Птички - Жан Ануй

Шеф. Нет, моя девочка. А что вы еще могли сказать?

Труда (залившись краской). Не знаю. Девочки уже смеялись надо мной и говорили мне, что я разговариваю во сне, они пересказывали мне мои слова. Но я, конечно, никогда такого не говорила. (Смущенно.) Ведь вы их знаете, мсье. Они не злые, нет, но они такие насмешницы.

Девочки (смеются). Не сойти нам с этого места! Не сойти нам с этого места!

Шеф (в раздражении). Что еще?

Девочки. Не сойти нам с этого места, дедушка! Мы с ней спим в одной комнате две недели и уже знаем ее репертуар. Хочешь, мы тебе повторим монологи гретхен. Нам очень хочется! Особенно последние. А ты, папочка, что скажешь?

Арчибальд (неожиданно тоном благородного отца семейства). Ну хватит! Все здесь уже сыты вашими дерзостями. Немедленно отправляйтесь спать! Три часа утра! В такое время детям нечего делать в гостиной. (Подталкивает девочек.) Ступайте! Брысь отсюда! И поживей! Вы меня доведете! Я вас в пансион отдам.

Девочки (отступая). Конечно, тебе этого хотелось бы. Тебе тогда было бы спокойней, что говорить! Две такие невинные и глазастенькие крошки, как мы. Это, конечно, папочка, стеснительно. Правда ведь? А?

Арчибальд (неожиданно выходит из себя, бьет дочерей по лицу). Вот вам! Получайте свое законное! Оплеухи первые, но дать их вам надо было двенадцать лет назад!

Девочки (воют). Убийца! Мамочка, он бьет нас.

Люси (бросается к Арчибальду). Это противно всем нашим принципам! Мы никогда не били детей!

Арчибальд. Плевать мне на принципы! Надо же когда-то начинать! Марш в постель! Немедленно! Ни слова больше!

Шеф. Да что с вами, старина, случилось?

Арчибальд (тащит девочек на галерею). Отец я им или нет?

Шеф. Вы только сегодня об этом догадались?

Девочки (вне себя). Паразит! Жаба! Палач детей! Вы его не знаете! Вы еще не знаете, на что он способен!

Люси (вырывает дочерей из рук Арчибальда). Арчибальд! Я приказываю тебе. Отпусти их! Ты смешон! Ты же всегда как тряпка! Что за странный припадок отцовской строгости?!

Арчибальд. У нас у всех здесь достаточно драматическое положение. У меня особенно. Так могут у меня нервы сдать или нет? Три часа утра. Я считаю, что детям в такое позднее время нечего делать в гостиной. Вы согласны со мной? Они должны спать, как все дети в их возрасте. Вот и все!

Девочки (хихикают у матери за спиной). «Вот и все»! Черта с два! «Я считаю»! Дудки! Ты лучше скажи, папочка, что ты здорово вляпался!

Люси (недоумевая). Но почему?

Девочки (передразнивают). «Но почему?»

Длинная пауза. Все смотрят на Арчибальда, который пытается взять себя в руки.

(Неожиданно успокоившись; друг другу.) Черт побери! Ты как, согласна? А вот ничего больше не скажем. Вы ведь этого хотели? Теперь мы – сама скромность! Вам же хуже будет. И чтобы доказать, какие мы послушные девочки, мы сейчас же пойдем спать. Действительно, уже так поздно! А завтра утром в школу! Завтра сочинение! Спокойной ночи, папочка! Спокойной ночи, мамочка! Спокойной ночи, фрейлейн! Счастливых снов…

Всеобщее оцепенение. Девочки покорно поднимаются по лестнице и исчезают на галерее.

Арчибальд (немного приходя в себя). Понятия не имею, что эти сумасшедшие хотели рассказать. Уверен, что и фрейлейн Труда не знает. Не так ли, фрейлейн?

Труда (внезапно разразившись бурными детскими слезами). О! Мсье Арчибальд! Какая трусость! Я никогда не лгала! Никогда! Я всегда признавала свои ошибки. Всегда! (Рыдая, подходит к Шефу.) Простите меня, мсье. Вы не закончили еще диктовать мне ваш роман. Я очень хотела быть вам полезной. Мне это было очень приятно, потому что я вас очень люблю! Очень. По сравнению с Германией вы здесь все такие шлюхи! (Плачет еще громче.) Лучше мне вернуться домой! Там меня никто ни в чем не упрекнет. Завтра в шесть поезд. Я им уеду.

Роза (подскакивает). Хорошенькое дело! А кто будет заниматься моим ребенком?

Труда (в слезах). Вы.

Роза (встает в ужасе). Вы совсем с ума сошли! Не бросите же вы меня с ребенком на руках. У вас нет никакого чувства ответственности!

Труда (с галереи, с достоинством). Неправда. Есть! Много! Именно поэтому я и должна исчезнуть!

