не промах – знает, о чем говорит! – сказал Билл с насмешкой.

Еще до встречи с Биллом Мастерсом Элизабет Эллис испытала множество горя и разочарований. Ее мать умерла, когда Либби было десять лет – достаточно много, чтобы запомнить мать и скучать по ней, и слишком мало, чтобы понимать ее советы и следовать им. Ее смерть стала ударом, от которого ни Либби, ни вся семья Эллис так и не оправились. После смерти жены, в начале 1920-х, отец, Гай Эллис, исчез. Не предупредив, не объяснившись – просто исчез и все. Он бросил Либби и двух ее сестер, Марджори и Вирджинию, и их некогда комфортную жизнь в Гросс-Пойнте, штат Мичиган, маленьком пригородном поселке на берегу озера, возле Детройта. Гай Эллис отправился во Флориду, в теплые края, такие гостеприимные для человека, удирающего от своих обязанностей. Для Либби отец стал навеки потерянным призраком.

Либби и ее сестры остались жить в семье дяди Стива, очень богатого и доброго соседа, и его жены – они не были родственниками Либби, но пожалели девочек и выделили им комнату в своем доме. Не успела Либби окончить школу, как Великая депрессия принесла новое горе в ее семью. С обвалом рынка в 1929 году на дядю Стива обрушилась череда неудач, погрузившая его в глубочайший эмоциональный кризис, закончившийся самоубийством. Став свидетелем шокирующей кончины обеих ее семей, Либби поняла, что ей нужен мужчина, способный выстоять перед любыми жизненными невзгодами.

Спустя пять лет ожидания, Мастерс наконец сделал Либби предложение. Во время летних каникул перед четвертым курсом в Рочестере, они скромно сочетались браком в Детройте, единственном месте, который она считала своим домом. «Он сказал ей, что не готов пока остепениться, поскольку должен учиться и работать, чтобы сделать себе имя, – вспоминал ее двоюродный брат Таунсенд Фостер – младший. – Этим он обескуражил ее, но она слишком долго ждала, так что они поженились». Молодожены сняли небольшую квартиру в пешей доступности от университета и больницы. «С финансами было туго, но мы были довольны и