Шеф (кричит). Ради бога! Я обожаю тайны, но когда я сам их сочиняю! (Догоняет Труду на лестнице, обнимает.) Девочка моя, расскажите мне, мне одному, в чем дело?

Труда (отбивается). Ни за что! Особенно вам, мсье.

Шеф. Почему?

Труда (в слезах, окончательно растерявшись). Потому что… Потому что вы мне как отец. Я вас слишком уважаю, мсье.

Шеф (раздосадованный). Она мне начинает надоедать со своим уважением. (В растерянности кричит.) Вы что-нибудь понимаете?

Артур (зло улыбаясь). Стареешь, крокодил. Пора чучело набивать. Столько преступлений насочинял, а простой допрос не можешь провести. Где же твоя индукция, где же твоя дедукция? Хорош Шерлок Холмс!

Шеф. Ты о чем?

Артур (обескураженно). Да, папочка, пора тебе за сентиментальные романы приниматься. В вокзальных киосках этот товар тоже хорошо идет. Детективы, похоже, уже никто писать не умеет. Ну, сделай же маленькое мозговое усилие! Ну! Ну! Посмотри-ка на немочку и Арчибальда! Как их корежит! Да последний сыщик в полиции и тот бы уж догадался!

Шеф (остолбенев). Как?! Ты думаешь…

Артур (мягко, почти нежно). Да. Многое тебе простится, потому что в глубине души ты очень наивен.

Шеф (краснеет). Какая гадость!

Артур (жестко). Ты это кому говоришь?

Шеф (краснея еще больше). Но это физически невозможно. Днем она у меня на глазах, а ночью спит у девочек. Я их сейчас спрошу.

Труда (кричит). Нет! (Тихо, жалобно.) Нет, мсье. Пожалуйста, мсье.

Шеф (внезапно смутившись, останавливается. После паузы, охрипшим голосом). Простите, фрейлейн. Я смешон. В конце концов, вы свободный человек. Но так как это случилось у меня в доме, под моей крышей… Правда, она уже давно дырявая.

Труда (мягко). Простите меня, мсье. Я уеду завтра утром.

Шеф (недоволен собой). И что это я себе позволяю… Мы все здесь, и, к сожалению, вы могли в этом убедиться, ведем достаточно свободный образ жизни… В конце концов, вы… Я уже привык к мысли, что… Но все свободны… Каждый человек свободен… (Неожиданно кричит.) Но все-таки, боже мой, как вы могли?! С этим грязным типом?

Арчибальд (исполненный достоинства). Прошу вас, папаша. Это не причина для того, чтобы быть грубым.

Шеф (вне себя). Нет, причина!

Арчибальд. А что я такого, папочка, сделал? Ну, Грацциано я, на худой конец, понимаю… А вы-то? Она вам что, дочь?… Хотели сами с ней переспать? Ну, простите. Нужно было предупредить!

Труда (неожиданно горячо и с достоинством). Не извиняйтесь, мсье Арчибальд! Мне так стыдно! Вы не должны перед ними унижаться! Мы с вами должны гордиться тем, что сделали. Конечно, мы в Германии не такие шлюхи, как вы, но мы уважаем любоф!

Шеф (удрученно). «Любоф»! Вам, фрейлейн, нужно было в словаре справиться. Туда же, «любоф»!

Труда (кричит заносчиво). Я знаю, вы все его ненавидите! Все! Вы все хотите ему только зла! Никто его не понимает! Никто его не любит! Вы. все думаете только о себе. Только чтобы брать, и никогда о том, чтобы давать. Он вчера лег спать совсем один, больной. Мадам, как всегда, ушла с друзьями. Мадам им никогда не занимается. Девочки пришли ко мне в слезах, что у их отца жар. Что, наверное, нужно сделать укол! У нас в Германии мы все умеем делать уколы. У нас в Германии есть чувство солидарности. Но вы, французы! Вы!

Шеф (раздраженно). Ну, и до чего вы вчера дошли с вашей солидарностью?

Труда. Он лежал, как маленький ребенок. Такой одинокий. Стонал. Тихонько стонал и называл меня своей «маленькой мамочкой». И я его тихонько укачивала, потому что у него очень болела голова. Девочки убежали играть. В этом возрасте дети беззаботны! (Неожиданно кричит.) О, вы все очень черствые, вы все! Вы не можете понять!

Арчибальд, растроганный рассказом Труды, шумно вздыхает.

Шеф (холодно). Нет. Положительно, нет.

Труда исчезает на галерее.

Она еще безнадежней, чем я думал. Добродетель, в довершение ко всему – глупа!.. А еще говорят, будто дело в том, что я пессимист. (Помрачнев, наливает себе вина.)

В этот момент раздается пронзительный крик, похожий на «Леон! Леон! Леон!»

Дюплесси-Морле (поднимает голову, удивленно). Друг мой, у вас живет ручной павлин?

Шеф (просто). Нет, мсье. Это моя жена.